Журнал Наш Современник №12 (2004)

Журнал Наш Современник

“По моему мнению, эти опасения ошибочны, — ответил Сталин. — Мы всегда заявляли о нашей готовности заключить с любым государством пакт о ненападении... Если мы заявляем о своей готовности подписать пакт о ненападении с Польшей, то мы это делаем не ради фразы... Мы политики, если хотите, особого рода. Имеются политики, которые сегодня обещают или заявляют одно, а на следующий день либо забывают, либо отрицают то, о чем они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать. То, что делается вовне, неизбежно становится известным и внутри страны, становится известным всем рабочим и крестьянам. Если бы мы говорили одно, а делали другое, то мы потеряли бы наш авторитет в народных массах. В момент, когда поляки заявили о своей готовности вести с нами переговоры о пакте ненападения, мы, естественно, согласились и приступили к переговорам”. В то же время Сталин постарался успокоить немецких политиков: “Является ли

это признанием версальской системы? Нет. Или, может быть, это является гарантированием границ? Нет. Мы никогда не были гарантами Польши и никогда ими не станем, так же как Польша не была и не будет гарантом наших границ. Наши дружественные отношения к Германии остаются такими же, какими были до сих пор. Таково моё твёрдое убеж­дение”.

Однако пан Пилсудский имел своё собственное представление о дипло­матии по отношению к СССР. Он смотрел на улучшение отношений с Москвой только как на стимулятор сближения Варшавы и Берлина. Советский Союз оставался для него враждебным государством. Сталин же был заинтересован в том, чтобы противодействовать агрессивным устремлениям Германии, вынудить ее искать мирные пути разрешения тех проблем, которые остались со времени окончания Первой мировой войны.

По всей вероятности, Пилсудский всерьез уповал на гарантии неприкос­но­венности Польши, обеспеченные ее поддержкой со стороны Франции, а отчасти Англии. Его хроническая неприязнь к России резко ограничивала политический кругозор, мешая трезво оценить перемены, происшедшие в Европе и мире, а тем более предугадать дальнейший ход событий. В отличие от Сталина, он был только деятелем, но не мыслителем. У него не было иллю­зий относительно того, куда может завести Германию реваншистское общественное мнение, требующее отказа от Версальского соглашения. Ведь в наибольшей степени отвечала таким устремлениям национал-социалисти­ческая рабочая партия Адольфа Гитлера.

Борьба за независимость Польши

Так уж получилось, что искренний польский патриот и диктатор Юзеф Пилсудский проводил политику, угрожающую независимости своей страны. А идейный противник панской Польши Иосиф Сталин старался всячески укреплять ее независимость.

Такое парадоксальное положение не редкость в истории государств. Скажем, в СССР влиятельная группа патриотов России объективно выступила пособником расчленения великой державы, подрыва ее экономики, низведения до уровня слаборазвитой страны. Эти люди не понимали, что возврата к царской монархии нет и не может быть, что “Россия, которую мы потеряли” в 1917 году, вовсе не обладала благостным для большинства народа социальным устройством. Им не приходило в голову, что свержение советской власти означает господство алчной до материальных благ и личных капиталов буржуазии, а значит, быстрое превращение России в сырьевой придаток Запада... Короче говоря, в политике следует прежде всего умело оценивать текущую ситуацию и предвидеть ее развитие (нечто подобное игровой стратегии, но значительно более сложной, чем, например, в шахматной партии, ибо приходится иметь дело со многими партнерами и противниками, интересы которых изменчивы).

Верность дипломатической стратегии Сталина подтвердилась в январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером Германии.

Приход к власти фашистов означал автоматически прекращение германо-советского сотрудничества. Этим решил воспользоваться Пилсудский. Он выдвинул свою концепцию “равновесия”. Суть ее заключалась в использо­вании ненависти к коммунистам со стороны нового руководителя Германии и обусловленного ею резкого противостояния Третьего рейха и Советского Союза. В результате, казалось, может чрезвычайно усиливаться, стать клю­чевой роль Польши в Европе. Заигрывать следовало, согласно этой концеп­ции, то с Берлином, то с Москвой, стараясь диктовать обеим странам — западной и восточной — польские условия. Таким путем предполагалось заставить Париж, зависимостью от которого Пилсудский уже давно тяготился, отказаться от назойливой опеки над Польшей.

Начать он решил с Москвы, пригласив на частную беседу посла СССР В. А. Антонова-Овсеенко — руководителя штурма Зимнего дворца в 1917 году. Маршал расспрашивал, в частности, гостя о строительстве Днепрогэса. Так как оба собеседника были активными участниками революции 1905 года, они предались воспоминаниям о ней. Разговор был малосодержательным, поверхностным и рассчитанным на внешний эффект. Аналогичным был и визит видного сторонника Пилсудского Б. Медзиньского в Москву. Однако Сталин сделал жест, который в ряде европейских столиц был воспринят как сенсация: пригласил представителя одного из антикоммунистических режимов и антисоветских государств на первомайский парад. При этом польскому гостю было определено очень заметное место на праздничной трибуне. Советский вождь понимал, что оказавшийся между “двух огней” (фашистской Германией и Советским

Союзом), в дипломатической “ловушке”, Пилсудский хотел бы из нее выйти через польско-советское сближение. Но его долголетняя русофобия, перешедшая в антикоммунизм и антисоветизм, мешала ему. Приходилось делать дружеские шаги осто­рожно, наблюдая за реакцией восточного партнера.

