Журнал Двести
Шрифт:
Андрей Чертков
Пятнадцать ответов на тринадцать "неудобных" вопросов, включая два лирических отступления и не считая совершенно случайного эпиграфа
"Отсюда — и ощущение Апокалипсиса всякий раз после очередного поглощения тьмой кумира. Так было после смерти Пушкина ("Солнце русской поэзии закатилось…" Это при живых-то Жуковском, Боратынском, не говоря уж о Лермонтове, Тютчеве!). Достоевского, которого хоронили как последнего пророка, Толстого ("Вот умрет Толстой, и все пойдет к черту"). И кто говорил? Не Чертков какой-нибудь, а Чехов! Впрочем, действительно "все пошло к черту", но не потому, что умер Толстой, а потому, что у нас не было великой национальной культуры — были лишь великие писатели".
Прежде
Лирическое отступление первое, длинное.
Признаюсь откровенно: я человек недалекий. Там, где другие видят коварный заговор, я вижу лишь дурацкое стечение обстоятельств. Где другие видят злой умысел, я вижу лишь досадную оплошность. Именно поэтому я считаю, что конфликт, возникший на "Интерпрессконе" вокруг премии "Странник" и доклада Андрея Столярова и который вот-вот может перерасти в настоящую войну, на самом деле не имеет под собой никакого идеологического, мировоззренческого основания, которое могло бы эту войну оправдать. Кстати, именно это обстоятельство и отличает нынешний конфликт от той "войны", которая велась несколько лет назад между нами — фэндомом и писателями "стругацковского" направления — и так называемыми "молодогвардейцами". Та война была одной из форм сопротивления тоталитарному строю, ибо противоположная сторона баррикады была одним из оплотов "империи зла": мало того, что была представлена плохой, бездарной фантастикой, так еще и впрямую ассоциировалась с КПСС, КГБ, цензурой и другими атрибутами режима.
Впрочем, та война давно закончилась — и закончилась она не так, как обычно заканчиваются все войны — не победой одной из сторон с выплатой соответствующих контрибуций другой, и не временным перемирием, дабы стороны могли произвести перегруппировку сил. Нет, она закончилась ничем, просто пшиком — вчерашние противники волею судеб оказались в разных измерениях, и теперь каждый имеет полное право считать, что это именно он потерпел победу — или одержал поражение. То, что по-прежнему издаются и, возможно, раскупаются (сие мне неизвестно: нет точных цифр — следовательно, нет доказательств) книги Павлова, Гуляковского, Щербакова и таких графоманов нового разлива, как Петухов и Малышев (которых тоже почему-то причисляют к "молодогвардейцам") для меня ровным счетом ничего не значит. Пусть их, как говорится — на вкус и цвет читателей нет, а графоманов и неумных издателей на наш век хватит.
К сожалению, кое-кто из коллег-писателей и коллег-фэнов, бывших ранее (и всегда) по эту сторону баррикады, никак не может остановиться в своей воинственной инерции. Если реальный враг исчез бесследно в другом измерении — что ж, найдем себе нового врага — в нашем. И находят.
Ладно, не будем засорять себе голову художественными образами, а перейдем к самой что ни на есть суровой правде жизни. Попытаюсь описать ситуацию так, как вижу ее я, человек недалекий и совсем не драчливый. Однако, прошу прощения, конкретные фамилии при этом называть воздержусь. Еще побьют.
Итак, один хороший писатель (и, кстати, мой хороший друг) делает на "Интерпрессконе" доклад о том, что такое плохая литература и что такое литература хорошая — и почему между ними не может быть вечного мира. Доклад, на мой взгляд, содержит в равной степени как положения спорные, так и бесспорные — однако дело, в общем, не в нем самом, а в сопутствующих обстоятельствах. Обстоятельства эти таковы, что накануне автор доклада получил некую литературную премию, при вручении которой произошел целый ряд досадных — и, видимо, неприятных для многих из присутствующих — накладок и недоразумений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что во время прений по докладу другой хороший писатель (и тоже мой хороший друг), который премии не получил и почему-то уверовал, что не получит ее никогда, выступает с резким возражением, что доклад в корне неверен и вообще — если все это так, то он, имярек, — писатель плохой. Или, точнее — посредственный (такая, кажется, была формулировка). Наконец, третий хороший писатель (и опять-таки мой хороший друг) начинает откровенно переходить на личности, поминая при этом всуе семинар, в котором состоят оба ранее выступавших писателя и которым руководит ведущий заседание мэтр. После чего заваривается веселая кутерьма, в которой торты и оплеухи летают уже по поводу и без повода, но которая в отличие от стародавних чаплиновских комедий воспринимается отнюдь без гомерического хохота.
