Журнал Двести
Шрифт:
"Гравилет" получил премию исключительно потому, что заслужил ее, никакие интриги не были тому причиной. Может быть я двоих-троих (пусть даже пятерых) переубедил в своей правоте. Но ведь не запрещено никому было убеждать и против "Гравилета" — даже специальные официальные часы мы этому отвели.
Я понимаю, что Андрей Геннадиевич Лазарчук может затаить на меня обиду — разница в голосах оказалась очень невелика (но ведь можно сказать, что Бережной убедил всех присутствовавших на агитации, а то бы они…). Более того, не ощущая за собой вины, я чувствую себя виноватым перед Лазарчуком. Я дважды перечитывал "Иное небо" — классная вещь, еще неоднократно буду перечитывать, слов нет. Но ведь перевернул-то все в моей душе и заставил страдать не понарошку "Гравилет "Цесаревич", черт побери!
Естественно, мне очень бы хотелось, чтобы премия "Интерпресскона"
Но я принимаю, все упреки в свой адрес. Виноват. И очень сожалею, что все так получилось. Нет, не что "Гравилет" победил, так и должно было быть. Но лучше бы было, если бы все сами прочитали, и не надо было бы ничего никому разъяснять.
В любом случае, дабы не повторялось подобное, я торжественно обещаю: ни по одному из произведений списка во время "Интерпресскона" никто от меня ни слова не услышит, даже если очень попросит. Естественно, как читатель я не собираюсь отказываться от душевной потребности обсуждать прочитанное на кухне с друзьями — но, как частное лицо. Более того, чтобы на страницах "Двести" печатать обсуждения и по возможности произведения списка, я вышел из номинационной комиссии.
Мне как-то все непросто привыкнуть к мысли, что меня рассматривают как должностное лицо, имеющее власть. Недавно оргкомитет "Интерпресскона" заседал, образовали Совет, куда вошли Сидорович, Б.Н. и ваш покорный слуга. И сразу был задан вопрос: кто будет обладать властью приглашать или не приглашать на "Интерпресскон". Да, эти трое. Да, у меня появилась с Сидором такая власть. Но я не стремился к ней. И видит бог, я никогда никому не отказывал, если кто-то искренне работает на фантастику. Все, кто каким-то образом вышли на нас Сидоровичем ПРИГЛАШЕНИЯ ПОЛУЧИЛИ. Не вижу, почему это должно измениться.
А "Гравилет "Цесаревич" — лучшее из прочитанного мною не только в прошлом году, но и в прошлой пятилетке. Вот только когда Вячеслав Михайлович, следующее произведение напишет? — тоскует душа поклонника.
Андрей Николаев, 5 октября 1994 г.
Борис Завгородний (Волгоград):
Даже не знаю с чего начать. Наверное с главного — и любимого и больного, и интересного, и надоевшего.
МАЛЬВИНА: Итак, начинаем урок. У вас два яблока. Предположим, что вы отдали одно яблоко Некто. Сколько у вас осталось яблок?
БУРАТИНО: Два.
МАЛЬВИНА: Почему же два? Ведь вы же отдали одно яблоко Некто.
БУРАТИНО: А я не отдам одно яблоко Некто, хоть он дерись!
Комментарии, по-моему, излишни. Хотя именно как комментарии и комментарии к комментариям я и задумывал свой ответ "Интерпресскону", а точнее, "Сидоркону-Оберхаму" и "Двести". "Сидоркон-Оберхам" удалось прочесть будучи, на Комариной Плеши, а "Двести" прямо в гранках на квартире у Николаева.
Сережа, Андрей, вы бы видели, как все рвали ваш журнал из рук друг друга — АТАС! Читали запоем (как не всякой "Массандре" приснится) и спорили-спорили, ругая кого нужно, хваля кого не нужно. Вполне адекватно, короче. И даже забыли на время споры по свежим номерам "Черного Баклана", так кто-то образно назвал на Плеши "Страж-Птицу".
Мои же комментарии ко всему происходящему и описанному в журналах, просты и незатейливы: больше премий. И хороших и разных. И пусть никто не уйдет обиженным! Литературная война? Как интере-е-есно! Но небольшой логическо-фантастический экскурс в будущее и старый лозунг: "Есть человек, есть проблема…"
Неохота…
А в общем-то, в литературном мире это всегда было, есть и будет, только не столь эпатажно называется: дискуссии, конференции, открытые письма и так далее. Интересно, право! Война! Она конечно приносит и славу и почет и награды, но ведь бывает и наоборот?! А бывает и ваще смешно. Ты воюешь, а с тобой — нет. Каково? Но в любом случае интересно — задевает, бодрит, кровь горячит. Интересно-то как жить, братцы!
Кстати, неприятное известие всем тем, кто похоронил ВТО. ВТО жив! И именно сейчас проводит свой семинар. И книги издают мал-мала. Так что слухи, как обычно, преувеличены. Все очень просто и слава Богу. Они перестали быть первыми и единственными и книги ихние сейчас равные среди равных, затерялись в книжных развалах. Но если так хочется, ищите и обрящете. Если хочется.
