Журнал Наш Современник №3 (2001)
Шрифт:
Рождение наше и наша, еще предстоящая, смерть, и та жизнь, что лежит между ними — событья великого смысла, И место, и время рождения нашего есть не просто случайность, но — я верю в это — есть результат предбытийного выбора нашей души. Еще до того, как родимся, как явимся “быть”, мы уже выбираем: где, в какой точке мира, в какую эпоху, в каком языке и народе и в каком человеческом облике нам предстоит воплотиться? Где мы взрастим то зерно бытия, что вручено нам от Бога? И где мы умрем — чтоб затем возродиться для новой, уже беспечальной и радостной жизни в Божественной Истине?
К тому же, акт выбора родины не есть событие одномоментное, утонувшее в дебрях былого и потерявшее там, за давностью лет, актуальность — но это есть непрерывное, страстное, личное волевое
Кто же я буду, когда откажусь от задачи взрастить свое личное бытие в той точке мира и в тот промежуток истории, что был избран моей до-бытийною и до-временной сутью? Ведь я нарушу, ни много ни мало, предвечный порядок вещей, откажусь от обета, совершу акт предательства — и в первую очередь предательства по отношенью к себе самому. Рожденье на родине и в народе отцов есть не просто случайность — но есть порученье, которое нам надлежит исполнять.
Поэтому долгий процесс становления, укрепленья и процветанья Америки есть, в своей онтологической сути, — история величайшей и з м е н ы.
Предвижу серьезное возражение: как быть с американскою литературой? Как мог народ, совершивший метафизическую измену, произвести культурный феномен такой мощи?
Но обратите внимание: большинство из великих писателей-американцев были, по взглядам своим и по творческим устремлениям, — антиамериканцами. Они жили, творили и думали — как бы против Америки, против потока американского массового сознания, против “великой американской мечты”. Нет ни одной из великих культур, творцы которой находились бы в столь напряженном, принципиальном противоречии с тем народом, из недр которого они вышли. Может быть, именно это противостоянье художника с национальной средой, с ее устремленьями и идеалами — и вызвало творческий всплеск такой силы. Так, именно ветер, задувающий против теченья реки, поднимает наиболее высокую и крутую волну.
О чем горевал Генри Торо — в своей страстной проповеди, прозвучавшей на весь мир с берегов Уолденского пруда? О том, что его соплеменники и современники живут искаженной, неправильной жизнью — и поэтому призывал всех вернуться к природе, почувствовать снова гармонию Божьего мира.
Почему самый любимый в России американец, Эрнест Хемингуэй, так рвался вон из своей страны, так мало в ней жил — и лучшие, вдохновеннейшие страницы посвятил не Америке, а Парижу, Испании, Кубе?
Почему знаменитый роман Фицжеральда “Великий Гетсби” был поначалу принят в штыки американской критикой и читателями? Не потому ли, что этот роман — о крушении американской мечты, о соблазненности человека обманчиво-привлекательной пустотой?
О чем антиутопия Рея Бредбери “451о по Фаренгейту”? О том, что случится — нет, что уже происходит — с опустошенной душою Америки...
Или вспомните, как скрывается в синей пучине символ Америки, китобоец “Пекод”, протараненный Божьим бичом Моби Диком — и как грот-стеньга китобойца с плещущим американским флагом навсегда тонет в бездне. Что разумел пророк Герман Мелвилл — что он хотел показать сей трагической аллегорией?
А откройте роман Томаса Вулфа “Домой возврата нет” — самый его финал, главу “Символ веры”. Цитирую: “Я думаю, враг наш один: себялюбие и неизбежная его спутница — алчность.(...) Думаю, это он украл у нас нашу землю, поработил наш народ,.. осквернил чистые истоки нашей жизни... Оглянитесь вокруг и посмотрите, что он натворил”. Томас Вулф писал эти строки, полный надежды и боли, заклиная Америку не доверяться и не сдаваться Врагу — но надежды писателя, кажется, не оправдались.