Сталин не форсировал события и постепенно наращивал число мало­значительных соглашений с Польшей, чтобы те, в свою очередь, постепенно перерастали в крупные межгосударственные договоры. Его тактика оказалась правильной. Например, сначала были заключены соглашения о сплаве леса по Неману и передаче Варшаве польских архивов, находящихся в СССР (согласно Рижскому договору 1921 года). А затем был осуществлен переход к очень важным и взаимовыгодным договорам экономического характера.

Стремясь подчеркнуть ключевую роль Польши в Центральной Европе и продолжая политику “равновесия”, Пилсудский предпринял хитрый маневр. В середине сентября 1933 года он направился в свою резиденцию в Зале­щиках. Польские газеты сообщили, что вскоре туда последуют и другие руково­дители страны, а также премьер-министр Румынии и советский пол­пред. Западная печать дополнила эти сведения домыслами. Так, “Дейли геральд” сообщила, будто в Залещиках состоялась секретная встреча И. В. Сталина с Ю. Пилсудским. На ней якобы говорилось о польско-советском военном союзе. Примечательно, что в эту дезинформационную кампанию включились даже японские газеты.

Преувеличивая масштабы и глубину польско-советского сближения, Варшава хотела устранить угрозу потери своего влияния в данном регионе. Одна польская газета писала: “Как бы Франция, а возможно и Англия, сблизившись с Россией, не заменили бы Польшу Россией согласно довоен­ному образцу”.

А на германском участке польской внешней политики также использова­лась тактика сближения и налаживания дружественных контактов. Сталин в ответ инспирировал в советской печати кампанию, акцентируя внимание на германской угрозе не только национальным интересам Польши, но и самому существованию польского государства.

Однако Пилсудский не внял этим предостережениям. В январе 1934 года он заключил польско-германское соглашение, имеющее антисоветскую направленность. Польша сблизилась с Гитлером настолько, что взяла на себя защиту германских интересов в Лиге Наций (после демонстративного выхода из нее Германии в 1933 году). В аспекте геополитики это была далеко идущая стратегия. Заместитель Литвинова Б.С. Стомоняков писал: “Весь курс польской политики на сотрудничество с Германией диктуется спекуляцией пилсудчиков на японо-советской войне, перспектива которой лежит в основе всех их политических расчётов”. В письме советника полпредства СССР в Польше Б. Г. Подольского Стомонякову перечислялись факты японо-поль­ского военного сотрудничества: стажировка японских офицеров в польской армии, японский шпионаж из Польши против СССР, японские военные заказы польской промышленности и многое другое. Обратило на себя внимание в Москве и посещение Пилсудским японской миссии в Варшаве, поскольку в прошлом он бывал только в посольстве союзной Франции.

Связи с Японией у польского диктатора были давние. Ведь с японской разведкой он тесно сотрудничал, находясь в Токио, еще во время русско-японской войны. Польская разведка — дефензива — установила тесные связи со своими японскими коллегами, которых особенно интересовала много­численная и разветвленная сеть ее агентов в СССР. Здесь тогда было очень много поляков не только среди рядовых тружеников (например, среди теле­гра­фистов на железных дорогах), но и в руководящих кругах.

В этой связи можно вспомнить одно из событий горбачевских времен. Тогда были объявлены нелепыми и сфальсифицированными обвинения в сотрудничестве одновременно с японской и польской разведками, предъяв­ленные “невинным жертвам” сталинских репрессий. Конечно, среди них могли быть и оклеветанные, несправедливо осужденные. Но сами по себе подобные обвинения нельзя называть нелепыми. Приведём один характерный пример. Начальник Восточного отдела польского Министерства иностранных дел Т. Шетцель в беседе с болгарским поверенным в делах в июне 1934 года заявил, что его страна “рассчитывает на то, что если на Дальнем Востоке разразится война, то Россия будет разбита, и тогда Польша включит в свои границы Киев и часть Украины”.

Тем временем Литвинов, до прихода Гитлера к власти, неосмотрительно настаивавший на продолжении германо-советского сотрудничества, перешел в другую крайность, предлагая установить тесное сотрудничество с Западом против Третьего рейха. Он предложил создать Восточный пакт, который объединил бы СССР, Чехословакию, Польшу, прибалтийские государства и Финляндию. То есть почти весь регион Восточной Европы, который поддер­живали бы Франция и Англия.

Однако Польша воспротивилась этому, требуя обязательного присоединения дружественной ей Германии к этому пакту.