Журнал «Если», 2001 № 10
Шрифт:
Но не прошло и трех-четырех лет, как издательство «ЭКСМО» выпустило «хит» Кея, роман «Тигана» [7] , а затем и более ранние «Хроники Фьонавара», блестяще опровергнув пессимистов.
Трилогию «Гобеленов» (в подлиннике — «The Fionavar Tapestry») составили романы «Древо Жизни», «Блуждающий огонь» и «Самая темная дорога».
Завязка повествования традиционна — герои «приглашаются» в иной мир, Фьонавар, чтобы спасти его от козней злых сил в лице темного властелина Ракота Могрима, который вырвался из своей подземной темницы. Героев пятеро — Пол Шафер, Дейв Мартынюк, Кевин Лэйн, Дженнифер Лоуэлл и Ким Форд. Каждому из них предстоит пройти свою дорогу подвигов и страданий, уподобиться божеству и пасть в грязь ничтожным червем… Пересказывать эпопею невозможно, да и бессмысленно. Богатое, можно даже сказать — феерическое воображение автора
7
См. рецензию в «Если» № 8, 2000 г.
Каждому из героев суждено прикоснуться к тем или иным силам, стать проводником их воли. Любопытно, что в книгах многих авторов протагонисты наделяются божественными свойствами ближе к финалу, как бы в награду за добродетель, мужество и иные качества. У Кея они практически сразу по прибытии в Фьонавар становятся чуть ли не воплощениями божеств. Но радости от этого не испытывают.
Сцены испытаний героев корнями уходят в кельтскую и скандинавскую мифологии. Так, например, сцена мучений Пола на Древе Жизни не только воспроизводит кельтские ритуалы страданий бога Пуйла, но и ассоциируется с муками Вотана-Одина на ясене Иггдрасиль. Муки и страдания, которые героям приходится испытать, с лихвой перевешивают краткие мгновения радости от преодоления очередных препятствий. Победы слишком похожи на поражения, исход битвы неясен до самого конца…
Стоит заметить, что, в отличие от американских авторов, канадец Кей не выводит в своих романах персонажей, озабоченных мелкими комплексами. Личностям героев свойственен некий надрыв, вообще-то характерный для российской художественной словесности. Миссия их раскрывается не сразу; порой даже не вполне ясно, кого олицетворяет тот или иной персонаж. Так, поначалу казалось, что сюжетная функция Дженнифер, которую изнасиловал повелитель темных сил Ракот, заключается лишь в том, чтобы родить злосчастного Дариена, их сына. Но вот во Фьонаваре появляется некий воитель, герой всех времен и народов, имя которого — Артур, и повествование наполняется новым смыслом. Явление сэра Ланселота становится неизбежным, их непростые взаимоотношения только усугубляют психологизм коллизии из-за Дженнифер — Гиневры.
Надо сказать, что это всего лишь одна из многочисленных сюжетных линий. Чего стоит трогательная история принца Дьярмуда и прекрасной Шарры!..
А хэппи-энд, дань жанру, несколько омрачен… но об этом умолчим.
В издательской аннотации к трилогии Гай Кей назван «самым преданным учеником» Толкина. Действительно, на первый взгляд, влияние Профессора чувствуется во многом, особенно в «Древе Жизни», романе, открывающем эпопею. Но в «Блуждающем огне» и, особенно, в «Самой темной дороге» фэнтезийная атрибутика отходит на дальний план, героический пафос уступает место высокой трагедии. Тем не менее Кея действительно можно назвать самым преданным учеником, и вот почему…
Во-первых, его творчество если и отталкивается от произведений Дж. Р.Р.Толкина, то оно ни в коей мере не является эпигонским, подражательным; в романах Кея нет заимствований, прямых или косвенных. Многие пытались с большим или меньшим успехом «продолжать и дописывать» Толкина, но клеймо вторичности горит на их челе. Кей избежал этой участи. Что ему помогло — мастерство, чувство меры и отменный вкус? Наверное, это теперь не имеет значения. Другое дело, трилогия является весьма поучительным примером того, как, находясь под впечатлением чужого текста, не перейти грань, отличающую творца от компилятора.
