Журнал Наш Современник №11 (2001)
Шрифт:
Оба они гибнут, и Кириллов, и Шатов, но Кириллов получает “Магометов кувшин”, а Шатов — вечную гармонию. Он умер, но главное в его и Марьи Игнатьевны жизни свершилось — они коснулись жизни вечной. В эти минуты перевернутый, взбаламученный мир “Бесов” вновь обрел незыблемость гармонии: родился ребенок, завершивший собой сакральный треугольник Отец — Мать — Дитя, лежащий в основании рода человеческого.
Так и читатели: одни получают “Магометов кувшин”, другие — “минуты вечной гармонии”.
И впрямь, далеко не просто порой, читая Достоевского, отделить “сиянье катастрофы” от “сиянья торжества”, но дело не в его пресловутой “амбивалентности” и не в том, что он, сам страдая падучей, не знал, как отличить “магометов рай” от “вечной гармонии”, а в том, чтобы мы сами могли отличить,
Ему можно верить — он доказал это и своим творчеством, и своей жизнью.
* * *
Один из популярнейших романов ХХ века начинается фразой: “...стоя у стены в ожидании расстрела...”. Автора этого романа, слава Богу, никогда не расстреливали, что, впрочем, не помешало ему весьма скептически относиться к моральным ценностям человечества. Стоя у стены в ожидании расстрела, Достоевский имел все основания в эти роковые секунды впасть в мизантропию и отчаяние — и не освободиться от них даже после помилования. Но Достоевского пытка страхом смерти не сделала хуже: напротив, он стал лучше. А вот нас испытания гнут долу. Мы любим поплакаться: “России не везет”, “Россия оставлена Богом”, но разве мы не знаем, что великий русский писатель лучшие свои романы написал после того, как поднялся на эшафот? И не тяжко ли страдал Сам Господь, перед тем как победить и воскреснуть?
Когда мы говорим о себе: великий народ с великой историей — что мы подразумеваем? Победы, завоевания? Увы, иных завоеваний уж нет, а победы далече... Христианскую миссию нашего народа? Но она неотделима от миссии любого другого православного народа — греков, например. Здесь скорее можно говорить о нашей миссии в христианстве. Если мы спросим людей: история какого народа более всего похожа на крестный путь, смерть и чудесное воскресение Господа нашего Иисуса Христа, то любой честный человек — и у нас, и на Западе — просто-напросто не сможет найти другого такого народа, кроме русского. Он вспомнит, конечно, и армян, и сербов, обагренных жертвенной кровью, знавших тяжелейшие падения, — но они не знали таких высочайших взлетов. Здесь, у нас в России, решались судьбы мира, вековечные, “последние” вопросы человечества, здесь, и нигде больше, стало так очевидно и величие души человека, и низость его материальной природы...
Мы бесприютны — но разве Матерь Божия, придя с младенцем Иисусом во чреве в Вифлеем, нашла себе приют хотя бы в одном еврейском доме? Мы легко впадаем в отчаяние — но разве Сам Господь на мучительном пути к Своей Победе не ослабел на миг и у Него не мелькнула мысль, что Он оставлен: “Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?” (Мф. 27: 46). Но Он воскрес, воскрес ради нас, “во ад сошел и попрал силу диаволю”, а мы спустя две тысячи лет после этого жалуемся, что “оставлены Богом”? Если мы, наша страна, вышли на скорбный, страстный путь борьбы с мировым злом, то не стоит ждать на нем каких-то отдельных удач, говорит Достоевский. У этого пути два конца: победа или поражение. В прошедшем веке нам чаще доставались поражения, но путь — еще не завершен. Мы должны видеть конец пути — вот главный урок творчества Достоевского, его завет нам. Господь страдал, но победил. И мы с Его помощью победим, как победил Достоевский, потерявший, казалось бы, все и закованный в кандалы. Не оттого ли силы зла так беснуются и скрежещут зубами?
