Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год
Шрифт:
Мы надеялись, что наш хрупкий снаряд, пройдя 420 метров толщи, принесет на поверхность драгоценные столбики льда, которые ждут и в Ленинграде, и в Нью-Йорке, и в Москве, и в штате Небраска, Уже разрабатывались планы, как доставить керн нерастаявшим через экватор в США и в СССР.
И конечно, мы мечтали о том дне, когда перевернем и посмотрим последний цилиндрик керна, потрогаем его донышко — нижнюю поверхность ледника. До сих пор никто не знает, что там — гладкая зеркальная поверхность или же мохнатая, рыхлая, покрытая толстым слоем ветвистых ледяных игл.
Об этом думаем не только мы. Наши американские коллеги год назад пытались сфотографировать нижнюю поверхность ледника, и, я надеялся, теперь они уже построили что-то вроде маленькой
И как только первый из нас сфотографирует, увидит или потрогает это недосягаемое дно и скажет: «Дно гладкое», всем станет ясно, что, конечно, так оно и должно быть, ведь это следует из теории. Но мы знали и то, что, если бы дно оказалось рыхлым, это тоже следовало бы из теории.
Так было, когда у дна моря быта найдена жизнь, обнаружена теплая вода — после минутного ликования кто-то обронил: «Ну и что? Так и должно было быть». Хотя мы-то знали, что, если бы там ничего не нашли, это тоже так и должно было быть. И испытать эти минуты — счастье, ради этого одного стоило ехать так далеко.
Так думали мы, заколачивая ящики. И вот в ноябре 1978 года наша группа — теперь уже тройка — снова улетала на Юг. Наш путь пролегал по маршруту: Москва — Дели — Сингапур -Сидней, и уже оттуда — в знакомые Крайстчер и Мак-Мердо.
Засыпанный снегом, холодный лагерь «Джей-Найн» преподнес нам на этот раз сюрприз: какие-то девицы с развевающимися волосами, стоя на коленях на сиденьях снежных скутеров, подхватили наши мешки и умчались к постаревшим за год, полузанесенным зимними штормами домикам.
Общий вид лагеря между сугробами разительно изменился. Однако главным отличием были не сугробы, а большое строение, покрытое серебристой тканью, над которым возвышалась черная толстая труба, заканчивающаяся конусом. Это была труба огромного и тяжелейшего парового котла, который Джим Браунинг притащил сюда, на Южный полюс, чтобы кипятить воду для бурения... А рядом с этой, такой фабричной, трубой и серебристой палаткой на фоне неба выделялись четкие силуэты двух пальм, и тут же — мы глазам не поверили — плавательный бассейн с голубым дном, полный горячей воды. Зимний курорт, и только. Пальмы были сделаны из толстой фанеры — списанной, негодной фанеры, как всегда подчеркивал Джон, когда показывал это чудо приезжим гостям.
Оказалось, Джим Браунинг привез пластиковый бассейн, чтобы у него всегда была в запасе горячая вода для бурения. Конечно, работать стало легче и приятнее. Не надо уже было тянуть развернутые «вдоль Антарктиды» шланги. По «вечерам» ребята, свободные от вахт, могли забраться в бассейн и посидеть там час-другой. Это не возбранялось. Вода была такая горячая, что, бывало, подбрасывали в бассейн сугробы свежего снега.
Мы снова заняли свой прежний стол. Нам по наследству досталась прекрасная прозрачная большая палатка, в которой год назад располагались наши коллеги по бурению. Началась лихорадочная гонка, мы готовились к спуску зонтика, ведь, казалось, вот-вот горячая вода уже пробурит ледник насквозь. Но мы забыли, что это «Джей-Найн»... День и ночь клубились из фабричной трубы пар и дым, надсадно гремели помпы лебедок, работали насосы — пробурить насквозь ледник не удавалось. Однажды ночью Джим радостный вошел в кают-компанию.
— Уже пробурили четыреста метров с лишним, осталось работы на час-другой...
Велико было желание не ложиться спать, хотелось посмотреть, как будет пробурен ледник до конца. Но опыт бессонных недель прошлого года говорил: «Нет, наш долг не ждать, а быть готовыми встать завтра ровно в 6 утра и работать весь день...»
