Журнал «Если», 2002 № 06
Шрифт:
Взметнулись языки пламени. Земля задрожала. Сталактиты стрелами посыпались вниз.
— Не в том дело, — сказал Джейми. — Я могу менять внешние формы, но реально ничего изменить не способен. Я ведь программа, а программы создаются искусственно. И я — искусственно созданное подобие. Я подделка с фальшивыми органами чувств, которая существует в иллюзорной среде. Я способен взаимодействовать только с другими подделками. Здесь ничто не реально. Я не знаю, как выглядит, как ощущается, каков на вкус реальный мир. Я знаю лишь, что подделки указывают мне, каков должен быть их вкус. И я не могу изменить ни единый из моих параметров,
— Но есть же тут и другие искусственные интеллекты, — сказала Бекка. — Я все время о них слышу.
— Я с ними разговаривал. В большинстве они не очень интересны — словно разговариваешь с собакой или высокоинтеллектуальной микроволновкой. И сюда ушли несколько человек, но взрослых, и они хотят только одного: вырваться отсюда. Некоторые сошли с ума.
Бекка криво улыбнулась.
— А знаешь, как я тебе завидовала! Ты жил в таком чудесном мире! Никакого насилия, никакого дерьма на улицах.
— Integra mens augustissima possesio [28] , — вклинился Цицерон.
— Заткнись! — приказал ему Джейми. — Тоже мне, умник выискался!
Бекка покачала головой.
— Знаешь, я видела старые фильмы, ну, те, где кого-то превращают в компьютерную программу, и не успеешь оглянуться, как он оказывается во всех компьютерах мира и обретает абсолютную власть.
— Я их тоже видел. Ха-ха. Очень смешно. Сразу видно, как люди разбираются в программах.
28
Безупречный ум обладает высочайшим величием (лат.).
— Угу. Сразу видно.
— Я поговорю с мамой, — сказал Джейми.
Глаза мамы наполнились слезами, большие капли поползли по ее щекам и на полпути исчезли. Сканировщики обращали особое внимание на глаза и рты для передачи выражения, но не всегда запечатлевали происходившее в промежутках.
— Прости, — сказала она. — Мы не думали, что так получится.
— Может, вам стоило подумать подольше, — сказал Джейми.
Это не печаль, напомнил он себе снова, а перемещение электронов.
— Ты был таким красивым мальчиком! — Ее нижняя губа задрожала. — Мы не хотели потерять тебя. Нам сказали, что придется подождать всего несколько лет, и они имплантируют твою память клону.
Джейми знал все это наизусть. Знал, что технология сканирования памяти оказалась куда проще ее имплантирования: было установлено, что имплантацию необходимо производить, пока мозг продолжает развиваться. А ограничения человеческого клонирования практически исключали эксперименты, и к тому же группа, начинавшая работу над его программой, давно распалась: кто-то предпочел высокооплачиваемую должность, кто-то ушел на пенсию, кто-то посвятил себя собственным проектам. Знал он, что его отец исчерпал свое влияние в Университете, пытаясь сохранить все, как есть. И что он давным-давно приобрел
На лице мамы ближе к подбородку возникли слезы и закапали с него.
— Ты знаешь, потенциально это может принести огромные деньги. Люди хотят растить идеальных детей. Оберегать их от дурного влияния, предохранять от любых форм насилия.
— А потому они желают контролировать окружение своего ребенка, — вставил Джейми.
— Да. И сделать его безопасным. И здоровым. И…
— Совсем таким, как нормальная семейная жизнь. Ни подгузников, ни срыгиваний, ни замаранных пеленок. Возможность отключаться от ребенка, если родители устали. А затем вы просто загружаете его во взрослое тело, снабжаете дипломом и вышвыриваете из дома. И считаете себя безупречными родителями.
— И еще верующие люди… — мама облизнула губы. — Твой папа ведет переговоры с ними. Они хотят, чтобы их дети росли в обстановке, полностью соответствующей их религиозным убеждениям. Лишенной соблазнов и греха. Ни науки, ни идей, идущих вразрез с их собственными…
— Но папа ведь не религиозен, — возразил Джейми.
— У этих людей есть деньги. Большие деньги.
Мама наклонилась и взяла его руку в свои. Джейми подумал о всех кодах, позволяющих ей сделать это, позволяющих им обоим ощутить прикосновение нереальной плоти к нереальной плоти.
— Конечно, я сделаю то, чего хочешь ты, — пообещала она. — Я не желаю бессмертия, как твой отец. — Она покачала головой. — Но не знаю, что сделает он, когда настанет его черед.
Мир был диском сто метров в поперечнике, заваленным всяким мусором: древнеримские развалины, химеры, свалившиеся со стен замка, разломанная колесница, разбитый колокол. За краем мира небо было черным, непроницаемо черным, без единого облака или звезды.
В центре мира торчало что-то вроде металлического дерева с развилкой, как искореженные руки.
— Эй, Дигит! — сказала Бекка.
Тусклый пульсирующий свет замерцал на металлическом стволе, словно в нем отражался кровавый закат.
— Привет, сестренка, — сказал ствол.
— Ну вот, — сказала Бекка, — теперь мы остались одни.
— Мне поступило извещение об отцовских похоронах. Надеюсь, мое отсутствие никого не шокировало.
— Мне тебя не хватало, Дигит, — вздохнула Бекка. — Хочешь верь, хочешь нет.
— Очень жаль…
Бекка расстроенно пнула какой-то обломок — остатки колпака от старинного миниатюрного автомобиля. Он изменился, когда обрел новое место среди мусора.
— А не можешь ты принять человеческий образ? — спросила она.
— Так было бы легче разговаривать.
— Со всем этим я покончил, — отрезал Джейми. — Пришлось бы восстанавливать слишком многое. Я свел этот мир практически к нулю. Я избавился от своего тела, биения сердца, осязания.
— От всего человеческого, — грустно подытожила Бекка.
Из металлического дерева, точно кровь, засочился тусклый красный свет.
— От всего, кроме снов. Оказывается, сон и сновидения слишком тесно связаны с процессами памяти. Я не могу от них избавиться, не уничтожив заметную часть моего сознания. — Ствол испустил странный бестелесный смех. — Недавно мне приснилась ты. И Цицерон. Мы говорили на латыни.