Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год
Шрифт:
Но больше всего нас с Виктором удивлял механик Джей из Нью-Йорка. Застенчивый, деликатный, мягкий в манерах, он совершенно не следил за собой и поэтому всегда был пропитан насквозь маслом и сажей. Джей постоянно торчал у рычагов лебедки. Его обычный распорядок в эти огневые дни был такой: 36 часов работы и 6-7 часов сна. И так же, как и Виктор, он брался за все: мог выправить грубое железо и починить электронный прибор. Но больше всего удивляло всех нас то, что Джей получал удивительно маленький, по его квалификации, оклад. «Да, — говорил по этому поводу Джей, — я люблю путешествия, люблю полярные страны, потому готов работать здесь и за меньшие деньги».
Горячая вода наконец протаяла первую скважину через ледник. В нее норвежцы опустили гирлянду термометров и измерители скорости течений в толще воды под ледником. Предполагалось, что эта гирлянда будет передавать на поверхность информацию весь последующий год. Но вскоре выяснилось, что из-за какой-то поломки гирлянды при спуске, ее сигналы невозможно расшифровать. Следующая скважина, как и предполагалось по плану, была протаяна Джимом для спуска нашей штанги и зонтика с ультразвуковыми датчиками. Несмотря на то, что все было проверено и перепроверено, мы сильно волновались. А вдруг аппарат застрянет в скважине? Много чего могло не сработать. Но спуск прошел нормально, и ультразвуковые датчики, смотрящие в горизонтальных направлениях, четко показали момент выхода штанги под ледник. Дрожащими руками Виктор нажал кнопку сброса чехла зонтика — стальной трубы, надетой на сложенные вдоль штанги спицы. Прошло несколько секунд — и дружный всплеск на экране осциллографа сигналов от всех датчиков известил, что чехол сошел и, наверное, еще опускается сейчас, кувыркаясь, на дно моря. Светящиеся на экранах зигзаги устойчивых отражений — сигналов от дна ледника, дали первую информацию о дне ледника Росса. Поверхность его, по-видимому, шероховата и не имеет больших впадин и выступов.
Виктор чуть не плакал от радости. Осталось только следить за тем, как изменяется во времени расстояние от ледяной поверхности до неподвижных спиц зонтика. Теперь мы были готовы начать главную часть работ этого сезона — извлечение керна по всей толще ледника. А для этого надо было установить и смонтировать наш буровой аппарат.
В фанерном полу прозрачной палатки, которую все называли «футбольный зал» из-за того, что в ней раньше стоял большой стол для настольного футбола, мы вырезали отверстие и над ним установили мачту бура. Рядом привинтили к деревянной раме лебедку. Подъем бурового снаряда из скважины осуществлялся электрическим мотором, соединенным с барабаном системой мотоциклетных шестерен и цепей. Сооружение получилось легким и прочным.
Особенно мы гордились «буровым снарядом» — трехметровой трубой из нержавеющей стали, которая, собственно, и пронзала лед. В нижней ее части помещалась электронагревательная спираль, она протаивала кольцевое отверстие во льду так, что в середине оказывался нетронутым столбик льда диаметром восемь сантиметров. При этом труба погружалась в лед под действием собственного веса, а центральный столб — керн — входил внутрь трубы. Когда труба оказывалась полной льда, мы включали лебедку и поднимали керн на поверхность. Опуская трубу бура в скважину, заполняли весь ее объем смесью спирта с водой. При бурении керн входил в трубу и выдавливал спиртовую смесь ко дну скважины.
Это, казалось бы, простое устройство, придуманное Валентином Моревым, спасало нас от главного бича бурения через лед — замерзания талой воды в скважине.
Юра и Виктор сноровисто установили в нашей палатке пустые бочки для приготовления спиртового раствора, сколотили деревянный лоток для будущего керна. 1 декабря 1978 года Виктор включил ток, и при сборе всего народа труба стала медленно утопать в снегу.