Спал я плохо. Ближе к утру яростнее заревели моторы буровой установки. Что-то у них там не ладилось. Надо бы встать и идти на помощь. Но сил не было... Под утро ввалился усталый буровик и еле слышным голосом сообщил, что водяные шланги вместо того, чтобы идти вниз, перехлестнулись на большой глубине. Сейчас их с трудом и риском поднимают. Этика «Джей-Найн» гласила: если тебе сказали об этом, надо идти помогать. Сон как рукой сняло. В пять утра мы трое уже сидели в кают-компании, где молчаливый экипаж доедал свой запоздалый ужин. Оказалось, на этот раз они с подъемом шлангов справились сами.
Так, с трудом, шли дела и в этот сезон. Вот выдержка из моего дневника:
«27 ноября, понедельник. Уже 2 часа дня, но тихо кругом. Вчера перешло для всех в сегодня слишком незаметно. Был аврал. Большинство не спало до в утра. Нам опять не удалось пробурить ледник насквозь. Сначала вроде все было хорошо: горячие шланги спокойно шли вниз, и к полуночи длина спущенных под лед шлангов равнялась предполагаемой толщине ледника. Поэтому все остались ожидать торжественного момента. Но час шел за часом, а ничего не происходило, шланги все так же спокойно шли вниз. Уже их длина превышала толщину ледника на 50, 100, 150 метров, а никаких следов проникновения через ледник в море не было. Значит, вода протаивала скважину не вниз, а куда-то вбок. Наконец на лебедке осталось лишь два витка кабеля. Джим остановил лебедку. Почти наверняка дно ледника было совсем рядом, но он не торопился повернуть барабан еще на два оборота. Это дало бы лишних 5 метров. А вдруг тот, кто наматывал кабель на лебедку, не закрепил его как следует? Ведь он тоже знал, что толщина ледника на 150 метров меньше длины кабеля... Если это так, то кабель сорвется с лебедки, и оставшаяся без поддержки полукилометровая плеть шлангов, полных воды, оборвется под собственной тяжестью и, как кнут, круша все на своем пути, рухнет в скважину.
Джим не говорил этого вслух, молчали и все остальные, ожидали его решения.
Джим приказал начать подъем тяжелой плети: все, встав в линейку, как год назад, старались ослабить натяг шлангов...»
«30 ноября, четверг. Утро. На «рассвете» Джим Браунинг пробурил ледник. Посланы желанные телеграммы начальству. Джон Клаух начал измерения диаметра скважины по всей ее глубине. У нас перестала работать аппаратура для измерения температуры. Во время перелета вышел из строя кварцевый датчик. Заменили...
13 часов. Стали известны результаты проверки диаметра. Оказалось, что скважина опять пробурена не насквозь! Она имеет дно и не имеет выхода под ледник! Как так получилось?
Вывод о том, что скважина пробурена, был сделан в связи с тем, что резко упали температура воды у нижнего конца шлангов и уровень воды в скважине (до уровня моря). Но ведь то же самое могло произойти и в том случае, если бы скважина встретила водоносный горизонт, соединяемый с морем. Но откуда этот горизонт? Джон пытается связаться с Мак-Мердо и остановить победные телеграммы...»
Несмотря на занятость и усталость, настроение у всех было отличное. Общая работа спаивала наш маленький коллектив. И узнавание друг друга было интересным.
Бородатый, заросший Ховард Бреди из Австралии, тот самый геолог, который все время разглядывал в микроскоп скелетики древних микроорганизмов, найденных в отложениях дна моря Росса, оказался не просто Ховардом, а отцом Бреди — католическим монахом и священником монастыря Сокровенного Сердца из-под Сиднея. Ховард имел дипломы бакалавра искусств и теологии, окончил геологический факультет университета в Мельбурне. Скромный и веселый Ховард не отказывался ни от какой, самой черной работы. Он говорил, что может делать все. Это чувство, смеялся он, появилось у него в монастыре. Узнав о его желании учиться в университете, настоятель сказал: «Сначала ты должен выполнить всего одну работу». Ховард согласился. Оказалось, что ему поручили... покрасить стену монастыря. Три года каждый день с утра до вечера без перерывов красил Ховард стену, двигаясь по часовой стрелке. А когда кончил — оказалось, что место, откуда он начал, пора было красить заново...