Журнал «Вокруг Света» №03 за 1962 год
Шрифт:
За Сазакином начинается совершенно необычный участок этой трассы, протянувшейся через пустыни, полупустыни и безводные степи. От 216-го километра газопровод вступает на земли благословенного Хорезмского оазиса — Страны света, где Заратустра написал священную книгу огнепоклонников, где творили Бируни и Хорезми. Здесь нет ни безводной пустыни, ни коварных скал. И все же здесь есть свои трудности.
В Хорезме меня поразили старинные арбы с огромными колесами и маленьким возком. Только надменному верблюду по росту такая арба. Оказалось, что в гигантских колесах есть смысл. Они «шагают»
А вот другая трудность — грунтовые воды близко подходят к поверхности и часто затопляют землю. Как сделать, чтобы не вымывало трубу? В Хорезме существует опытный участок. На нем изучаются все условия затопляемых земель.
Трассу решили вести через Хорезм. И не только из тех соображений, что обход оазиса удорожит строительство. Потребление части газа планируется в самом Узбекистане. И газ этот прежде всего необходим Хорезму. И не только Хорезму, а и целой Каракалпакской автономной республике. Даже сегодняшние школьники Хорезма могут вспомнить времена, когда топливо привозили на самолетах и на верблюдах. И ждут здесь газопровод с большим нетерпением. Я убедился в этом в Ургенче — быстро строящейся столице Хорезма, — где мне подробнейшим образом рассказали, по какой улице пойдет и куда в первую очередь завернет газ.
Кунград готовится к штурму
В Кунграде — перевалочная база строительства. Отсюда труба двинется по самой трудной своей дороге — по каменистому плато Устюрт. У Кунграда готовится штурм Устюрта.
В Кунграде строятся гаражи и склады. Здесь будут сгружаться привезенные по железной дороге трубы. Здесь будут стоять автомашины, а может, и вертолеты, которые повезут трубы дальше — на плато. В Кунграде будут жить строители. Для них уже наготовлено немало жилья.
— Здесь будет новый Кунград, — начальник стройуправления Вадим Ювенальевич Сперанский говорит это с гордостью.
Еще бы ему не гордиться, когда он сам строит этот новый Кунград.
На улице я встретил симпатичных ребят из киевской экспедиции. Ребята гуляли по Кунграду. Они тоже говорили, что скоро здесь все переменится. И они были веселы. Им было по двадцать два. У одного из них была борода, у другого ослепительно белая сорочка. Экспедиция выбирала место для строительства бумажно-целлюлозного комбината на базе местного камыша, которого в пойме Аму-Дарьи великое множество.
— А что такое комбинат без топлива? — говорил мне потом Сперанский. — С приходом газа вся жизнь Кара-Калпакии переменится. Возьмите Тахиаташ. Там будет завод сборного железобетона — комплекс цехов. Все будут делать: утепленные панели, металлические каркасы. А на Устюрте — только сборка. Там ведь нелегко будет, на этом Устюрте.
Устюрт. Его каменистые отроги поднимаются к северо-западу от Кунграда. Сотни километров глиняной пустыни подметает ветер, зимой — ледяной. «В такой пустыне даже врага не . встретишь», — говорили каракалпаки. И сейчас, пока здесь на сотни километров нет ни жилья, ни людей, ни воды, шоферы красят крыши кабин в красный цвет — если застрянешь ненароком в пути, самолеты разыщут.
— Просто трудно переоценить значение газа для запада Казахстана, — сказал президент Академии наук Казахской ССР Каныш Имантоевич Сатпаев, — здесь идут разработки месторождений: и железорудных, и асбестовых, и хромовых, и никелевых. А вода!
Вода наполнит пересохшие озера и реки. Газопровод преобразит суровый Устюрт, как переменит он лик пустыни, как переменит он жизнь многих областей и районов и судьбы многих семей. Все это он сделает мимоходом, по пути на Урал. Но там — севернее станции Соленой — пока еще нет трубы...
И потому я прощаюсь со строителями — ребятами участка Миши Иванова и беру в руки свой командировочный посох.
Свидимся, — говорит Миша. — Через годок, на Урале.
Двое в пустыне
Ты уверен, что мы идем правильно? Впереди нет ничего, кроме пустыни.
— До Мадер-Султана все время пустыня.
Фистуа прикусил губу. Халид явно не хотел разговаривать. Дальше они шли молча, с напряженным упорством людей, которые ждут, что вот-вот за пустыней откроется перед ними земля обетованная.
Ночь наступила внезапно. Солнце исчезло, будто упало от усталости за барханом, и на землю опустилась густая тьма. О такой тьме арабы говорят: «Не отличишь черную кошку от белой».
— Надо бы нарезать веток для костра, — сказал француз.
— Вы отняли у меня нож, — возразил Халид.
— На моем месте ты поступил бы иначе?
— Нет, — ответил араб.
— Вот нож. Режь ветки.
— Этих нам хватит на час. Они горят, как солома.
Фистуа не ответил. От усталости он терял сознание. Последние съестные припасы и последняя, сбереженная с таким трудом вода... А впереди не меньше двух дней пути. Двух? Может, и трех? Кто знает?
— Впереди есть колодцы? — спросил он на всякий случай.
— Нет, — ответил Халид, складывая ветки.
Луи Фистуа уселся по-турецки, положил автомат на колени, молча бросил Халиду спички. Через минуту запылал огонь, и Луи принялся делить последнюю порцию. Он поел, напился, лотом отдал фляжку и еду заглядевшемуся на огонь пленнику.
— Спасибо, — сказал Халид, — да продлит аллах вашу жизнь.
— Молчать, — обозлился Фистуа, — спи!
— А вы?
— Я буду стеречь, чтобы ты не удрал. Халид усмехнулся.
— Вы очень устали, лейтенант. И меня вам не устеречь — вы заснете раньше, чем я. Ваше счастье, что мне некуда бежать.
— Если только замечу, что ты зашевелился, — прорычал Фистуа, — не пожалею пули. Понял?
Араб кивнул, встал на коврик и, положив тринадцать предписанных кораном поклонов, начал вечернюю молитву. Фистуа оперся на локоть и следил за ним сквозь отяжелевшие ресницы.
После молитвы, Халид лег на землю, подложив кулак под голову.
* * *
Фистуа проснулся от толчка.