Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
— Даже детей? — прошептал Кормак.
— Их всех. Он безжалостен, но дальновиден. Мало кто теперь решится восстать против него.
— Не хочешь ли еще воды?
— Нет. Мне надо отправляться спать. Завтра будет дождь, так предсказывает моя культя. А мне надо выспаться, раз придется дрожать в непогоду.
— Можно один вопрос, Гриста?
— Спрашивай.
— Меня правда родила собака?
Гриста выругался.
— Пойми же, Кормак, ты не сын демона, ручаюсь тебе. Я не знаю, почему тебя оставили в пещере и кто оставил. Но на тропе под обрывом лежало шестеро убитых. И убил их не демон.
— Кто они были такие?
— Закаленные воины, судя по их рубцам. И всех убил один человек — один наводящий ужас человек. Думается мне, то был твой отец, и он получил смертельную рану. Вот почему ты остался там.
— А моя мать?
— Не знаю, малый. Боги знают. Быть может, настанет день, когда они дадут тебе знак. Но ты, Кормак, человек и должен держать спину прямо. Ибо кем бы ни был твой отец, он был человек.
— Я бы хотел, чтобы ты был моим отцом, Гриста.
— Я бы тоже этого хотел. Спокойной ночи, милый.
Глава 2
Король с Гвалчмаем и Викторином вышел на огороженный луг, чтобы посмотреть новых лошадей. Молодой человек, стоявший рядом с хромым Прасамаккусом, впился глазами в легендарного воина.
— Я думал, он выше ростом, — шепнул он, и Прасамаккус улыбнулся.
— Ты думал увидеть великана, которому все мужчины по грудь. Эх, Урс, уж тебе-то следовало знать разницу между живыми людьми и выдумками сказителей.
Светло-серые глаза изучали короля, пока он приближался к ним. Лет сорока на вид, шагал он с уверенной статью человека, ни разу не повстречавшего равного себе. Волосы каштаново-рыжей волной ниспадали на закованные в кольчугу плечи, хотя густая квадратная борода серебрилась проседью. Его спутники были заметно старше: обоим, пожалуй, за пятьдесят. Один, несомненно, римлянин с орлиным носом и глазами, серыми, как железо, а второй заплетал седые волосы в косы по обычаю племен.
— Прекрасный день, — сказал король, словно не заметив молодого человека и обращаясь к Прасамаккусу.
— Да, государь, и лошади, которых ты купил, прекрасны не менее.
— Они все здесь?
— Тридцать пять жеребцов и шестьдесят кобыл. Дозволено ли мне представить принца Урса из дома Меровеев?
Молодой человек поклонился.
— Большая честь для меня, государь.
Король устало улыбнулся и прошел дальше. Он взял Прасамаккуса под руку, и они направились на луг, где остановились возле серого жеребца семнадцати ладоней в холке.
— Сикамбры умеют выращивать лошадей, — заметил Утер, погладив глянцевитый бок.
— У тебя утомленный вид, Утер.
— Он отражает мои чувства. Тринованты вновь разминают мышцы, как и саксы в Срединном краю.
— Когда ты выступишь?
— Завтра. С четырьмя легионами. Я послал Патрея с Восьмым и Пятым, но он потерпел поражение. По донесениям мы потеряли шестьсот человек.
— И среди них Патрея? — спросил Прасамаккус.
— Если нет, то ему придется пожалеть об этом, — отрезал король.
— Он попытался атаковать стену щитов на крутом склоне.
— Как ты четыре дня назад атаковал готов.
— Но я одержал победу!
— Ты всегда побеждаешь, государь.
Утер улыбнулся, и на мгновение Прасамаккус увидел гонимого юношу, с которым судьба свела его четверть века назад. Но тут маска вернулась на лицо короля.
— Что ты скажешь об этом сикамбре? — спросил он, глядя за изгородь на юношу, одетого в черное с головы до ног.
— Мне он напоминает тебя… тогдашнего.
В то давнее время Утер нарек Прасамаккуса Королевским Другом и попросил всегда давать ему откровенные советы. То были дни, когда юный принц прошел сквозь Туман в поисках отцовского меча, сражался с исчадиями Тьмы, с Царицей-Ведьмой, вернул призрачное войско в плотский мир и полюбил девушку с гор, Лейту.
Старый бригант пожал плечами.
— Мы все изменяемся, Утер. Когда в прошлом году умерла моя Хельга, я почувствовал, что из мира исчезла красота.
— Мужчине лучше без любви, — сказал король и вновь начал осматривать лошадей. — Через два-три года наше войско станет лучше, стремительнее. Любой из этих коней по меньшей мере на две ладони выше любого из наших, и они соединяют быстроту с выносливостью.
— Урс явился еще кое с чем, — сказал Прасамаккус. — Идем, тебя это заинтересует.
Король, казалось, усомнился, однако последовал за хромым бригантом к воротам загона.
Там Урс с новым поклоном повел их за хижины пастухов, где во дворе они увидели сооружение из жердей: две изогнутые палки вверху соединялись прямой, имитировавшей лошадиную спину. На нее Урс накинул попону из выдубленной кожи. Спереди он привязал кусок такой же кожи, а затем вернулся к воинам, не спускавшим с него глаз.
— Что, во имя Плутона, это такое? — спросил Викторин.
Урс поднял короткий лук, наложил стрелу на тетиву и плавным движением пустил ее. Она попала в «круп» лошади, но не вонзилась в кожу и упала на землю.
— Дай мне лук, — велел Утер. Оттянув тетиву ровно настолько, чтобы лук не сломался, он отправил стрелу в полет. Она пробила попону и застряла в лошадиной шкуре под ней.
— Взгляни, государь, — сказал Урс, подойдя к «лошади». В шкуру вонзилось лишь острие наконечника. — Коня она только оцарапала бы, но не сразила.
— А лишний вес? — осведомился Викторин.
— Сикамбрийский конь в такой попоне способен нести своего всадника весь день, как и британские боевые кони.