Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
— Ты был несравненным воином, — сказал Кровавый король. — Я воздаю тебе честь!
— Ты отрубил мне руку!
— Твоя кисть висела на одном сухожилии. Ее нельзя было спасти.
Гриста заставил себя встать, зашатался, потом огляделся вокруг.
Поле усеивали трупы, а между ними бродили сакские женщины, разыскивая тела любимых и близких.
— Зачем ты меня пощадил? — крикнул Гриста, оборачиваясь к королю.
Но тот лишь улыбнулся и, окруженный своими телохранителями, направился к алому шатру за полем у журчащего ручья.
Гриста перевел взгляд.
Перед ним, опираясь на покрытый искусной резьбой костыль, стоял британец средних лет с клочковатой серебристой бородой. Гриста заметил, что его левая ступня неестественно вывернута. Незнакомец протянул Гристе руку, но сакс словно не заметил ее и поднялся на ноги сам.
— Король иногда следует своим предчувствиям, — мягко сказал хромой.
— Ты из племен? — спросил Гриста.
— Бригант.
— Так почему ты служишь римлянину?
— Потому что эта земля — его, и он — эта земля. Меня зовут Прасамаккус.
— Так значит я жив из-за каприза короля.
— Да. Я был с ним, когда ты ринулся на стену щитов. Безрассудный поступок.
— И что он намерен сделать с нами теперь? Продать в рабство?
— По-моему, он намерен оставить вас жить в мире.
— Почему он совершает такую глупость?
Прасамаккус прохромал к валуну и сел на него.
— Он говорит, что и вы тоже — эта земля, — сказал Прасамаккус.
— Он процарствовал десять лет. Он видит, как саксы, и юты, и англы, и готы рождаются на этом Острове Туманов. Они уже больше не вторгшиеся на него враги.
— Неужели он думает, что мы приплыли сюда прислуживать римскому королю?
— Он знает, зачем вы приплыли — грабить, убивать, быстро разбогатеть. Но вы остались обрабатывать поля. Что ты чувствуешь к этой земле?
— Я родился не здесь, Прасамаккус.
Бригант улыбнулся и протянул ему левую руку. Гриста посмотрел на нее, потом взял в свою и пожал, как это делают воины — запястье к запястью.
— Думается, это хорошее первое применение для твоей левой руки.
— Она научится и владеть мечом. Меня зовут Гриста.
И Гриста вспомнил тот день, День Двух Солнц.
От семи тысяч сакских воинов, которые ринулись в сечу с Кровавым королем, остались какие-то одиннадцать сотен. От них Утер потребовал, чтобы они преклонили колени и поклялись Кровавой Клятвой никогда больше не восставать против него. А взамен земля останется их землей, как и раньше, но теперь по закону, а не как добыча завоевателей. И еще он оставил им их собственного короля Вульфира — сына Орсы, сына Хенгиста. Это был смелый ход. Гриста встал на колени вместе с другими в свете утренней зари перед шатром короля и смотрел на Утера рядом с мальчиком, Вульфиром. Тому тогда шел тринадцатый, и регентом назначили Колдера.
Саксы улыбались, хотя и были побеждены: ведь на колени-то они встали не перед победителем, а перед своим верховным вождем.
И Кровавый король прекрасно это знал.
Кровавый король медленно спешился и отдал поводья боевого коня Бальдрику, безмолвному оруженосцу. Повсюду вокруг него валялись трупы, под низко хмурящимся небом кружила черная туча воронья.
Утер снял бронзовый шлем, подставляя лицо прохладному ветру. Как он устал! И гораздо больше, чем позволил бы кому-нибудь догадаться.
— Ты ранен, государь, — сказал Викторин, появляясь из сумрака и тревожно сощурив темные глаза при виде крови, сочащейся из раны над локтем короля.
— Пустяк. Сколько человек мы потеряли?
— Носильщики еще ходят по полю, государь, а лекарю считать некогда. Я думаю, около восьмисот, но, возможно, и меньше.
— Или больше?
— Мы оттесняем врагов к берегу. Может, ты передумаешь и сожжешь их корабли?
— Нет. Без кораблей им некуда будет отступать. И чтобы полностью уничтожить их войско, придется пожертвовать легионом. А у меня нет лишних пяти тысяч людей.
— Разреши, государь, я перевяжу твою рану.
— Да перестань же меня нянчить! Рана закрылась… ну, почти. Погляди на них! — сказал король, указывая на луг между речкой и озером, на сотни изувеченных трупов. — Они пришли ради грабежа. Теперь воронье выклюет им глаза. Но разве это чему-нибудь научит уцелевших? Скажут ли они: «Держитесь подальше от владений Кровавого короля?». Нет, они будут приплывать снова и снова, десятками тысяч!
Викторин снял оперенный шлем, подставляя седые волосы вечернему ветерку.
— Но ты всегда побеждал, государь. Ты стал легендой от Камулодунума до Рима, от Тингиса до Византии — Кровавый король, не знающий поражений. Пойдем, твой шатер готов. Я налью тебе вина.
Шатер короля был поставлен на холме, возвышавшемся над полем битвы. Внутри возле походной постели в жаровне тлели угли. Бальдрик помог ему снять кольчугу, нагрудник и поножи. Король с облегчением растянулся на постели.
— Сегодня я ощутил свой возраст, — сказал он.
— Тебе не следует бросаться в самую сечу. Случайная стрела… неожиданный удар мечом… — Викторин пожал плечами. — Мы… без тебя не выстоим. — Он подал Утеру кубок с вином, разбавленным водой.
Утер сел на постели и отпил половину.
— Бальдрик!
— Слушаю, государь.
— Почисти Меч. И будь осторожен: он перерубает волос.
Бальдрик улыбнулся, поднял огромный Меч Кунобелина и вынес его из шатра. Викторин подождал, пока не вышел оруженосец, потом пододвинул походный табурет и сел рядом с монархом.
— Ты устал, Утер. Поручи подавление мятежа триновантов Гвалчмаю и мне. Теперь, когда готы сокрушены, племена не станут оказывать ожесточенного сопротивления.