Приятно было узнать о Нике Перумове — человеке и писателе. Я-то по простоте душевной тоже думал, не человек это — псевдоним. А он — экую глыбищу наваял! Кстати, Коля (можно так? если нет — срочно пиши в номер), вот тебе анекдот: Стоим этак мы в Киеве на книжном рынке, немного торгуем-спекулируем НФ, клиент как обычно не идет, а значит — треплемся о ней, НФ родимой. В частности, о романе Перумова — какое, мол, издание лучше: Ставропольское, или "Северо-Западное", почему они так отличаются и не ранняя ли версия опубликована в одном из этих изданий? Как вдруг некто из толпы влез в наш разговор и эдак безапелляционно заявляет: "Ну это-то как раз понятно, почему тексты издания отличаются — разные переводы, разные переводчики…" Смеялись долго. При расставании же сказали многозначительно: "Эх, серота, мы-то знаем кто за этим апсердонимом скрывается". Что же касается обвинения покушения на Святыню, то был у меня один интересный случай. Познакомился с Таисией Иосифовной Ефремовой (давно мечтал), сижу пью чай. Беседую. Сидят двое каких-то членов из комиссии по литературному наследию Ивана Антоновича. И вдруг — открывается дверь и заходит роскошный такой котяра. Усы торчком, хвост трубой. Класс! Я ему "кис-кис" — ноль эмоций. Ничтоже сумнящеся беру его за шкирку и к себе на колени. Ноль эмоций! Кот — стоик! Но как зашипели на меня члены по литературному и так далее… Боже! Как вы можете?! Ведь это кот, которого знал и любил Иван Антонович! Святыня! И тому подобное… Испугался я. Задумался. Что же я сделал на самом деле не так? Вопросил взглядом Таисию Иосифовну, не высказанный вопрос и просьба простить были в моих глазах. А Таисия Иосифовна добро улыбнулась, этак небрежно махнула ладошкой в сторону членов комиссии и сказала: "Ах, оставьте!". Но кот-то, кот — молодчага, так и лежал на моих коленях и даже, мнится мне, мурлыкал. Так что люди, как и коты — разные бывают. Вот Саша Силецкий как-то рассказывал: Давно это было. Проснулся на сеновале и глазам не верит. Раннее утро, луг, а по нему бегут и в росе ноги мочат голые девушки. Догнал, спросил. Оказывается — последовательницы учения Ефремова. Не знаю, до сих пор ли они там и бегают. Скорее всего нет — давно это было, очень давно.
Наталье Резановой: окрошка — это хорошо и вкусно. Был в Болгарии, угощали тараторкой. Это болгарские огурцы, порезанные естественно, и залитые ихним же болгарским кефиром. Неплохо, точно. Но колбасы не хватает! И яиц! И лука! Было бы вкуснее.
Вадиму Казакову: у Жени Лукина есть стихотворение. Все не помню. Начало, да: "Беспощаден и короток суд, убиенную книгу несут, эпилогом вперед…" А, в общем, ты, Вадим, прав. Публика все это действие восприняла излишне серьезно, как известную картину "Закат солнца вручную". А мне понравилось. И девушки были хороши — только излишне одеты, и премия хороша — большая, увесистая. И мой "мерзавчик" хоть и мал, но я им горжусь и всем показываю.
Всем: письма интересные, читал с удовольствием. Иногда излишне резкие, но не судья я. Понравились сравнения, эпитеты в "Двести": "Жук-короед", "дуб идеальный". Свежо! Или "тэйблом по рангам". "Ква-ква-лифицированный читатель". Или "волны в фантастике". Скажем: "ментовская волна фантастики". Не верите? Решайте сами: Брайдер, Руденко, Синякин, Першанин, Темнов…
И еще. Было так: Пью предпоследнюю стопку, гляжу в окно — прощаясь с Родиной, жму Гришке (это — рыбка) плавник и отдаю ей последний кусочек колбаски. И приходит Лукин. И вручает тринадцать неудобных ответов редакторам журнала "Двести". Ведь я снова еду в Питер — это не почта, это надежней. Женя зачитывает неудобные вопросы и свои неудобные ответы. Выпиваем, закусываем, смеемся. Даже Гришка (поверьте — правда) своими, ей доступными способами солидарна с нами — то встанет свечкой, то наоборот, красота! Серьезная рыба Гришка — и воспитана в строгости и любви к фантастам! А я уже еду — две длинных ночи и долгий день — в Питер. И думаю, думаю над тринадцатью неудобными вопросами: Что такое Фэндом? Ну, Сережа, Андрюша, право — более неудобного вопроса трудно придумать! Не знаю! Это я, это мои друзья, это книги, это моя Гришка наконец! И это моя жизнь! Вот привез я в Питер, в надежде найти доброго переводчика, одну (только одну!) книгу написанную доктором медицины и называемую "Мир фэнзинов". А ведь таких книг тьмы и тьмы! Может быть там есть ответ?