Журнал «Вокруг Света» №02 за 1989 год
Шрифт:
— Мими показали аборигенам, как охотиться на кенгуру, научили рисовать и делать множество других вещей,— говорит он.— Спросите моего брата Капириги, он все это знает.
Блюи Илкирр — один из последних еще работающих художников в парке Какаду. Он живет в буше вместе с женой, Сьюзен Аладжингу, и многочисленными родичами. Иногда он садится в свой маленький грузовичок и отправляется за продуктами в город, но вообще-то предпочитает кормиться дарами земли, добывая хлеб насущный охотой и другими древними способами. Незваных гостей тут обычно не жалуют, но Стэнли и Белинду приняли
«Они сидят в тени навеса из ветвей,— вспоминает Стэнли.— Похоже, тут предчувствовали наше посещение, хотя мы не извещали хозяев заранее. Аладжингу занята плетением корзины из веток пандануса, на коленях у нее устроился детеныш кенгуру. Илкирр пыхтит своей трубкой. Вскоре наш разговор становится непринужденным, как будто мы знакомы уже долгие годы».
Аладжингу — веселая и смешливая женщина, у Илкирра юмор более спокойный, сдержанный. Он моложе остальных взрослых мужчин племени, бодр и полон энергии. Излюбленная тема разговоров тут — животные и старые добрые времена, когда люди могли прокормиться одними только дарами буша.
Илкирр не прочь продемонстрировать и свое искусство художника, однако сразу предупреждает, что на это понадобится время, поскольку нужно еще набрать самой лучшей волокнистой коры, а она есть только на ручье Летучих Лисиц.
Первый визит завершается. Прощаясь, Аладжингу дарит Белинде Райт детеныша кенгуру. «Растите его большим,— смеясь, говорит она.— А потом привозите обратно, и мы его съедим».
«Этот малыш прожил с нами много месяцев,— пишет Стэнли,— пока в один прекрасный день мы не отпустили его на волю подальше от Илкиррова стойбища!»
Деревья с волокнистой корой представляют собой одну из разновидностей эвкалипта. У них на удивление высокий и прямой ствол. Кора — традиционный материал, из которого строят навесы в сезон дождей. А для Илкирра она еще и идеальный «холст».
Кусок коры выдерживают в течение двух месяцев, потом из него аккуратно вырезают прямоугольник со сторонами приблизительно 120 на 150 сантиметров. Только после этого художник раскладывает кисти, шлифовальный камень, краски, ставит рядом жестянку с водой и приступает к работе.
Большой кистью фабричного производства Илкирр наносит на кору темно-красную охру.
— Эта краска такая же, как кровь,— поясняет он по ходу дела.— А кровь оживляет зверей на картине.
Затем художник натирает на наждачном камне белую глину: порошок нужен для создания новой цветовой гаммы.
— Всю ночь ломал голову, что же нарисовать, как провести линии,— признается живописец.— Изображу, пожалуй, зверей из «Грез» Ист-Аллигатор.
Уверенными движениями он набрасывает сначала контур крокодила, потом рыбы баррамунди. Ни малейших колебаний, ни единой ошибки, а ведь пишет без натуры. Стебли, листья и цветы водяной лилии как бы вплетаются в композицию. А потом начинается самая сложная и кропотливая работа: на белые силуэты надо нанести тончайшие линии, которые образуют сложные узоры, имеющие каждый свой смысл и выражающие мольбы, обращенные к могущественным духам «Грез».
Последнюю линию на последнем животном
Джуарр — внушительная скала высотой около ста метров. В вечернем свете поблескивают краски на выщербленном растрескавшемся камне. И сама скала, и ее зеркальное отражение в озере у подножия кажутся живыми.
Скала охраняет устье глубокого каньона, занимающего очень важное место в мифологии гагуджу. Седовласый и длиннобородый Ниппер Капириги, потрясая копьем, вспрыгивает на высокий валун и гортанно кричит что-то на родном языке. Так он объявляет обитающим в каньоне духам о своем прибытии, просит позволения войти и сообщает, что его сопровождают двое друзей. Сейчас он похож на инопланетянина, и это зрелище способно кого угодно повергнуть в благоговейный трепет, сменяющийся поистине суеверным страхом, когда слышишь, как эхо уносит в глубины каньона звуки твоего имени.
С формальностями покончено, Капириги подводит гостей к основанию утеса и показывает место, где Алмунди, радужная змея из сонма создателей, разделила скалу пополам и проникла в ущелье, чтобы проползти к верховьям ручья и почить в глубоком озере под водопадом.
— Алмунди и поныне живет в этом озере,— добавляет Капириги.
Эта змея — одно из самых почитаемых у гагуджу существ. Она создала горы, каменные гроты и глубокие озера. Каждый год она приносит дожди, и благодаря ей обновляется все живое. Поэтому ее часто видят стоящей на хвосте, в образе радуги. Вероятно, изображениям радужных змей около 10 тысяч лет. По мнению некоторых ученых, Алмунди — древнейший из непрерывно почитаемых религиозных символов в мире.
Последние лучи солнца ярко расцвечивают Джуарр, и обычно оживленный Капириги погружается в глубокое раздумье. Подобно другим старейшинам, он озабочен будущими судьбами страны. Кто придет ему на смену? Кто будет ухаживать за Алмунди и совершать таинства ритуалов? Дети не желают постигать науку «Грез», им это не интересно. И со смертью Капириги умрут его рассказы.
Уже почти темно. Маленькие летучие мыши выписывают в воздухе замысловатые кульбиты, гоняясь за насекомыми. Одна из них задевает мягким крылом щеку Капириги, и это прикосновение воспринимается как некий знак судьбы. В каньоне кричит морской орел, сидящий на своем гнезде, и лицо Капириги светлеет.
— Это Маравути,— говорит абориген,— хозяин здешних мест.
В каньоне бежит речушка, кишащая рыбой и черепахами. Иногда тут встречаются и крокодилы. Ущелье закупорено суровыми каменными стенами, под которыми блестит тихое черное озеро.
— Здесь живет Алмунди,— поясняет Капириги.— Купаться нельзя, рыбачить нельзя, громко разговаривать тоже нельзя. И нельзя бросать в воду камни. Несколько лет назад я привел сюда одного археолога и сказал ему то же самое. Но он расхохотался и бросил в озеро здоровенный булыжник. Той же ночью налетел шквал с дождем и смыл его лагерь. И это в сухой сезон.