Журнал «Если», 2003 № 06
Шрифт:
— И им стал Тутмес.
— Да. Наверное, мне стоило сменить обиталище раньше, но я не спешил, ждал целый год. Впрочем, это не имело значения. Я слышал мысли и чувства человечка Тутмеса, находясь в пальцеглазе, я управлял действиями Тутмеса, хотя он и не подозревал об этом. Когда я решил, что пора, я вышел из пальцеглаза и занял место в человечке.
— Чем же Тутмес перестал тебя устраивать?
— Он доставлял много радости. Но ты дашь мне гораздо больше.
— Это я виноват, да? Превратил его в раба, бил его. Какая ж тут радость?
— Нет, ты все делал правильно. Обращался
— Не понимаю… — Виктор помотал головой. — Что именно тебе нужно, червь? Чего ты хотел от Тутмеса? Чего хочешь от меня? В чем состоит твоя радость?
— В твоем унижении.
— Заткнись, — сказал Виктор. — Заткнись, галлюцинаторный червь. Сейчас я выведу тебя на чистую воду и докажу себе, что тебя не существует. Скажи-ка, жалкая извивающаяся тварь, при чем тут унижение? Не хочешь ли ты сказать, что унижал неразумных стансовских хищников?
— Их нельзя унизить. У хищников с моей планеты нет такого чувства. А у человека — есть! Гнев, злость, стыд — изысканнейшие блюда для гурмана. Вы, человечки, представить не можете, каким сокровищем обладаете.
— Тебе нравится страдать?
— Я не буду страдать, это твой удел. Я буду лишь наслаждаться силой и чистотой твоих мук. Я заставлю тебя испытать все это. Жду от тебя страха, боли, ощущения жгучего стыда и полной беспомощности. Понимания, что рухнули все планы, что ты упал с вершины мира в выгребную яму, стал нижайшим из отбросов и нет больше надежды. Это моя еда, человечек. То, чем я питаюсь. Доставь мне истинное наслаждение, и я отблагодарю тебя — ввергну в пучину еще большего, настоящего, безграничного унижения.
Виктор закрыл глаза, нажал на веки пальцами, радужные круги поплыли в кромешной темноте. Наваждение, невероятное наваждение.
Нет, не стоит обманывать себя. Это реальность. И его, Виктора, задача — справиться с этой реальностью. Устранить ее, как он устранял все, что мешало ему в жизни.
— Значит, это ты управлял событиями на Слоне? — спросил Виктор.
— Да. Я спланировал все, что произошло. Ты, человечек, полагал, что являешься режиссером маленького спектакля для трех человек. Ты ошибался. Режиссер — я. Ты общался с Тутмесом по видеофону — день за днем, месяц за месяцем. Я пришел в восторг, увидев и изучив тебя — надменного аристократа, блестящего ученого, эгоиста и мизантропа. Ты — алмаз в моей коллекции, Виктор. Адекватно унизить столь высокопоставленную особь — работа, требующая долгой подготовки, нелегкий труд, но и одновременно высшее искусство. Два года, пока Тутмес жил на Слоне в одиночестве, я вынужден был ждать. Но пятьдесят один день, проведенный им в твоей компании, с лихвой компенсировал
— Подожди! — перебил Виктор. — Как ты оказался в аквариуме? Ты, кажется, должен был жить внутри Тутмеса?
— Опасно. Это было опасно. Я знал, что ты будешь сильно бить Тутмеса. Я не хотел, чтобы ты случайно поранил мое тело. Я очень живуч, я могу пролежать на воздухе несколько суток… Такое бывало в моей жизни не раз. Но поскольку ваша цивилизация развилась до такой степени, что червей-лентецов можно содержать в комфортных условиях, могу позволить себе отдельный, хорошо обустроенный аквариум.
— И что? Теперь я буду возить этот аквариум с собой?
— Не надейся, — хиту сухо рассмеялся, кашляющий его смешок точь-в-точь напоминал сардонический смех Виктора. — Я буду в тебе, раб. Буду до тех пор, пока не решу сменить раба. Только не думай, что я когда-нибудь оставлю тебя и уйду. Я уйду не раньше, чем прежний раб умрет — тяжелой, отвратительной смертью. Ты убил Тутмеса, и я познал смерть раба. Это пик наслаждения, человечек.
— Как ты окажешься во мне? — спросил Виктор, с трудом преодолевая рвотные спазмы.
— Иди сюда. Сейчас ты узнаешь.
— Не пойду, — сказал Виктор. Губы его дрожали.
— Иди сюда. Иначе будешь наказан.
— Не пойду, слышишь ты, старый бледный глист! Зачем я тебе нужен? Я все равно не стану жить с тобой. Вскрою себе вены, брошусь под машину, отравлюсь, сделаю, что угодно, как только ты хоть на секунду утратишь контроль надо мной. Лучше смерть, чем такая жизнь.
— Да, вскроешь, бросишься, отравишься. И все равно выживешь, потому что я не дам тебе умереть. И доставишь мне двойное удовольствие — в первый раз, когда поймешь, что подыхаешь, покидаешь этот мир, не сумев воспользоваться его дарами, а во второй — когда поймешь, что остался и жить, и мучиться, и ублажать меня.
— Не пойду, — прошептал Виктор, наблюдая, как ноги вздергивают его вертикально вверх и шагают вперед, как руки вытягиваются вперед, тупо скрючив пальцы. — Нет. Нет…
— Иди, иди, человечек. Иди.
— П-почему ты не взял Лину? — хрипло спросил Виктор, шагая вперед медленно, тяжело, подобно зомби. — Она красивая, здоровая. Ее можно унизить очень сильно, очень красиво. И жить в ее теле много лет, гораздо дольше, чем в моем…
— Она не подходит. Не хочу брать в рабы тех особей, что не познали удовольствия от унижения других. Вознестись на вершину и упасть в пропасть, добиться высшей власти и лишиться ее, понять, насколько ты велик, и превратиться в раба — только такие метаморфозы дадут действительно вкусную пищу.
— Возьми Лину. П-пожалуйста…
— Хватит болтать! — рявкнул голос. — Подними крышку аквариума.
Виктор не мог вымолвить ни слова — язык отказался его слушаться. Слезы лились по его щекам, оставляли на них горячие дорожки. Дрожащие пальцы отщелкивали фиксаторы, прижимающие крышку — один за другим. Нажатие на кнопку, и крышка плавно поднялась вверх. Червь уже отцепился от питающей его трубки, плавал в густой зеленой жидкости. Затхлая вонь ударила в ноздри Виктора.
— Возьми меня, человечек. Возьми. Только аккуратнее. Аккуратнее… Будет тебе аккуратнее. Раздавить проклятого глиста.