Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год
Шрифт:
Отверг ненайденный таинственный Конрад.
Вдохновенно, со знанием дела написана старшим геологом Кольской геологоразведочной экспедиции, кандидатом геолого-минералогических наук Юрием Смирновым эта маленькая ода. И посвящена она первому свидетелю глубокоземных таинств — турбобуру, участнику грандиозной эстафеты в глубь Земли.
Он неповторим, наш турбобур, и по замыслу, и по исполнению. Вращается при бурении не вся громадина из бурильных труб с долотом на конце, а лишь несколько метров самого бурильного механизма. А как трудно даются крошечные, 5—6-метровые «этапы», видно по стесанным до основания шарошкам каждого отработавшего долота. Будто это не сверхкрепкие сплавы, а легкий и податливый
Так случилось, что последним моим гидом на сверхглубокой оказался ее главный геолог В. С. Ланев. Со своим по-настоящему бесценным хозяйством — образцами кернов с разных глубин — он знакомил, как показалось, более сдержанно, чем с техническими особенностями самой установки.
— Прекрасная техника, не правда ли? А какие мастера работают на ней! — Я еле успевал за ним по цехам и переходам этого бурильного завода.— Уверен, с таким коллективом мы непременно одолеем проектные пятнадцать километров. Что потом? Так вы посмотрите, какие дела развертываются в стране по сверхглубоким...
Действительно, Кольская лишь первенец серии отечественных сверхглубоких, активная работа над которыми ведется под руководством специального Межведомственного научного совета ГКНТ, возглавляемого министром геологии СССР, профессором Е. А. Козловским.
Уже пошла наверх научная «продукция» Саатлинской сверхглубокой (Азербайджанская ССР). Готовится техника для скважин в Западной Сибири и на Урале. На очереди Украина, Тянь-Шань и другие районы страны. Усилия, разумеется, нужны немалые, но ведь и дело, еще по убеждению Михаила Васильевича Ломоносова, «велико есть... во глубину земную разумом»!
Немалая пища для разума уже добыта, а сколько еще ждет неведомого и парадоксального, подтверждающего идеи ученых и опровергающего их, там, на новых глубинах! Что же они таят, эти новые горизонты?
Александр Малинов п-ов Кольский — Мурманск
Фотографии не сохранились…
Несколько лет назад я оказался в Благоевграде и узнал об Иване Валчуке — советском офицере, национальном герое Болгарии, павшем в бою с фашистами. Время шло, но бегущие в прошлое годы как-то не позволяли рассказать об услышанном: хотелось собрать недостающие сведения, узнать новые факты. Со временем факты появились. И вот я возвращаюсь к памятной теме...
Отель «Бор» стоит высоко над Благоевградом — в хвойном лесу. Гостиница словно вырастает из крутого склона горы и поднимается над вершинами деревьев. Из каждого окна виден город, лежащий внизу, в долине реки Бистрицы. Когда восходит солнце, на улицах лежит густая тень, и лишь зубцы новостроек — многоэтажных белоснежных башен — выхвачены первыми лучами зари. Сверху кажется, что высоченные дома заряжены солнечной энергией и испускают свет сами по себе, разгоняя последний ночной мрак...
Встреча была назначена на восемь часов утра в небольшом кафе в центре Благоевграда. Узкий длинный стол стоял в глубокой нише, отгороженной от зала панелями из темного полированного дерева. В кафе сумеречно и прохладно, а за столом, озаренные теплым оранжевым сиянием чугунных светильников, сидели трое пожилых мужчин. Их лица были строги и торжественны, как на групповой фотографии многолетней давности.
Завидев нас, мужчины заулыбались и долго пожимали руки. Затем все чинно рассаживались, словно и порядок, кто как сидит, был тоже важен: казалось, сейчас должен
Может быть, то, о чем я хочу рассказать, и есть групповая фотография, только внешность человека, который должен быть помещен в центре, человека, из-за которого мы и собрались, мне трудно описать. Внешность эту хранят в памяти трое пожилых мужчин, с которыми я встречался в Благоевграде. Они, трое, помнили Ванюшу живым...
Рассказ Дончо Лисейского
Во время войны наша компартия была, разумеется, в подполье, но организации ее существовали почти во всех районных центрах Болгарии. Я тогда состоял членом областного комитета комсомола. Трудно отделить подпольное движение от партизанского; фашисты были повсюду. Разница в том, что мы оставались в городе, а партизаны действовали в горах — пять отрядов насчитывалось в нашем Горно-Джумайском крае.
В 1943 году стали появляться у нас группы советских военнопленных, которых гнали с собой проходящие на юг и на запад немецкие части. В конце сентября сорок третьего мы прознали, что в Горну Джумаю — так тогда назывался Благоевград — доставили 11 советских военнопленных. Немедленно решили помочь им бежать. Этот шанс нам, городским подпольщикам, никак нельзя было упустить. Военнопленные и сами искали контактов с партизанами. Связь установили через нашего подпольщика Иордана Ичкова, в его же доме организовали явку. Там мы и познакомились с Иваном Валчуком — Ванюшей, как впоследствии звали его партизаны.
Отправились как-то к Иордану несколько комсомольцев... Вошли в дом и... обомлели: сидит Ичков за столом и беседует с какими-то личностями в немецком обмундировании. Прислушались, а разговор-то на русском языке идет, точнее, на смешанном русско-болгарском.
Разговорились. Лучше всего беседа с Валчуком пошла — он очень быстро болгарский язык усваивал. Оказалось, Ванюша был круглым сиротой — родители умерли рано. Воспитывался у тетки, закончил техникум, учился в офицерской школе. Попал он в плен где-то на Дону. Его контузило при взрыве снаряда, а очнулся уже у немцев. Комсомольский билет удалось спрятать. Попал в Берлин, затем его увезли с группой пленных в Варшаву, дальше Румыния, а потом у нас оказался.
Но как же организовать побег? Разумеется, делать это надо с наступлением темноты, после проверки: пленных немного было, и каждый день их по нескольку раз пересчитывали.
Наступил назначенный день. Шел дождь, и это было на руку. Когда мы добрались до дома, где размещались пленные, на условный сигнал первым вышел Ванюша — повезло: охрана то ли менялась, то ли отлучилась куда-то, спасаясь от ливня. А вот остальным уйти не удалось: считанные минуты длилось наше везение. В бой же вступать было неразумно — силы неравные, да и пленных под удар подставлять нельзя.
Под утро часть комсомольцев вернулась в город, а я проводил Ванюшу в горы.
Пока мы шли к партизанам в ту самую первую ночь, а для меня это была и последняя ночь, когда я видел Валчука, я все расспрашивал его о жизни. Говорил он мало. Запомнилось: было Ванюше то ли двадцать, то ли двадцать три года, а родом он откуда-то из-под Житомира. Несколько лет назад мы обращались в Житомирский краеведческий музей, но никаких следов Валчука не нашли...
Дончо Лисейский смягчал русское имя, и выходило — «Ванюща», что было не искажением имени, а какой-то ласковой его формой. Как будто отец вспоминал давно умершего сына. По возрасту Лисейского — нынешнему — и возрасту Валчука — военному — так все и получалось, но в октябре сорок третьего они встретились ровесниками, расстались братьями. Не старшинство одного и молодость другого разделяли их сейчас, а временная пропасть, и жестокой «машиной времени», определившей эту участь, была война...