Журнал Наш Современник №9 (2002)
Шрифт:
Один из выдающихся портретов, выполненных художником, — портрет Федора Достоевского. Не случайно упоминание о нем именно в этом месте. При сопоставлении последнего автопортрета Васильева и образа великого писателя поражает их внешнее сходство. Видимо, существует некий блуждающий образ русского пророка, разлитый в ауре России, который накладывает свою печать на сам антропологический тип обладателя вещего дара. На портрете перед Достоевским горит васильевская свеча. Лист бумаги перед писателем еще чист, но во вдохновенном взгляде Федора Михайловича светится, словно отблеск живого огня, гениальный замысел будущего произведения. Портрет Достоевского работы Васильева — один из самых выдающихся и проникновенных портретов писателя в русской живописи.
Сын Неба и Земли, человек немыслим вне живой природы. Васильев как художник универсален,
Вольный волжский край олицетворяет для Васильева Родину, не случайно поэтому картина “Отечество” изображает те места, где жил художник. Прожив всю жизнь на волжском просторе, вблизи тех мест, где в полноводную ширь русской реки катит свои волны Свияга, петляя меж обрывистых берегов, поросших лесом, именно там художник черпал силы и вдохновение; всякий творец, словно Антей, время от времени припадает к земле. Над простором, где уединенно белеет на высоком берегу покинутый храм, в небесной беспредельности реет орел, символ свободного духа и одновременно геральдическая птица Руси. И этот свободный полет над необозримыми просторами Отчизны — творческая стихия самого художника.
Другой замечательный пейзаж Васильева называется “Свияжск”. Волга вблизи васильевских мест широка и полноводна как море. Много на ней необитаемых островов. На одном из них царь Иван Грозный во время своего Казанского похода основал монастырь, рядом с которым и возник городок Свияжск. На пейзаже Васильева этот остров-храм, словно сказочный Китеж-град, возникает из пучины вод. Девушка на берегу оглядывается и грустно смотрит на речной простор, красный праздничный сарафан развевается на ветру. Но черный траурный плат на голове рождает противоречие в самом образе, как бы разорванном между трауром и праздником, между скорбью и радостью. Что разрывает девичью душу, можно только гадать, ведь Васильев не допускает ни случайных оплошностей, ни капризных прихотей в своих произведениях. Подобный вопрос-загадку содержат многие работы художника, это создает своеобразное мистическое поле внутри картины, в которое оказывается погружен зритель, сам невольно становящийся участником действа внутри образа.
У Васильева свой метод создания пейзажа. По рассказам друзей, художник делал с натуры только набросок, а картину писал уже у себя в мастерской. Прихотливое творение живой природы, под кистью Васильева пейзаж рождается вторично, уже из глубин творческой души. Пожалуй, самой знаменательной в этом отношении предстает “Лесная готика”. Хрупкая ажурная елочка словно парит в лунном свете, не касаясь земли, в окружении могучих древесных стволов. Как представляется, главная идея этой замечательной картины — это тема уединенной души, тонкой и ранимой, которая парит в собственной фантастической грезе, вынужденная жить в чуждом, косном окружении. Действительность, окружавшая художника, была именно такова, так что “Лесную готику” можно рассматривать как романтический образ его внутреннего мира. Название картины происходит от самой сущности готического стиля в искусстве, где готика — это чистый порыв человека ввысь, к небесам, в манящую запредельность, запретную для обыденного человеческого бытия, вознесение к духовным вершинам вопреки земному притяжению — силою одной мечты. Образ этот очень близок всей жизни художника.