Но авторитетней, весомее всех высказывался — от лица американцев и одновременно против них — великий Уильям Фолкнер. Весь его путь — путь коренного южанина, фермера, человека души, сердца и памяти — был протестом против соскальзывания Америки в бездны бездушного предпринимательства, пустоты и комфорта. (Фолкнер, кстати, принципиально не пользовался кондиционерами, говоря, что он презирает тех, кто “боится погоды”.) И творчество Фолкнера, и сама жизнь отшельника из городка Оксфорд были антиамериканскими, отвергавшими многое из того, чем гордилась, чему поклонялась Америка. Одиночество вместо “паблисити”; углубленный анализ души — вместо всеобщей бездумной погони за миражами успеха; укорененность и тяга к земле — посреди общей прельщенности благами цивилизации.
Марк Твен писал: “Есть лишь один эксперт, обладающий квалификацией, достаточной для постижения души и жизни народа и адекватного ее воспроизведения — национальный романист”. И вот крупнейший из американских романистов, Уильям Фолкнер, произносит в статье “О частной жизни” (статье с выразительным подзаголовком “Американская мечта: что с ней произошло?”) такие слова об Америке:
“...корни самой болезни простираются далеко вглубь. Они тянутся к тому моменту нашей истории, когда мы решили, что старые моральные истины... устарели и должны быть отброшены. /.../ Мы не упразднили истину: даже мы не способны были сделать этого. Просто она отказалась от нас, повернулась к нам спиной... Американское небо, бывшее некогда бездонным царством свободы, американский воздух, напоенный некогда живым дыханием независимости, превратились теперь в гигантскую замкнутую атмосферу, подавляющую и то и другое; лишающую человека человеческой индивидуальности, лишающую (следующий шаг) его последнего прибежища — частной жизни, без которой человек не может существовать как личность”.
Вспоминается один из героев Фолкнера: Флем Сноупс, американец до мозга костей, тот, который подмял под себя весь округ Джефферсон и был, в конце концов, убит своим братом Минком — тот Флем Сноупс, который проводил дни в “жевании пустоты”.
В саге о Сноупсах есть курсивом выделенный эпизод, где Флем встречается с самим Князем Тьмы. Когда герой, явившийся перед престолом дьявола, просит показать ему его душу — ту, которую он заложил, — все силы Ада, брошенные на срочные поиски, не могут найти ничего, кроме следа от высохшего плевка в ящике письменного стола. Сам Князь Тьмы оказался обманут — рыча и царапая плиты когтями, он корчится на полу, в ногах Флема, — а наш герой, невозмутимо продолжая жевать, занимает его, дьявола, тронное место...
Вот, стало быть, какие блестящие перспективы имеет стремление к пустоте! Надо ясно себе уяснить: глубинная, онтологическая сущность американского образа жизни состоит в опустошении человека, отказе от метафизических “вертикалей”, в снятии бремени жизни — и, таким образом, в расширении небытия. Люди, подпавшие — вольно или невольно, сознательно или бессознательно — под соблазн “облегчения”, совершают комфортное самоубийство. Этот процесс может быть долгим, растянутым на годы и десятилетия, но его сущность от этого не меняется. “Облегчить” значит убить; снять с человека тот крест, ту бытийную ношу, для пронесенья которой он был рожден в мир — значит лишить человека его человечности, порвать его связь с бытием.
Сладкий яд пустоты, увы, так привлекателен — падать легче, чем подниматься, — что почти невозможно выстоять против этих соблазнов. Свести сущности к видимостям, заменить напряженно-глубокую жизнь ее плоским подобием, превратить мир в карнавал разноцветных поверхностей — это очень заманчиво, это легко и приятно, и это не требует боли, трагизма и подвига. И если нас ждет конец света — он, похоже, настанет не так, как описывал автор Апокалипсиса. Судя по тому, куда устремилось большинство человечества, нам не понадобится ни ядерных взрывов, ни экологических катастроф, ни каких-то чудовищных гладов и моров. Апокалипсис “по-американски” произойдет незаметно и очень комфортно: никто даже и не заметит, что наступил конец света. Просто-напросто люди откажутся от тяжелой и неприятной обязанности быть людьми. Пустота виртуального иллюзорного мира, соблазнив, отодвинет нас от бытия. Прилипнув к экранам компьютеров, люди будут жевать пустоту до тех пор, пока она, пустота, не вытеснит все, чем был жив человек. Наступит апофеоз пустоты — и сам Князь Тьмы будет тогда посрамлен и обманут, ибо исчезнет товар, о котором он так хлопотал...