С.Семанов • Гады, которые не прячутся (Наш современник N11 2001)
ГАДЫ, КОТОРЫЕ НЕ ПРЯЧУТСЯ
ГАДЫ, КОТОРЫЕ НЕ ПРЯЧУТСЯ
Павел Хлебников. Крестный отец Кремля Борис Березовский,
или История разграбления России. М., 2001
Гадов ненавидят все — и люди, и животные. И тех гадов, что душат свои жертвы, и тех, кого они умерщвляют ядом. И потому сами они всегда прячутся, словно чувствуя по-животному эту всеобщую к ним ненависть. И наши маленькие уж с гадюкой,
Однако в дурном человеческом обществе нравы куда хуже, нежели у любых гадов. В нынешней обугленной России они не прячутся даже в самые солнечные дни. Напротив, сверкают всеми своими чешуйками, выставляя их нам напоказ. Свои городские особняки и пригородные дворцы. Свои лимузины о шести дверцах. Своих проституток на обложках “глянцевых изданий”. И даже свой нечистый быт.
Вот не так давно “Аргументы и факты” почтительно уведомили нас, что Березовский ожидает седьмого младенца от четвертой по счету женщины. Будущему папе пятьдесят пять лет, мамаше двадцать, но жизненный опыт у нее, как говорят, уже немалый. А старшая дочь Бориса Абрамовича, как сообщила та же газета, в тридцать лет ожидает третьего ребенка от какого-то, по слухам, итальянца, а в промежутках между деторождениями хорошо балуется алкоголем и наркотой да еще издавала “глянцевый” журнальчик “Птюч” (что означает это слово, знает только издательница). В руки я его, разумеется, не брал, но говорили, что для гомосеков. Обоснованно предположим, что в “семье” гадюки или анаконды нравственность почище.
Автор объемистой книжки о гешефтах Березовского и его подельников носит русское имя и фамилию — Борис Хлебников. Это в наше время мало что значит, а фотография автора, воспроизведенная на обложке, очень почему-то мутная. Впрочем, в данном случае личность автора нас интересует лишь с точки зрения сугубо специальной, а именно — насколько он разбирается в столь важных для всего нашего общества материях. Тут мы должны успокоить читателя: разбирается, и даже весьма. Перетер всю нашу гешефтмахерскую грязь, тщательно перебрал их ношеное бельишко (кое-где замаранное чужой кровью), даже побеседовал со многими из них. Под запись, которые обильно и охотно приводит. Сам Хлебников — доктор экономики в Лондоне, он один из редакторов весьма осведомленного в международных финансовых делах журнала “Форбс” (“Forbes”).
Итак, доверимся осведомленному мистеру Хлебникову.
Прежде всего, нам четко объясняют, что такое “военные действия в Чечне” (их уже две кампании насчитывают). И выходит по беспристрастным лондонским данным, что никакой там борьбы за “свободную Ичкерию” нет и в помине, а сражаются там, как когда-то на американском Дальнем Западе, за доллары. Цитируем: “Первое, что сделали чеченские власти после распада Советского Союза, — открыли двери тюрем, и на свободе оказалось около 4000 профессиональных преступников. Многие главари преступных групп вошли в состав чеченского правительства и поддерживали контакты с чеченскими группировками в Москве и других российских городах. Немалая доля средств, которые эти группировки получали от рэкета, переправлялась в Чечню. Аэропорт в Грозном стал перевалочным пунктом для контрабандных операций. Чечня превратилась в “международный порт торговли героином”.
Так вот “групповой портрет” чеченских “борцов за свободу”, которых воспевал весь антирусский Запад, но в особенности — московский телеэкран, принадлежавший Березовскому и Гусинскому. О тех, кто в действительности управлял их телевизионной обслугой, тоже имеется выразительное свидетельство в книге Хлебникова.
До самого недавнего времени Первый канал Российского телевидения по сути возглавлял человек с труднопроизносимой фамилией — Бадри Патаркацишвили. Его редко показывали на телеэкране или на цветных фото в печати. Но и по тем тщательно отобранным фото он на обладателя подлинной грузинской фамилии все же не очень похож. Впрочем, главное тут в ином, цитируем книгу: “Официальная должность Бадри — заместитель совета директоров “ЛогоВАЗа” (хозяин Березовский. — С. С. ). На самом же деле он занимался возвратом долгов, защищал от бандитов. В советские времена Бадри Шалвович был одним из руководителей системы автосервиса в Грузии. Один его брат, Мераб, — вор в законе; другой, Леван — “авторитет” грузинской организованной преступной группировки. У Бадри есть кличка, как у любого бандита. В криминальной среде его называют Бадар”.