Творческое наследие Васильева самодостаточно, оно образует законченную систему образов и тем самым может и должно истолковываться, исходя из себя самого. Это касается всех его граней и живописных аспектов. В системе символического реализма Васильева Север — понятие священное, эзотеризм Васильева — эзотеризм Севера. Именно Великий Север, а не Великий Восток, в отличие от господствующего миропонимания, предстает для художника духовной святыней. Это дыхание священного Севера пронизывает собой символизм васильевского творчества. Заповедный Север хранит русские святыни. Священный Север сводит воедино символические образы Васильева, его дух веет в каждом из них, будь то “Ожидание” с Девой-Россией у замерзшего окна, встреча в зимнем селе “У чужого окна”, седовласый охотник из “Северной легенды”, “Северный орел”, этот дух Руси Сокровенной, или же, наконец, “Человек с филином”, пророк Севера, ступающий по облакам над белым простором в лучах занимающегося северного рассвета. Летний зной неприемлем для художника как дыхание пустыни, оплота враждебных кочевников, Васильев инстинктивно избегает слепящих красок Юга, в этом слышится
Валькирия, божественная вестница Севера — вот настоящая муза художника Васильева. Это сквозной образ, проходящий через все зрелое творчество художника, подобно живому огню свечи. На картине “Валькирия” посреди снежного простора под грозовыми мглистыми небесами лежит юноша-воин, предательски пронзенный копьем, брошенным в спину. Над юношей застыла Валькирия, которая, согласно мифу, прилетает из заоблачных высот за павшим в битве героем, чтобы унести его в блаженную страну Севера. Подняв над юношей руку, она пытается тайным волшебным жестом оживить его. Рядом с вещей девой застыл белый крылатый конь, сородич Пегаса. Несмотря на смертельную рану, герой словно бы спит — розовеет румянец на щеках, полуприкрыты глаза. Он не похож на обычного, закаленного в боях воина, это воитель иного рода: тонкое одухотворенное лицо выдает в нем натуру поэтическую. Поэт — герой духовной сферы, его подвиг совершается вне земного круга вещей, поле битвы героя — небеса. Юноша во вдохновенном забытьи грезит, что он пал в сражении, и с небес Священного Севера за его окрыленной душой спустилась с небес муза-Валькирия.
* * *
Именно краски Севера наложили свою печать на цветовую палитру Васильева. Белый цвет снегов, серое, большей частью мглистое небо, багрянец морозного рассвета над дремучими непроходимыми лесами, — для создания этих образов художнику нет нужды пускаться в какие-то живописные изыски, это навек запечатлелось в заповедной глубине самой русской души. Мир Севера неприютен, подчас прямо враждебен человеку, и нужно быть подлинным героем, чтобы выстоять в этой схватке за жизнь. Русская зима дышит во многих работах художника, на большинстве из которых запечатлены зимние образы. Васильев — живописец зимы.
Красный цвет у него чаще всего означает духовную напряженность перед схваткой. Если в автопортрете, где молодой художник изображен на фоне Марса (1968), бордовые сполохи на заднем плане говорят о готовности Васильева к духовной битве, то на последнем автопортрете, выполненном в год смерти (1976), кровавый фон — это цвет роковой развязки. Красный цвет преобладает в таких работах, как “Поединок”, “Дар Святогора”, “Огненный меч”; в трагическом образе гибели Евпраксии и в картине “Костры горят” цвет сам по себе — зловещий символ нашествия на Русь поганой орды.
С желтой части спектра начинается умиротворенная гамма цветов. Зеленый цвет означает в его палитре защищенность; это цвет лесной чащи, под покровом которой герой чувствует себя в покое и безопасности на лоне родной земли. Кольцом лесов опоясан заповедный Север Руси. В недрах живой природы вольно дышится человеку, будь то старый охотник из “Северной легенды” или же тайноведец “Северный орел”. Зеленый цвет преобладает на картине “Отечество”, где над лесным краем в голубом небесном просторе реет гордая птица духа. Васильев — поэт потаенных лесных троп, куда не ступит нога иноплеменного пришельца, поэтому сам вид разгульной степи, за которой лежат страны полуденные, удел лукавых хазарских каганов и диких кочевых орд, от веку враждебных русичам-землепашцам, чужд душе художника. Даже на картине “Жница” за ржаным полем виднеется лес, куда заказан путь недругам. Дикая степь всегда таила в себе угрозу русскому землепашцу. Пейзаж Васильева — неизменно лесной пейзаж, как единственно приемлемое для художника лоно природы.
Бездонная бирюза неба, словно океан, опрокинувшийся над землей, — цвет, в котором дышит свобода и беспредельность для художника. Небесная голубизна в сокровенном окне, за которым ждет героя Дева-Россия, и окно это — будто бездонный колодец с кристальной живой водой. Окно само по себе символ в васильевском творчестве (например, “У чужого окна”), наряду с водной гладью заповедных лесных озер (“Русалка”, “Гуси-лебеди”, “Северная легенда”) и привольных рек (“Свияжск”, “Отечество”), — за всякой зеркальной гладью, как за пределом, разделяющим земное и небесное, таится от посторонних глаз извечная русская тайна. Целый волшебный мир кроется в этом вещем Зазеркалье, куда смотрится девушка на выданье из картины “Гадание”. В небесную бирюзу плачется безутешная Ярославна, тоскуя о князе Игоре, изливая свою беду зрящим над миром небесам. Откуда-то из голубой беспредельности ступает над землей пророческий “Человек с филином”. В небесной голубизне над лесом высится снежной горой облако на одноименном пейзаже Васильева, как новая открывшаяся глазам художника вершина.