Журнал «Если», 1993 № 10

Лем Станислав

Маркель вздрогнул. Он взглянул на девушку, неуловимым движением вскочившую на ноги и оказавшуюся подле Каллерти. Тот улыбнулся.

— Понимаю. Ведь я сам прошел все это… Возможно, сегодня ночью у вас возникнет на первых порах… что-то вроде непреодолимого отвращения. Вам захочется спастись бегством, чтобы не видеть и не слышать ничего… Но вы обязательно вернетесь, как в свое время вернулся я. И в конце концов вы поймете, что настоящие представители человечества на Афродите — это мы. Могущество человека во многом зависит от его способности приспосабливаться. Звезды постоянно стремятся подчинить его, но он сохранит и упрочит свою власть. Люди на Земле поймут это, пусть позже, чем мы, но непременно поймут. И тогда, может быть,

они перестанут сражаться друг с другом за миры, которые и так уже принадлежат им, правда, совсем по-другому, чем они думают.

Сказав это, Иероним Каллерти вышел из комнаты. И девушка склонилась над Маркелем. И он посмотрел на кристаллический кубик и закрыл глаза, надеясь услышать голос, которого не было, которого так долго не было…

6

Он летел вместе с Сейли между жгучими солнцами страсти по странным орбитам наслаждения, пока постепенно все они не слились в одну пылающую точку, осветив при этом всю его душу, и он понял тогда, что держит в объятиях… Клэр. И что он может взять у нее все, и что она способна подарить ему все, что только доступно его воображению.

Случайно открыв глаза, он увидел, что их было больше, чем двое. Рядом с ними находилось удивительное существо, поддерживавшее их наслаждение на невероятном уровне, многократно усиливавшее его. Он понял, что с ним вместе не Клэр, а девушка, и тогда инстинкт заставил его обратиться в бегство, как и предупреждал Каллерти. Он рванулся в никуда… и тут же замер в сумраке, пропитанном странным ароматом, а затем медленно вернулся в комнату, как и предупреждал Каллерти.

Он остановился на пороге. Девушка сидела на полу и внимательно смотрела на него, и в ее взгляде смешались испуг и жалость. Существо не шевелилось. Ему почудилось, что оно испытывает те же чувства, что и Сейли. Что оно немного испугано его резкостью, но в то же время понимает и сочувствует его горю. Оно выглядело, как громадный бархатистый лист, частью охватывавший бедро девушки, а частью закрывавший то место, где он лежал перед тем, как обратиться в бегство.

— Тот, кто пришел, боится? — спросила девушка.

Он опустился на землю рядом с ней, даже не

взглянув на едва шевельнувшийся лист. Склонившись над девушкой, он вспомнил ее имя: Клэр.

И в это мгновение в его мозгу раздался голос:

— Ги… Вот уже неделя, как ты улетел, и мне сказали, что я могу отправить тебе первое послание. Оно должно дойти до тебя, когда ты уже будешь на Афродите. О, Ги! Ты слышишь меня?

Но она уже была рядом, она была вокруг него. Ничто иное уже не имело никакого значения. Над ними снова запылали жгучие солнца и стали вращаться вокруг них, опаляя неземным жаром…

— Ги… Мы не должны были принимать это предложение. Я не знаю, смогу ли я, хватит ли у меня мужества выдержать… прождать все эти годы…

Перевел с французского Игорь НАЙДЕНКОВ.

Валерий Петухов,

кандидат психологических наук

ВЫДУМАННАЯ БЫЛЬ

Человек сочинил себе возлюбленную, с которой ему легко и хорошо, и отказался от реальной любящей женщины с ее проблемами, претензиями, надеждами… Такое, разумеется, встречается не только в фантастике. Воображение — важная часть полноценной духовной жизни человека; но почему обычные, «нормальные» люди иногда вовсе отворачиваются от существующего мира, предпочитая ему придуманный? Насколько каждый из нас способен смотреть в лицо реальности и решать действительные, а не мнимые проблемы? Все эти вопросы — лишь верхушка айсберга, целого комплекса проблем, связанных с развитием личности. Мир личности подлинной и мнимой, свобода, счастье, фантазии, которые не обогащают жизнь, а подменяют ее — тема размышлений психолога В. Петухова.