Ладно. "Интерпресскон" заканчивается, однако конфликт на этом не исчерпывается. Два хороших, талантливых редактора (и оба мои хорошие друзья) выпускают один за другим два номера толстого и прекрасно сделанного журнала (только под разными названиями), в котором не наговорившиеся устно полемисты получают полную возможность покидаться друг в друга тортами письменно — во имя свободы слова и на благо будущим историческим исследователям нашего грязного белья. В результате наезды всех на всех приобретают хаотический характер, среди тортов начинается эволюция сродни той, что была описана в рассказе А.Днепрова "Крабы идут по острову", а в некоторых тортах начинают обнаруживаться разной величины булыжники, а также кассетные ядерные боеголовки с блоком самонаведения. В частности, в дискуссию включается четвертый хороший писатель (и снова, черт возьми, мой хороший друг), который пригвождает к позорному столбу не спорные положения пресловутого доклада и не результаты присуждения пресловутой премии, а самого докладчика и лауреата, именуя последнего не иначе как "серый кардинал", "хам" и "карманный писатель с карманной премией" (извините, если слегка напутал в формулировках).
Так вот, с моей сугубо личной точки зрения все это выглядит достаточно неприглядно. И поэтому мне совсем не хочется разбираться, кто прав, кто виноват, и включаться в боевые действия на любой из сторон. Повторю еще раз раз: данный конфликт никакого идеологического стержня в себе не содержит и проистекает главным образом из-за накопившихся личных неприязней, несовпадения личных вкусов и столкновения личных амбиций. Более того — если конфликтующие стороны не наступят на горло собственным песням (и самолюбиям) и будут продолжать в том же духе, вовлекая в свои разборки все новых и новых бойцов, последствия окажутся весьма малоприятные. Не буду вдаваться в подробности — ситуация экстраполируется элементарно. Одно могу сказать наверняка — победителей не будет.
И еще несколько слов о моей собственной позиции. Пользуясь случаем, хочу проинформировать читателей "Двести" о том, что в начале сентября я сложил с себя обязанности ответственного секретаря премии "Странник", а также вышел из состава обеих номинационных комиссий — и "Странника", и "Бронзовой Улитки". Сделал я это не столько из-за того, что так уж сильно повлияла на меня вся эта драчка (хотя и не без того, конечно); главная причина, однако, в том, что со следующего года "Интеркомъ" наконец начинает выходить регулярно — в виде автономного критико-информационного раздела в московском журнале "Если". Для него — и для меня — это означает куда более широкую аудиторию, нежели ранее; следовательно, чтобы объективно освещать события, происходящие сейчас в фантастике, я просто обязан дистанцироваться от любых официальных и полуофициальных организаций, которые эти события производят. Элементарная журналистская этика, не более того.
Лирическое отступление второе, короткое.
Готовя свои ответы, я перечитал еще раз письма в "А"-номере журнала "Двести" и обратил внимание на одно обстоятельство, которое раньше от меня ускользнуло, а теперь буквально бросилось в глаза. И именно это обстоятельство, как мне кажется, сильно повлияло на раздувание нынешнего конфликта. Ведь какое письмо ни возьми — вовсе не о "Страннике" оно и не о Столярове. Это лишь повод. Авторы писем, говоря вроде бы о проблемах фантастики, на самом деле просто стравливают пар, сбрасывают напряжение, накопившееся от нашей нынешней дурацкой жизни со всеми ее такими неуютными проблемами. К сожалению, напряжение свое они сбрасывают не куда-нибудь на сторону, в безопасное место, а друг на друга. Именно поэтому Р.Арбитман наезжает на А.Свиридова с А.Приваловым, П.Вязников и С.Логинов — на А.Столярова, А.Больных — на Б.Н.Стругацкого, В.Казаков — на премию "Странник", Б.Штерн на коллег из бывшей метрополии, В.Окулов — на столичных фэнов, А.Лазарчук на фэндом в целом, а Н.Горнов — на А.Черткова.
На последнем наезде вынужден остановиться особо — понятное дело, почему. Хотя скажу честно — не очень мне этого хочется. Не вижу смысла подымать брошенную на пол перчатку на потеху охочей до скандалов публики. И в то же время — оставлять ее без внимания вовсе, наверное, тоже неправильно. Поэтому в двух словах.
Я думаю, нынешнее черное состояние души Николая Горнова объясняется просто. Вернувшись из Николаева в свой родной Омск, он с ходу погрузился в удушливые пучины бизнеса, унаследованного им от Павлова-младшего — со всеми его долгами, просроченными кредитами и бандитскими наездами. Это вам не "Страж-птицу" выпускать. Естественно, что Коля попытался найти точку опору, чтобы перевернуть Землю — прежде всего среди друзей-фэнов. Звонил он и мне: не может ли "TF" разместить какие-нибудь из своих заказов в омских типографиях? Я обещал выяснить ситуацию. Но ничего положительного для Горнова не выяснил. И Коля, видимо, обиделся: Чертков, мол, мэн крутой, в Питере прочно обосновался, кучу книг издал, миллионами, должно быть, ворочает, а старому товарищу помочь не хочет. Ну как ты ему объяснишь, что никаких миллионов я и в глаза не видел, особого влияния на финансово-производственную деятельность фирмы не имею, а живу на достаточно скромную зарплату, которую получаю за то, что работаю с текстами и их авторами? Не более того. Фирма же наша в данный момент не имеет возможность размещать какие-либо заказы в Сибири. И устраивать вокруг этого обстоятельства мальчишеские обиды ("руки подам — не подам") не только не имеет смысла, но просто глупо.