Журнал «Если», 2002 № 10
Шрифт:
Самое сложное в этой процедуре — вовремя унести ноги. Как нам объяснили, чтобы уберечься от взрыва, следует либо укрыться за каким-нибудь массивным предметом, либо отойти минимум на сотню метров. После включения замедлителя взрывателя у вас есть минуты три, но вся загвоздка в том, что вы не можете просто убежать. Во всяком случае — на Хароне.
Трагедия произошла, когда мы рыли по-настоящему глубокий котлован — из тех, в которых мог бы разместиться жилой подземный бункер. Для этого необходимо было сначала выбить взрывами яму, потом спуститься на дно и заложить новые заряды — и так до тех пор,
Почти все успели пробить по два отверстия — все, кроме меня и еще двоих-троих. Наверное, мы были единственными, кто действительно внимательно следил за происходящим, когда Бованович попала в беду. Все мы находились метрах в двухстах от котлована; мой зрительный преобразователь был включен на четырехкратное усиление, и я ясно видел, как она скрылась за краем котлована. После этого я мог только слышать ее переговоры с Кортесом.
— Я на дне, сержант. — На время этих учений нормальный радиообмен был запрещен; на передачу могли работать только Кортес и обучаемый.
— О’кей. Подойди к центру и сдвинь щебень в сторону. Не спеши. Пока не вынешь чеку, торопиться некуда.
— Я знаю, сержант. — Мы отчетливо слышали негромкий стук попадавших ей под башмак камешков — звук передавался через подошвы на микрофон передатчика. Несколько минут Бованович молчала. Наконец снова раздался ее слегка запыхавшийся голос:
— Щебень убран, я добралась до земли.
— Под тобой камень или лед?
— Камень, сержант. Какая-то необычная порода — чуть зеленоватая.
— Используй малую мощность. Одна и две десятых, рассеивание — четыре.
— Черт побери, сержант, так я буду возиться до второго пришествия!
— Да, зато так безопасней. Эта зеленоватая порода… в ней содержатся кристаллы замороженного водорода. Если нагревать их слишком быстро, камень под тобой начнет взрываться, и тогда… тогда нам придется оставить тебя там, где ты есть, девочка.
— О’кей, мощность — одна и две, рассеивание — четыре. — Край котлована озарился розовыми вспышками лазера.
— Когда углубишься примерно на полметра, поставь рассеивание два.
— Принято. — Вся операция заняла почти семнадцать минут, три из них — на двукратном рассеивании. Могу себе представить, как устала у Бованович рабочая рука.
— Теперь немного отдохни. Когда дно шурфа перестанет светиться, поставь взрыватель на боевой взвод и осторожно опусти в яму. Потом — выходи. Понятно? Выходи спокойно, не торопясь, времени достаточно.
— Я поняла, сержант. Опустить заряд в шурф и выходить… — Голос у Бованович слегка дрожал. Что ж, вполне понятно — ведь не каждый день имеешь дело с тахионной бомбой мощностью в двести микротонн. Несколько минут мы слышали только затрудненное дыхание Бованович.
— Ну вот. Порядок… — Послышался негромкий скрежет соскальзывающего в шурф заряда.
— Теперь отходи. Не беги — у тебя есть целых пять минут.
— Д-да, пять минут… — Ее шаги действительно были равномерными, неторопливыми. Потом, когда Бованович стала карабкаться вверх по склону, характер звуков изменился. Теперь в шорохе и перекатывании камней было что-то лихорадочное. Осталось четыре минуты.
— Черт!.. — Длинный, скрежещущий звук, потом снова стук падающих камней.
— Что случилось, рядовой?
— Черт!.. — Тишина, потом снова: — Черт, черт, черт!..
— Если ты не хочешь, чтобы я тебя пристрелил, отвечай, что случилось!
— Я… Я застряла. Край котлована обвалился и засыпал… Сделайте же что-нибудь! Я не могу двинуться с места! Я не могу…
— Молчать. Как глубоко ты находишься?
— Я не знаю. Я просто не могу пошевелить ногами. Помогите!
— Так пользуйся руками, черт тебя дери! Подтягивайся. Подтягивайся!!! Не забывай — каждой рукой ты можешь легко поднять тонну!
Осталось три минуты.
Бованович перестала ругаться и забормотала что-то на незнакомом языке — должно быть, по-сербски. Ее голос звучал глухо и монотонно. Было слышно, как она кряхтит от усилий и как вниз катятся отдельные камни.
— Я освободилась!
Две минуты.
— Теперь шевелись. Двигайся так быстро, как только сможешь. — Голос Кортеса звучал совершенно спокойно и ровно.
Когда осталось девяносто секунд, мы увидели над краем котлована ее голову в шлеме.
— Теперь беги, девочка, беги изо всех сил!..
Бованович пробежала пять или шесть шагов, упала, проехала немного на животе, вскочила, снова побежала и снова споткнулась и упала. Нам казалось, фигура в скафандре движется достаточно быстро, но Бованович успела пробежать не больше тридцати метров, когда Кортес сказал:
— О’кей, Бованович, теперь упади на землю и замри.
Оставалось всего десять секунд, но Бованович либо не слышала сержанта, либо ей хотелось оставить между собой и котлованом еще хотя бы несколько метров. Поэтому она продолжала бежать, вернее не бежать, а двигаться высокими, беспечными прыжками, словно маленькая девочка на прогулке. Она как раз была в высшей точке очередного прыжка, когда сверкнула молния и раздался гром. Что-то тяжелое ударило Бованович сзади в шею, и обезглавленное тело нелепо закувыркалось, разбрасывая во все стороны черно-красные капли мгновенно замерзшей крови. Упав на землю, они образовали целую дорожку мельчайшей рубиново-алой пыли, и мы старались не наступать на нее, когда собирали камни, чтобы похоронить вымороженное мертвое тело.
Вечером Кортес не стал читать нам своих обычных нравоучений. Он даже не пришел в столовую, когда мы сели ужинать. Мы со своей стороны были предельно вежливы друг с другом, и ни один из нас так и не осмелился заговорить о том, что произошло.
Я лег спать с Роджерс. В ту ночь каждый старался найти себе друга, но она только плакала, да так долго и безутешно, что я тоже не выдержал.
— Огневая группа А — вперед!
Наше отделение неровной линией двинулось к предполагаемому оборонительному сооружению условного противника. Оно находилось примерно в километре впереди, но этот оставшийся километр представлял собой заботливо подготовленную полосу препятствий. Весь лед с нашего пути был убран, поэтому теоретически мы могли бы двигаться достаточно быстро, однако даже после десяти дней тренировок нашим пределом была легкая трусца.