У ход от мира в поисках счастья — ненастоящего, «суррогатного» счастья… Эта проблема активно обсуждается с конца прошлого — начала нынешнего века. На мой взгляд, интерес к ней связан с глобальными изменениями политической карты мира, с распадом великих империй. Разрушалось традиционное общество, а с ним теряли смысл веками наработанные стереотипы поведения, как никогда, требовалась самостоятельность в принятии нетривиальных решений. Люди пытались освоить мир, который сами же изменили. Не случайно крупнейший психолог нашего времени Зигмунд Фрейд появился именно там и тогда: в Австро-Венгерской империи начала века.

ГОРЬКАЯ КОНФЕТА

Вот знаменитый опыт. На стул усаживается ребенок лет трех, а далеко от него на стуле лежит конфета, которую можно и нужно взять, но не вставая со стула. Конфета — один мотив, она вкусная, замечательная, ее хочется съесть. Но вставать со стула запрещено. Некоторое время спустя взрослый выходит из комнаты как бы по делу, и через полупрозрачное стекло наблюдает за ребенком. В какой- то момент тот, не выдержав, резко встает, хватает конфету и садится. Взрослый возвращается. «Ну, достал конфету, все в порядке?» — «Да». — «Со стула вставал?» — «Нет…» — «Ну, молодец, можешь съесть».

И тогда может возникать феномен «горькой» конфеты. Ребенок кладет ее в рот, она сладкая, и плачет, потому что награда незаслуженная. Буквально словами отечественного психолога А.Н.Леонтьева, «она оказалась горькой по личностному смыслу».

В психологии слово «личность» употребляют в широком и узком значении. «Природный» человек с его свойствами и особенностями, присущими биологическому роду Homo sa piens , становится личностью, когда входит в общество, узнает его правила и запреты (обычно это бывает в возрасте от трех до пяти); ребенка постоянно опекают, хвалят и поощряют за соблюдение правил-, наказывают за их нарушение. Он узнает, что такое «хорошо» и что такое «плохо» с точки зрения общепринятых норм, и это знание закрепляется в старшем дошкольном возрасте, в ролевых играх (таких, как «дочки-матери»). Ребенок сталкивается с культурным запретом на уровне бытовых требований не причинять зло другим людям, не подглядывать, не брать без разрешения чужие вещи, переходить улицу только на зеленый свет и т. д.

В обществе с устоявшимися традициями этого бывает вполне достаточно, чтобы благополучно и достойно, «как у людей» пройти отмеренный жизненный путь. Допустим, в средневековой общине почти все предопределено тем, в какой семье ребенок появился на свет; он сам лишь участвует в «выборе» профессии и подруги жизни.

Но, словами уже упоминавшегося А.Н.Леонтьева, «личность рождается дважды». И если первое рождение, о чем мы только что говорили, проходит под непрерывным контролем взрослого — в опыте он «находится в комнате», то родиться второй раз гораздо сложнее: надо состояться как духовное, культурное «я».

Вышеописанный классический опыт предлагает выбор между культурным запретом и собственными природными желаниями. Это и дает возможность личностного развития — процесса, который, надо сказать, никогда не бывает «приятным». Напротив, подобная ситуация всегда переживается как боль, страх, гнев, отвращение и остается непонятной.

Итак, личность в узком, более точном смысле начинается с необходимости выбора в ситуации, когда исход не определен.

Это происходит (если происходит) в подростковом возрасте. Подростку уже мало знать, что «хорошо» или «плохо», нужно понять — почему. Он подвергает культурные запреты испытанию и критике, отказываясь от опеки, пытается действовать самостоятельно (это ярко проявляется внешне, в необычной манере одеваться, прическе, необоснованных дерзостях в разговоре со взрослыми и т. д.).