Журнал «Если», 2001 № 10
Шрифт:
А кроме того, раскрыв книгу, вскоре забываешь о всех этих высоких материях и не отрываешься от нее, пока не дойдешь до последней страницы.
Олег Добров
Москва: ACT, 2001. — 560 с. Пер. с англ. Ю. Кряклиной — (Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.
Авантюристка Ливак, этакая достойная наследница Молль Флендерс, и не подозревала, во что вляпалась, когда украла старинную кружку у одного неприятного богача. Жила себе не тужила, промышляла
«Игра воровки» начинается как типичный плутовской роман, но довольно быстро сюжет наполняется фэнтезийной атрибутикой, и далее события идут по канонам литературы «меча и магии», несколько облагороженные, если можно так сказать, трикстериадой героини. Психологическая достоверность характеров персонажей весьма высока. Комичный образ «заигравшегося» мага Азазира не снижает пафоса произведения. Тем более, что ближе к финалу драматизм ситуации нарастает… Но пересказывать сюжет — значит, испортить читателю удовольствие от книги.
Роман «Игра воровки» — весьма добротное произведение. Написано не без изыска, перевод тоже вполне приличен. Вставки-комментарии не раздражают, напротив, они весьма уместны. Приятно радует глаз некое новшество. Впервые в практике издательства в книге помещены цветные вклейки-иллюстрации… Можно приветствовать столь смелое начинание, но только хотелось бы знать — какое отношение именно к этой книге имеет известный художник А.Дубовик? Вероятно, имело бы смысл поместить его иллюстрации в том с обложкой его работы, либо же дать их в конце романа (а не в середине) с небольшим рассказом о художнике? И еще интересно — издательский ли это каприз или выход на новый уровень оформления?
Олег Добров
Москва: ACT, 2001. 656 с. Пер. с англ. Н.И.Виленской
(Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.
Как много разговоров о вымирании научной фантастики и о вытеснении ее фэнтези! Но, видимо, и фэнтези, во всяком случае, фэнтези классических форм, тоже пребывает в пенсионном возрасте. Здесь так же трудно вызвать к жизни искру оригинальности, и даже известным мастерам, добывая «живой огонь», приходится с яростью бить извилиной об извилину, словно кремнем о кремень. Но в абсолютном большинстве случаев происходит очередное встряхивание калейдоскопа: набор сюжетных и антуражных деталек, естественно присущих фэнтези, выстраивается в новую конфигурацию, не более того.
К таким романам относится и «Пещера черного льда». Тут есть полная обойма фэнтезийных «стекляшек»: древняя кровь, почти иссякшая в потомках, еще более древнее зло, которому надобно вырваться из ловушки, магия, используемая почти всегда в качестве оружия, мечи, стрелы, боевые молоты в подобающих количествах, портал между мирами, память древних империй, невесть куда сгинувших, и, конечно же, квест. Собственно, путешествий в романе несколько. Они напоминают отдельные ходы и целые комбинации шахматной партии. Наконец, одна из комбинаций становится центральной…
При всем том роман Джулии Джонс — это, что называется, качественная работа. Книгу отличает необыкновенное правдоподобие и продуманность бытописи. Очень хорошо представлены обычаи разных народов, их одежда, способы ведения боевых действий. Очевидны этнографические и культурологические знания автора. Графически четко вычерчена история целых стран. В этом смысле
Несколько затруднительно продираться сквозь дебри перевода: «тело Тариссы продолжало сокращаться» (о родах), «пальцы торчали под одеялом…», «шелест пальцев, скользящих по шелку» и т. п. В конце романа очевидна сюжетная недосказанность, видно, будет продолжение… еще один поворот все того же калейдоскопа.
Дмитрий Володихин
СПб: Азбука, 2001. — 352 с.
Пер. с англ. Е.Петровой — (Серия «Bibliotheca Stylorum»). 7000 экз.
Писателю, который увлечен фантастикой и в то же время стремится преуспеть в секторе мейнстрима, всегда нелегко. Он вынужден быстро мимикрировать, а то и раздваиваться, чтобы угодить одновременно Сцилле и Харибде. Автор рецензируемой книги решил раздвоиться. Под именем Йэн М.Бэнкс он пишет фантастические романы (кое-что у нас переводилось). А под именем Йэн Бэнкс успешно строит карьеру «настоящего» писателя; эхо его популярности докатилось теперь и до России.
Перед нами настоящий постмодернистский роман. Проявляется это, во-первых, в огромном количестве цитат и заимствований (из литературы, включая НФ, и современной гуманитарной теории). Здесь Джойс пересекается с Дугласом Адамсом, Кафка — с Филипом Диком, а ставшие узниками Замка Дверей ветераны вселенских Терапевтических войн увлечены логическими играми в духе Кэрролла.
Во-вторых, здесь части никогда не складываются в осмысленное целое. Стилистически безупречные фрагменты оказываются не деталями одной головоломки, а разными интерпретациями, принципиально несводимыми друг к другу. И в-третьих, роман отличается саморефлексией: его главный мотив сам становится предметом художественного анализа. Анатомируя вымысел, Бэнкс рисует образы «жертв научной фантастики», которые увлечены собственными фантазмами и только через них могут интерпретировать реальность.
С одной стороны, реальности вроде бы нет, это лишь наведенная галлюцинация (авторство этого тезиса ошибочно приписывают В.Пелевину). С другой, она несомненно есть за пределами вымысла — реальность прорывается в художественном изображении юности и старости, любви, процедур социализации (именно этим мейнстрим отличается от фантастики, увлеченно разрабатывающей чистый вымысел). С третьей стороны, размноженная в фальшивых отражениях реальность бесчеловечна — и сознание с охотой продуцирует новые вымыслы, чтобы прикрыться ими как щитом. Умение объединить в одном тексте примитивные сентенции и сложность современной культуры — наверное, это и вывело Бэнкса в «авангард нового британского романа».
Сергей Некрасов
Крупный план
Олег Добров
САМЫЙ ПРЕДАННЫЙ УЧЕНИК
В прошлом тысячелетии кто-то из обозревателей фантастики сетовал на то, что такие трудно переводимые авторы, как, например, Гай Кей, вряд ли в обозримом будущем попадут в поле зрения издателей, озабоченных, как правило, выпуском легкого и быстро распродаваемого чтива. Ситуация на книжном рынке тогда, казалось, подтверждала это мрачное пророчество. прошлом тысячелетии кто-то из обозревателей фантастики сетовал на то, что такие трудно переводимые авторы, как, например, Гай Кей, вряд ли в обозримом будущем попадут в поле зрения издателей, озабоченных, как правило, выпуском легкого и быстро распродаваемого чтива. Ситуация на книжном рынке тогда, казалось, подтверждала это мрачное пророчество.