Во-вторых, Гай Кей, работая поначалу в традиции толкиновских текстов, следуя канону, не замыкается в их эстетике и, как принято сейчас говорить, контенте. Даже самый придирчивый знаток творчества Толкина не сможет упрекнуть Кея не только в заимствовании конкретных реалий из саги о Хранителях Кольца, но не найдет у него и сюжетных ходов, воспроизводящих структуру тех или иных фрагментов у Толкина. Можно сказать так: получив творческий импульс, Кей идет дальше и скоро выходит
Олег ДОБРОВ
Сергей Некрасов
ПРОГУЛКА С ФАНТАЗИЯМИ
Вклад Александра Казанцева в отечественную фантастику значителен, как бы ни относились к нему сегодняшние участники литературного процесса. Выход его новой книги для многих стал неожиданностью. Старейший фантаст вновь решил продемонстрировать, как следует расставлять точки над i. Взяв в соавторы сына Никиту, он выпустил двухтомный «мнемонический» роман под названием «Фантаст» (М.: Современник, 2001) — рассказ о себе на фоне эпохи. Текст оказался живым благодаря тому, что автор сам себя делает героем своего, сочинения (хотя и ведет повествование в третьем лице). Точно так же, как раньше он писал об инопланетянах и покорителях Арктики, теперь он рассказал о себе и о тех, с кем ему приходилось встречаться за 95 лет своей жизни. «Очевидец XX века» дает свидетельские показания, настаивая на достоверности фактов и имен. Но именно субъективность подобных заметок делает их по-настоящему интересными.
В романе много хронологических нестыковок. Но это не имеет значения; понятно, что факты здесь специально подогнаны так, чтобы составлять связный и волнующий, полный пафоса рассказ. А вымысел всегда сильнее факта. Вымысел может стать реальностью, если его последовательно придерживаться — таков главный девиз этой книги.
Герой романа Шурик Званцев появился на свет в начале века в полуцивилизованном Акмолинске в семье богатого купца. Мальчик читает много, без разбору, все подряд: с точки зрения подростка, нет различия между приключенческой и научно-популярной литературой — и та, и другая одинаково будят фантазию и стимулируют воображение. Пройдя сквозь бедствия Гражданской войны, он попадает в мир, где мечты становятся реальностью. В стране начинается индустриализация, «век машин». Смекалка, талант и отвага позволяют ему преодолеть препятствия, связанные с неправильным социальным происхождением, и стать инженером — полноправным творцом нового мира. Главный механик металлургического комбината, военный изобретатель, инженер-полковник, которого в шутку именуют «вице-королем Штирии» — вот лишь некоторые этапы его пути.
Мелькают на страницах исторические персонажи: Колчак и Тухачевский, Орджоникидзе и Андропов, А.Н.Толстой и Фадеев. Появляются фигуры знаменитых ученых, герой романа в мыслях видит себя наравне с ними. Капица — вчерашний соперник на конкурсе НФ-сценариев. Ландау, который на обсуждении в издательстве вступается за роман «Пылающий остров». Эйнштейн, выступление которого Званцев слушает на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Нильс Бор, которому он излагает замысел романа «Фаэты».
Критически настроенный читатель мог бы заметить, что Званцев оказался в некоем промежуточном положении между миром науки и миром литературы. Недостаток академического образования не позволяет ему всерьез дружить с фундаментальной наукой, к ней он относится как фантаст-популяризатор, уверенный: «Чтобы понять суть явления, достаточно самых элементарных знаний». Его гипотеза о Тунгусском метеорите и «теория» физического вакуума и сегодня у многих вызывают аллергию. Популяризатор-пропагандист, он приходится не ко двору и в касте литераторов. «А вы все-таки не наш», — говорит ему Паустовский, с чем Званцев не может смириться.
Он сам изобретает литературу, как электрическую пушку или гелиссоидальное литье труб. Это литература вымысла, фантастика — литература крылатой мечты, зовущая молодежь во ВТУЗы и «отвлекающая от темных сторон жизни», морализаторская, пропагандирующая новые изобретения. Ведь именно в этом проявляется и воспитывается «смелость мысли»: в изобретениях, в прямом разоблачении пороков капиталистического общества, в оригинальных шахматных этюдах, которые не дают читательскому уму застояться.
Герой романа — настоящий везунчик. Катастрофы в четырех стихиях, война, комиссии по чистке пролетарских рядов… нет таких преград, которые нельзя было бы преодолеть при помощи вымысла и смелости. Погруженный в мир фантазий, Званцев уверен, что именно они помогают ему выходить сухим из воды и оказываться нужным человеком в нужном месте. Этим фантазиям он посвящает свою жизнь. Разумеется, он всегда интерпретирует факты в свою пользу (и стремится навязать свою интерпретацию окружающим). Как и всякий везучий человек, он не любит неудачников, «пропащих людей», не желает иметь с ними дела. Ведь они сдались, а он продолжает бороться и поэтому побеждает. Он хорошо знает, как нужно вести себя в горшке со сметаной…