Журнал Наш Современник №6 (2004)

Журнал Наш Современник

— Через день или два, — вспоминал Березкин, — наша троица — Овечкин, Голубев и я — в полном боевом снаряжении прибыла на помощь ученым-селекционерам. Охота была редкостной: мы трое добыли пятнадцать крупных отъевшихся зайцев. Благо, что норм отстрела тогда не существовало — какие уж там нормы, если, например, для некоторых общественных и частных садов нашествие косых действительно превращалось в бедствие. Возвращаясь с обильной добычей, Овечкин шутил: “Так вот, друзья, был я охотником-любителем, теперь становлюсь настоящим промысловиком. Случится неудача в литературе — прокормлюсь охотой”.

С улыбкой рассказывал Федор Федорович

и историю, как они с Голу­бевым решили приобщить Овечкина к занятию рыбной ловлей. Они не знали, что Валентин Владимирович был родом из Таганрога, а там каждый маль­чишка сызмальства — рыбак. “В голодные годы гражданской войны, — писал в одном из писем к А. Т. Коптевой сын писателя Валентин Валентинович Овечкин, — улов отца нередко был основой дневного рациона” . И все же... Кстати сказать, как во льговских угодьях дичи, так и рыбы в Сейме в те годы было очень и очень много. И особенно в водной заводи, что в двух-трех кило­метрах от Льгова. Места эти Березкину и Голубеву были давно известны — не раз возвращались они оттуда с увесистыми окунями, лещами и щуками. И вот в одну из суббот они договорились с Овечкиным вместе пойти на рыбалку.

— Захожу рано утром за Овечкиным, — вспоминал, улыбаясь, Федор Федорович. — Он уже поджидал меня и вышел навстречу в новеньком, с иголочки, бостоновом костюме. Я даже растерялся сначала. “Уж не переду­мали ли вы идти с нами?” — спрашиваю его. Лукаво прищурившись, он ответил: “Костюм смущает?! Так это же первая моя рыбалка во Льгове. Это для меня что-то вроде престольного праздника”. Еще пошутили в таком же духе, пока Овечкин переодевался, пошли. Но самое интересное, — продолжал свой рассказ Березкин, — было на реке. Едва я успел сделать насадку и закинуть удочки, бежит бледный, чем-то испуганный Овечкин: “Слушай, помоги — не справлюсь”. Мы с Голубевым — к нему. Прибегаем и видим: воткнутое в берег удилище согнулось в три погибели. Мы стали тянуть рыбину вместе и не без труда “загнали” ее в подсачок. Рыбина оказалась матерой щукой, килограммов на шесть. С тех пор Валентин Владимирович стал часто ходить на рыбалку, накупил разнообразных крючков и других рыбацких снастей. А встречаясь со мной, почти всякий раз повторял знаменитую фразу: “И снова к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила”. “Когда идем?” — уточнял я у него. “Да хоть сегодня”, — отвечал Овечкин.

Может создаться впечатление, что Овечкин в то время жил мирной и беззаботной жизнью. А между тем именно тогда он очень много писал. Одна за другой выходили в свет главы лучшей книги писателя “Районные будни”. Охоте же и рыбалке он посвящал немногие часы своего досуга. Но даже во время отдыха, несмотря на внешнюю беспечность, по нему чувствовалось, что он внутренне постоянно работал. В нем и тогда жил писатель — зоркий, умный и внимательный.

— Бывало, услышит в разговоре остроумную шутку, меткое слово или забавный эпизод, — вспоминал Федор Федорович, — и тут же, извиняясь за “прилипчивость”, допытывается: “А ну-ка повторите, как это было?” И тут же, с позволения собеседника, запишет в свой блокнот.

Об этой черте характера писателя — подмечать все острое, интересное — говорит и такой случай. Однажды Березкин ездил в служебную командировку в один колхоз. Впечатления от этой поездки были у него самые разнооб­разные. Но особенно запомнился ему забавный эпизод, который довелось там увидеть. Вот как об этом

рассказывал он сам.

— Подхожу я к колхозному машинному двору и вижу: механизаторы собирают автомобиль — один из двух разных. Мотор поставили немецкий, а задний мост — американский, с “форда”. Работали ребята весело, с прибаут­ками. Их настроение передалось и мне. Я спросил их: “Это какая такая получится марка машины? Не придумали?” Самый бойкий из парней весело ответил: “Как не придумали? Конечно, придумали — ГТТ”. Почувствовав мое недоумение и хитро подмигнув товарищам, он расшифровал: “ГТТ — значит: Гитлер Трумэна тащит”.

Когда Овечкин услышал об этом, то сначала долго хохотал. И едва сдерживая смех, говорил: “Погоди, погоди, а то забуду”. А записав, добавил: “Hy, брат, спасибо. Обязательно использую в очерке, который сейчас пишу. Называется он “В одном колхозе”. Напечатают — гонорар пополам. Честное слово, за этот “ГТТ” не жаль будет отломить тебе половину”.

А через некоторое время очерк был опубликован в газете “Правда”. И начинался он именно с описания этого эпизода.

Общение Березкина с писателем во Льгове было сравнительно недолгим. В 1953 году Федор Федорович уже жил в Валуйках, куда его перевели по работе. Из Льгова он увез книгу “Районные будни”, которая в начале 1953 года вышла в Москве, в издательстве “Правда”. На ней Овечкин написал:

“Федору Федоровичу Березкину — на добрую память об охоте и рыбной ловле в Льговских угодиях.

21/II-53 г. В. Овечкин.

г. Льгов”.

Шло время. А дружба Федора Федоровича с Овечкиным по-прежнему продолжалась. Правда, они не ходили, как раньше, вместе на охоту, не рыбачили на Сейме. Зато теперь были письма. А в них — откровенные признания о своем житье-бытье, об удачах и бедах. Вот, например, одно из них, которое получил Федор Федорович от Овечкина из Льгова спустя некоторое время после своего переезда в Валуйки:

“Дорогой Федор Федорович!

Прости, что не сразу ответил на твое письмо. Был в Москве, недавно вернулся.

Время мое проходит больше за письменным столом, Федор Федорович. На охоте был всего два раза. Трофеи — два чирка да Валентин (сын писателя. — В. М. ) сбил кряжную, вот и все. Приезжал однажды Федор Михайлович, собрались на большую охоту и рыбную ловлю, снасть подготовили, машину достали, вдруг ночью его вызвали обратно — все дело расклеилось.

Пишу новые главы “Будней”. А “На переднем крае” читал в “Правде”? В № 10 “Нового мира” печатается пьеса “Народный академик”.

В октябре, пожалуй, переедем в Курск. Квартира подготавливается. В обкоме слишком уж стали возражать против моего переезда в Орел, пришлось согласиться на Курск. А может быть, в Курске и лучше будет. В таком случае, когда бы ни был в Курске — милости просим к нам.

Дома все живы и здоровы.

Привет тебе, Марусе и ребятам от меня и всех моих!

Жму крепко руку.

19/IX-53 г. В. Овечкин”.

После этого письма их переписка на некоторое время прервалась. Не то чтобы они забыли друг о друге, но ряд житейских и творческих неурядиц отнимал у писателя много сил и времени. Прошло три года. Федор Федо­рович, естественно, знал, что Овечкин уже давно живет в Курске. Тогда он через одного своего товарища, ехавшего туда, передал в издательство на имя В. Овечкина записку, в которой просил писателя сообщить о себе. Вскоре из Курска пришел ответ: