Журнал «Вокруг Света» №03 за 1973 год
Шрифт:
Цепочка свежих следов привела меня к «заводу». Он был похож на баню и сарай одновременно. Черный сажный дым реял из печной трубы.
Афанасий Егорович сидел на корточках и, не мигая, следил за огнем. В огромном зеве печи, обставленные грудой черепков и сосновыми полешками, стояли вчерашние горшки и ладки. Сейчас они выглядели черными и мутно-желтыми, невзрачными, и я неосторожно сказал об этом Лочехину.
— Ты погоди, погоди, — осадил меня гончар. — Дай огню силу набрать.
Прищурив здоровый глаз, он смотрел в печь на пляшущие язычки пламени и время от времени подкладывал новые поленья.
Елена Афанасьевна позвала нас обедать, но старик отказался — уходить от печи было нельзя. Мы закусили на скорую руку... Вот уже пять часов топился «завод», и все это время старик сидел в молчаливом напряжении, ожидая нужных ему красок. И они пришли: вот исчез, будто растворился дым, не стало красных язычков — один ровный светлый жар полыхал внутри.
Под вечер — печь уже остывала — Лочехин вынул из зева ближнюю ладку. Он держал ее ватными рукавицами, посуда, была еще горячая, с окалинами по краям. Щелкнув для пробы по дну, он приложил ее к уху: «Звенит... землица наша. А коли звенит, значит порядок». Лицо старика было розовым и молодым.
Мы вышли на улицу. Из трубы лочехинского «завода» струилось марево — оно отсвечивало тусклым перламутром.
...Прошло два месяца, и я решил позвонить в Тимощелье, узнать, как дела, а заодно поздравить стариков с весенними праздниками.
Архангельск включился сразу же, но потом грянул детский хор, и телефонистка, соединяя меня с Мезенью, долго пыталась перекричать местную радиопередачу. И как только я услышал знакомый скорострельный говорок: «Москва, говорите дак!» — я сразу представил себе стаю озябших домов на крутом угоре, и перламутровый дым из трубы, и дальние, поголубевшие от мороза леса...
— Лочехин слушает, — сказал Лочехин на фоне детских голосов.
Старик обрадовался моему звонку.
— Дело-то вишь какое, — объяснил он торопливо. — Здоровья уж у меня нет, и руки слабы. Робим мы, робим, а заробить не можем... Кликнул бы ты: есть, мол, такой Лочехин на Мезени, горшечник старый. Все про глину знает. Пусть идут ко мне — ремеслу учить буду, секреты открою. Глины-то у нас — ой сколько много!.. Слышь, что ли?
Олег Ларин
Как нашли Тутанхамона
В 1923 году сначала в английских, а затем в газетах многих других стран появились заголовки «Величайшее открытие в Фивах», «Несметные сокровища Египта», «Тутанхамон появляется из небытия». «Запалом» этой сенсации стала найденная 6 ноября 1922 года в Долине царей нетронутая гробница одного из самых загадочных египетских фараонов — Тутанхамона. Кто этот фараон, о котором заговорил весь мир? Что знали о нем до раскопок его погребения? Известно, что Тутанхамону было всего девять лет, когда он вступил на престол, и восемнадцать, когда он скончался. От периода его правления до нас дошло немного памятников, да и то часть из них, как оказалось, были «переписаны на свое имя» последующими фараонами. Из письменных источников, дошедших до наших дней, самым значительным и наиболее интересным для историков был коронационный декрет Тутанхамона, начертанный на плите в большом храме бога Амона в Карнаке: «Когда его величество вступил на престол, как царь, храмы всех богов и богинь от Элефантины до болот Дельты пришли в упадок, их святилища обезлюдели и превратились в развалины, заросли травой, их часовни перестали существовать и сделались местом, по которому ходят. Земля перевернулась вверх дном, и боги отвернулись от нее... Но когда мое величество поднялся на трон отца и начал править страной, Черная земля и Красная земля (то есть Египет и Ливия) находились под его наблюдением», тогда, как говорится далее, царь посоветовался со своим сердцем, повелел открыть храм Амона в Фивах, храмы всех других богов во всех городах Египта, вернуть им все владения и сокровища и назначить жрецов в каждый храм. Этот декрет подводит итог одному чрезвычайно бурному событию в египетской истории. ...