Журнал «Если», 2003 № 06
Шрифт:
Ближайшее кладбище называлось «Лa гape дес мортес», и располагалось всего в четверти мили от музея.
— Что и требовалось доказать, — заметил я, увидев следы взлома на старинных проржавевших воротах кладбища.
— Почему вы так уверены, что все это — мистификация? — спросила Пранг, когда мы пролезли между покореженными прутьями.
— Потому что девяносто семь процентов всех сверхъестественных явлений — грубые мистификации.
— А оставшиеся три процента?
— Хитроумные мистификации.
От ворот в трех направлениях расходились узкие «улицы» между склепами.
— Джек Виллон. Частный детектив по сверхъестественному.
— Убей меня… — произнес мужской голос хриплым сонным шепотом.
— Кто это?
— Дерево…
Щелчок. Гудок.
— Кто это был? — спросила Пранг.
— Мое подозрение, — ответил я, убирая телефон в карман.
На кладбище росло всего одно дерево — огромный дуб, увешанный гирляндами вьюнков. Склеп под ним оказался вскрыт. Взломан. Железная дверь выдрана из петель. Снаружи валялись два безголовых тела, закутанные в прогнившие лохмотья. Они были такие древние и высохшие, что уже не воняли. Головы лежали рядом, уставившись в небо пустыми глазницами.
Но меня интересовали не мертвые тела. Из склепа торчали, нацелясь в небо, две огромные ступни. Каменные и трехпалые.
Мы нашли Энорме.
Сопровождаемый мисс Пранг, я пролез в склеп и потрогал трехпалую ступню, потом короткие толстые ноги — гладкие, как гранит, и холодные, как любой камень.
В склепе стоял полумрак. Статуя лежала на полу между двух вскрытых гробов, откуда, несомненно, и были выброшены тела. Здесь пованивало — не очень сильно, но из-за этого еще более омерзительно. Большие каменные глаза были пусты и смотрели вверх.
Я потрогал волчью морду Энорме. Камень. Холодный мертвый камень.
— И что теперь? — прошептала Пранг.
— Я отыскал вашу собственность. Теперь мы позвоним Уарду и сообщим об этом. Тогда все будет в соответствии с законом.
— Ну, теперь вы верите? — спросила Пранг, когда мы направились к музею, понаблюдав, как подручные Уарда ищут отпечатки пальцев, два кладбищенских работника закрывают склеп, а грузчики из музея запихивают Энорме в к\зов грузовика.
— Нет.
— Древняя статуя оживает в полнолуние. И убивает! Уж если это не сверхъестественное, тогда что?
— А ничего. Нет никакого сверхъестественного. Всему есть естественное, научное и материалистическое объяснение. Вы что, никогда не читали Артура Конан Дойля? Или Эдварда О. Уилсона?
— А я-то думала, вы частный детектив по сверхъестественным явлениям! — воскликнула она, прикурив новую сигарету от трупика ее предшественницы. — Поэтому и наняла вас.
— Мы живем в Нью-Орлеане, — напомнил я. Мы шли следом за грузовиком в сторону музея. Никто не обращал внимания на лежащую в кузове большую каменную горгулью. — У каждого здесь должна быть специализация, и чем причудливее, тем лучше. Кстати, я ведь вернул вам Энорме, не так ли?
— Да, но все это повторится. Прошлой ночью он лишь размялся. А сегодня, кстати, наступит полнолуние.
— Хорошо. Я буду в музее и понаблюдаю за ним. Скажите Уарду, что музей обеспечит собственную охрану.
В кабинете Пранг мы обнаружили дожидающегося
— Бодин, — представился он, протягивая руку. — Лувр.
— Добро пожаловать в Нью-Орлеан, — приветствовала его мисс Пранг. — Что вы можете нам сказать?
— Фотографии оказались интересными, но неубедительными, — сообщил Бодин и продемонстрировал нам приборчик, формой и размером примерно с мой мобильник. — Я проведу квантово-магнитное сканирование и сообщу результат.
К счастью, новые окна еще не успели вставить, поэтому Энорме с помощью крана переместили из грузовика в лабораторию музея и уложили на стол. Уже под вечер рабочие отремонтировали окна и ушли.
Пока Бодин сканировал Энорме, Пранг отправилась за сигаретами. Я воспользовался возможностью и впервые как следует рассмотрел статую, которую меня наняли охранять. Высеченная из какого-то гладкого камня, она бы ничего особенного собой не представляла, если бы не размер — около восьми футов. Уложенная на стол, она уже меньше походила на средневековую горгулью и более соответствовала детским представлениям о монстрах: большие незрячие глаза, короткие руки, толстые ноги с огромными когтями и два ряда каменных «зубов», как у акулы. Статуя напоминала разом и творение майя, и нечто средневеково-европейское, и даже чуточку восточно-индийское. В ней слились черты монстров всего мира, какие только можно вообразить.
Бодин согласился с моей оценкой.
— Ничего особенного, — сказал он. — Не будь она высечена из этого странного камня, который не встречается нигде в Мексике, то не представляла бы совершенно никакого интереса. А ее возраст…
— Возраст?
— Судя по показаниям моего сканера, статуе в ее нынешнем виде почти полмиллиона лет! Разумеется, тут какая-то техническая ошибка — для камня слишком мало, а для произведения искусства слишком много. Сканер сейчас заново калибруют в Париже. — Он поднял приборчик и гордо улыбнулся. — У этой штучки есть круглосуточная связь со спутником.
Я изобразил удивление, потому что он явно хотел меня впечатлить.
Все мы живем в очень маленьком мире. И в нем нет места привидениям.
Приближалась ночь. Я вытащил свой верный мобильник и заказал пиццу с салями.
— С салями? — поинтересовалась вернувшаяся Пранг.
— Луна не взойдет раньше полуночи. Если я остаюсь здесь на ночь, то расходы оплачиваете вы. А я не ем пресную пиццу.
— Тогда пусть будет половина с салями и половина с грибами, — решила Пранг, вскрывая зубами новую пачку «Кэмел». — Я вегетарианка.
В настоящей истории о частном детективе это стало бы началом малореальных романтических отношений, но жизнь — во всяком случае, моя — для этого слишком реальна. Бодин отправился к себе в гостиницу (сказался перелет через океан), а мы с Пранг уселись в том уголке лаборатории, где техники во время перерывов смотрели телевизор, и стали есть пиццу и смотреть новости. Энорме, к счастью, в них пока не фигурировал.
— Благодаря Уарду, — пояснил я. — Он не подпустит к этой истории газетчиков, пока не сможет показать им подозреваемого.