Первые метров тридцать мы «шли» через снег и фирн, керн был насквозь пропитан спиртом, но глубже пошел ледниковый лед, и у нас добавилась приятная забота — осматривать, описывать и упаковывать керн. Неожиданно диаметр скважины почему-то уменьшился — труба бура стала продвигаться с трудом. Пришлось увеличить концентрацию подаваемого на дно скважины раствора спирта, но нас ожидали новые неприятности. За ночь, когда бурение было приостановлено, в скважине образовались кристаллы льда, и спирто-водяная смесь в ней стала походить на манную кашу. Сначала очень жидкую, а потом все более густую. Наконец эта каша стала такой густой, что однажды утром нам потребовалось почти два часа, чтобы бур, включенный на полную мощность, опустился на глубину. Решили дальше не искушать судьбу и не останавливаться на ночь, бурить без перерывов до конца.
Руководителем дневной бригады стал Юрий Райковский, в помощь ему Джон Клаух выделил двух американцев — огромного бородатого Имантса Вирчнекса и черноглазую девушку Мегги Вольф. Мегги училась на биофаке, но прервала учебу и вот уже второй год путешествует. Перед Антарктидой она два месяца скиталась по Индонезии, а потом попала в Новую Зеландию, где и поступила на работу в антарктическую экспедицию «прислугой за все».
Конечно, певунья Мегги не могла сравниться в физической силе с мужчинами, но она внесла в наш «футбольный зал» тот уют, который умеют создавать только женщины.
Ночной, более трудной и ответственной сменой взялся руководить Виктор Загороднов. У него тоже был помощник — студент четвертого курса медицинского факультета из Монреаля, канадец Улдис Аудер. Его Джон нанял работать на «Джей-Найн» в качестве лаборанта, так как он при необходимости мог оказать первую медицинскую помощь и не требовал таких баснословных денег, как настоящий врач. Вторым же помощником был Билл Рейдан — молодой профессиональный менеджер, то есть начальник. Обработал в Проекте как организатор доставки грузов в «Джей-Найн» и должен был взять на себя заботу об эвакуации станции по окончании сезона. Не имея какого-либо технического или естественного образования, он во время основных работ подменял Джона. К нам его Джон приставил для того, чтобы Билл научился тонкостям работы «русским буром». Билл, по-видимому, был хороший начальник, но, к сожалению, несведущий, не имеющий вкуса к технике человек.
Несмотря на такое, казалось бы, большое число людей, занятых в бурении, к концу двенадцатичасовой вахты люди буквально валились с ног. Юра и Виктор колдовали над бочками со спиртом и водой, подбирая нужную концентрацию, стояли за рычагами, поднимали и спускали бур и делали еще многое другое, что должно было обеспечить бурение. Но, главное, я умолял всех не спускать глаз с электрических лампочек, которые бесцветно горели в залитой солнцем палатке. Эти лампочки, дублированные звуковым сигналом и стрелками ампер- и вольтметров, должны были погаснуть, если вдруг прекратится подача электроэнергии или перегорит бур. В этом случае надо было немедленно, любым способом поднять бур хотя бы на полметра вверх от дна скважины, чтобы он попал в спиртово-водный раствор и тем самым был спасен от вмерзания.
Пока оператор всматривался в лампочки, натянутый трос и неподвижные стрелки приборов, я с буровыми помощниками должен был разложить на стеллаже, измерить и описать керн, вырезать из него необходимые образцы для анализов. Остальное полагалось упаковать в пластик и уложить в двухметровые цилиндрические пеналы из толстого, оклеенного сверху серебристой фольгой картона. Потом мы укладывали эти пеналы в большие плоские фанерные ящики по пять штук, засыпая все пустоты снегом, заколачивали ящики и складывали их в автомобильный рефрижератор, который американцы, не доверяя антарктическому холоду, завезли в лагерь «Джей-Найн».
Нас просили ежедневно сообщать на Большую землю о ходе бурения. Мы прошли немногим более половины толщи ледника, когда выяснилось, что спирта хватит еще лишь на шестьдесят метров. И опять помчались телеграммы... Наши помощники, да и мы вроде бы приуныли, но вдруг из Национального научного фонда пришла телеграмма: «Игорь, бури не останавливаясь, мы все здесь на твоей стороне...»
И вот, когда спирта оставалось еще на несколько часов бурения, из Мак-Мердо — как всегда ночью — прилетел четырехмоторный самолет. На борту у него был срочный груз: две двухсотлитровые бочки чистейшего спирта. Так день и ночь, без остановок, мы бурили вплоть до 13 декабря. Керн все время шел почти одинаковый — однообразный, пористый, без каких-либо прослоек, явно ледникового происхождения.