Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год
Шрифт:
Лайкс рывком подался вперед и придвинул к себе стопку чистой бумаги. Он знал, что для него есть лишь один способ вступить в борьбу с планами, которые вынашивает «Прибой»,— это обратить против них общественное мнение, воззвав к нему со страниц своей газетки. Вероятно, эти усилия ни к чему не приведут, но он, по крайней мере, попробует.
Он взял лист чистой бумаги и заправил его в свою разбитую машинку.
* * *
На смену маю пришел июнь, а дождя все не было. В лесах, примыкающих к Аллее Аллигаторов, всего в шестнадцати милях на север от восточной оконечности Сусликова ручья, вспыхнул
Билли Джо подрядился рубить кустарник и выкашивать траву вдоль Двадцать девятого шоссе, и Тимми лишился возможности то и дело бегать на становище к деду. У него появились обязанности: кормить кур и свиней и поливать те немногие грядки, на которых Билли Джо выращивал овощи для домашних нужд. Все остальное на его огородах посохло и сгорело на корню.
Сет с Чарли три раза совершали ночные вылазки на болота, добывая лягушек; Лилли внесла свою лепту, сшив еще несколько кофт, Чарли вытесал несколько лодочек, и, когда подсчитали выручку, оказалось, что тайный фонд на покупку телевизора возрос до ста восьмидесяти долларов.
На сегодня у Чарли и Сета была намечена во второй половине дня еще одна прибыльная затея: поход на восточное болото за кипарисовыми корнями, а утром Чарли опять собирался съездить нарубить мелких кипарисов для изготовления челночков. Он обещал, что возьмет с собой Тимми, и теперь ждал, когда внук справится с делами по хозяйству и прибежит на становище.
Но вот по тропинке затопали босые ноги, и Тимми рысцой выбежал на мостки, где его дожидался дед. Чарли положил в долбленку топор и оттолкнулся от берега.
На этот раз он решил отправиться за кипарисовыми чурками на другое место, куда путь вел по самым глубоким заводям, потому что уровень воды повсюду упал еще ниже. На том участке, где протока раздавалась вширь по болоту, он взял влево, держа на юг, за Мускатную заводь. Он никогда раньше не брал с собой Тимми на этот край болота; и каждое озерко, каждый островок сердцелистника, проплывающий мимо, были для мальчика волнующим открытием.
Впереди отлого поднимался из воды зеленый бережок, и Чарли пристал к нему. Они высадились; вокруг буйствовали кудрявые папоротники, босые ноги тонули в ковре бархатистого мха. К стволу огромного виргинского дуба нежно льнул золотистый фикус, обвивая его ветви своими плетьми. Пройдет время, и могучее дерево задохнется в тесных объятиях, рухнет на землю.
Вдруг Тимми стал как вкопанный.
— Дедушка, я чую запах скунса. Айда скорей назад!
Чарли усмехнулся.
— Это не скунс, сынок. Это гвоздичное дерево. Дунет ветер с его стороны и приносит вонь, как от скунса, только скунсова липнет к тебе, а эта улетучивается. Возможно, дерево не любит, когда его беспокоят, вот и говорит нам — держитесь подальше.
Под ногами захлюпало, и они вышли на мелкий прудик, поросший карликовым кипарисом; Чарли срубил три деревца и понес обратно в лодку. Отсюда они двинулись дальше на юг, к той черте, где болота кончаются и их сменяет необозримое море осоки.
Здесь Чарли опять остановил каноэ.
— Сейчас я тебе покажу одну вещь, ты такого
Дед и внук вышли на площадку, где, пронзая шатер болотных зарослей, тут и там уходили в вышину обнаженные стволы величественных королевских пальм. Чарли подвел мальчика к одной, до того древней, что на ней уже не росли листья, а омертвелый ствол изрешетили дупла, выдолбленные клювом дятла. В сердцевине ствола, у основания, застряло старинное мачете — древесина на черенке прогнила дочерна, но заржавелое лезвие не утратило прочности.
Тимми немедленно ухватился за рукоятку, стараясь выдернуть мачете, но оказалось, что нож намертво сросся со стволом пальмы.
— Откуда оно взялось? — спросил он деда, возбужденно блестя глазами.
— Сам не знаю. Нашел я его здесь давным-давно, когда был маленький, но и тогда оно уже вросло в дерево. Наверное, осталось здесь со времен первой войны белых людей с семинолами. Видно, задумал кто-то срубить эту пальму — белый солдат или путешественник,— и не хватило сил вытащить.
— Можно, дедушка, оно будет мое? Давай топором вырубим, и я его заберу домой.
— Дерево отняло его у человека, значит, дереву им и владеть. Оно не наше.
— Но ведь дерево умерло, дедушка.
— И человек тоже. Пускай мачете остается здесь, Тимми. Оно принадлежит времени, которое ушло навсегда.
Тимми нехотя кивнул головой; они вернулись к лодке и двинулись в сторону Сусликова ручья.
Вскоре после полудня Чарли оттолкнулся шестом от причала и поплыл к соседу, чтобы вместе отправиться за кипарисовыми корнями. Сет говорил, что знает на болоте место, где сохранилась нетронутой рощица болотных кипарисов, и корней там тьма. Корни водились в избытке и на его земле, но эти ему спиливать не хотелось.
Индеец сошел на берег, и Сет встретил его своим обычным:
— Пивка не желаешь ли?
Чарли отказался, и они взобрались на вездеход. Сет запустил двигатель, включил передачу, нажал на педаль газа и отпустил сцепление. Несуразная колымага не сразу стронулась с места — сперва непомерные задние баллоны бешено завращались вхолостую, буксуя по рыхлой земле, потом ее подбросило
фута на три, и она рванула вперед, с треском ломая кусты.
Чарли вцепился в поручень, да так и повис на нем, а Сет, забыв отпустить газ и не разбирая дороги, погнал по болотам на юго-восток. Их со всех сторон обдавало грязью, они крушили кусты, врезались в мелкий кипарисник, фонтаном взметая из-под колес куски коры и обломки сучьев. Озерко подвернется — зачем объезжать, проще махнуть напрямик, подминая листья водяных лилий и оставляя на их месте две полосы взбаламученной жижи. Один раз Чарли оглянулся назад.
— По-моему, аллигатора переехали! — крикнул он.
— Ты, главное дело, не волнуйся,— добродушно отозвался Сет.— Эту телегу аллигатору не сломать.
Где подпрыгивая, где проваливаясь, где юзом, они проехали пять миль, и вдруг Сет разом выжал сцепление и нажал на тормоз. Машина завертелась на месте, стукнулась задом о дерево и стала. Чарли сорвало с сиденья, выбросило наружу, и он, пролетев футов десять, навзничь шлепнулся на землю.
Первую минуту ему было страшно пошевелиться. У него перехватило дыхание, он не сомневался, что переломал себе все кости.