В XIII веке до нашей эры на египетский престол вступил фараон Аменхотеп IV. Еще до его царствования между жречеством Амона и фараонами отношения были весьма обостренными. Жрецы Амона проводили идею о том, что фараоны одерживают победы над врагами благодаря Амону. Это снижало значение фараона, ставило царя в зависимое от жрецов положение и в конце концов привело к открытому конфликту: Аменхотеп провозгласил единым богом Египта бога Атона в образе солнечного диска с расходящимися во все стороны лучами. Каждый луч оканчивался рукой, держащей знак «анх», то есть жизнь. Так символически изображалось, что единственный податель жизни бог Атон, а вместе с ним и царь, так как понятие «царь» и «бог» было отождествлено. Аменхотеп переменил свое имя, которое означало «Амон доволен», на Эхнатон — «Благой для Атона». Он перенес столицу из Фив во вновь выстроенный город
Я приехал в Луксор 28 октября 1922 года и к 1 ноября, завербовав нужных мне рабочих, был готов к началу сезона. Наши прошлые раскопки кончались у северо-восточного угла гробницы Рамзеса VI, и отсюда я стал рыть к югу — по направлению к баракам рабочих, наскоро сколоченным тремя футами выше скального основания.
Когда я на следующее утро прибыл к раскопу, меня встретила необычная тишина: работы были приостановлены, и я понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Под первой же лачугой обнаружили крутой ход в скале.
Мы не могли быть первыми...
С нетерпением наблюдал я, как одна за другой появляются ступеньки ведущей вниз лестницы. Наконец, когда солнце уже садилось, на уровне 20-й ступеньки открылась верхняя часть замурованной и опечатанной двери. Я обследовал печать, но никакого имени на оттиске не обнаружил, можно было только разобрать, что это хорошо известная печать царского некрополя: шакал и девять пленников.
Днем 24 ноября вся лестница была расчищена, и мы смогли должным образом обследовать запечатанную дверь. Нижняя часть печати была гораздо четче — можно было разобрать имя «Тутанхамон». Если мы нашли — а это казалось весьма вероятным — могилу этого таинственного монарха, чье пребывание на троне совпало с одним из наиболее интересных периодов египетской истории, у нас были достаточные основания для того, чтобы поздравлять друг друга. Но...
Теперь, когда вся дверь была на виду, стало ясно, что ее уже вскрывали — в ней было два заново замурованных и опечатанных отверстия, причем та печать, которую мы увидели первой — шакал и девять пленников, — покрывала эти отверстия, а печать Тутанхамона находилась на нетронутой части двери.
Следовательно, до нас здесь побывали грабители — и не однажды. Оставалась надежда, что они не опустошили ее окончательно.
Утром 25-го мы вскрыли дверь. За ней начинался ведущий вниз проход той же ширины, что и лестница, около 7 футов в высоту, доверху забитый осколками камней.
Разбирая проход, мы находили глиняные черепки, куски штукатурки, алебастровые кувшины, целые и битые, разноцветные керамические вазы, многочисленные осколки других предметов и бурдюки — в последних, наверное, хранили воду, нужную для замуровывания дверей. Это были улики ограбления...
Волнение
26 ноября был самым чудесным днем в моей жизни, и вряд ли еще когда-нибудь доведется мне пережить такой.
Утренние работы продвигались медленно: мы боялись упустить, проглядеть хотя бы один предмет в грудах мусора. К полудню мы наткнулись на вторую запечатанную дверь — почти точную копию первой. Эта дверь была 30 футами ниже уровня входа.
Отпечатки менее четкие, чем в первом случае, но все равно можно было различить печати Тутанхамона и царского некрополя.