Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год

Вокруг Света

Город Набережные Челны вытянулся на несколько десятков километров вдоль Камы. На улицах очень людно. Много молодежи: завод и город — всесоюзные ударные комсомольские стройки, и неудивительно, что сюда съезжается молодежь со всех концов страны. Казалось бы, это было еще так недавно: первые взрывы в зимней степи, балки строителей, арматура цехов, в которых свистел ветер... И вот уже поднялись шесть заводов — в нескольких километрах один от другого, а с главного конвейера сходят машины и разбегаются по дорогам, которые упираются в горизонт...

Что такое водитель-испытатель? Я беседовал на эту тему с Яном Зуавой. Он недавно отслужил в армии,

и стаж водителя-испытателя у него небольшой. Ян высокого роста, и потому все зовут его Ян-полтора. Вместе с Иваном Солостеем, своим напарником, они составляют, как все шутят, два с половиной Яна. Зуава нетороплив, внешне, пожалуй, медлителен, в разговоре держится солидно, вежлив и рассудителен. Черты лица юные, почти детские. У него отличная реакция, он вовремя все замечает, и к препятствию, если такое встречается на пути, машина подходит на плавном торможении. На руке у Яна, как у каждого испытателя, никелированный браслетик, где выбита его фамилия, имя, отчество, год рождения, группа крови.

— Так что же такое водитель-испытатель, Ян? — спрашиваю я.

— Водитель-испытатель — это такой водитель... — отвечает он, не отрывая взгляда от дороги: стрелка спидометра колеблется на цифре 90. Вся машина трясется и колышется на мягких рессорах, словно мчится по водной ряби, под колесами — крупная щебенка. За нами тянется длинный шлейф пыли, сползающий в сторону: горячие воздушные струи дрожат над пастбищами и полями, над озерцами, похожими на дождевые лужи, над прозрачными березовыми перелесками. Мы в Западной Сибири, на широчайшей равнине, плоской, как блин, без единого пупырышка.

— Это такой водитель, — снова начал Ян, — который должен сломать машину. В этом его задача. Если испытатель не ломает машину — значит, он халтурит, устраивает себе легкую жизнь.

— Ян, но ты все-таки предупреди, когда примешься ломать автобус, чтобы мы успели выскочить.

— Не беспокойся, он сломается не сразу, постепенно будет уставать металл, появятся трещины, сначала одна деталь сломается, потом другая...

— Ян, но во Владивостоке нас ждут, может быть, с цветами и музыкой.

— Ничего не знаю. Цветы и музыка не мое дело, я выполняю свою работу. Главному конструктору нужно знать слабые места машины.

— У тебя, Ян, нет сердца.

Ян улыбается:

— Не беспокойся, я подхалтурю немного, чуть-чуть... Не буду нырять в ямы с разбега, как это делает Валдис, не буду лазить по глине возле воды и буксовать на травяных склонах. У Валдиса новая машина, а наша уже старушка, она должна добежать до Владивостока... Вот посмотришь — добежит и не устанет.

Картины природы менялись перед нами, как диапозитивы. Не успели нам надоесть западносибирские плоскотины, как на горизонте замаячили синие горы. Дорога стала виться змеей между ними, катиться вниз со свистом, карабкаться на подъемы под напряженную пронзительную песнь горячего мотора, который выводит ноты на пределе, как велели ему испытатели.

Саяно-Шушенскую ГЭС все ждали с нетерпением. Енисей, Саяны, строительство крупнейшей гидростанции в мире, музей-мемориал В. И. Ленина в Шушенском — это было наградой за уже пройденный путь. Хакасия с ее степью, раскинувшейся на плавных мягких склонах гор, удивительна. Мы сидели рядом с языческими камнями-могильниками, лежали на траве, вдыхали степной воздух. Мощный ветер,

как воздушный прилив, постепенно наполнял пространство до самых облаков, шуршал сухой травой у ног, щекотал, стекал по склону мелкими струями.

— Вот бы где ночлег устроить! — размечтался Ецек. — Расстелить спальные мешки на земле, лицо луне подставить — пусть светит, и воздухом этим дышать, он сам за тебя дышит...

Прозрачный, быстрый, студеный Енисей. Горы то обрываются скалами к воде, то поднимаются зубчатыми лиственничными уступами. В нескольких километрах от строительства гидростанции, в узкой теснине, примостился поселок Черемушки. Высокие многоэтажные дома с разноцветными панелями — голубоватыми, как небо, синеватыми, как тайга. Мы забрались по дороге как можно выше, чтобы видеть всю панораму строительства, и заночевать решили над долиной.

Утром с Саян сползли облака. Долину Енисея сначала прочертили иглы солнечных лучей, потом целые пучки, как спицы спрятанного где-то в поднебесье гигантского колеса, по поселку заходили длинные тени от сосен и домов. Загорелись алым светом вершины гор на левом берегу.

Днем мы окунулись в суету и грохот стройки. Перекрытый Енисей бурлил в бетонном ложе, шла работа в котловане второй очереди. Горела, рассыпаясь огнем искр, электросварка. По берегу натужно урчали БелАЗы. Временами завывала сирена, это кран проносил над котлованом бадью с бетоном в десять тонн весом. Человеческих голосов в этом шуме различить было невозможно. Изредка слышался свист, так окликали друг друга работающие в котловане.

Наши водители не удержались от соблазна, посидели за рулями огромных БелАЗов, поработали на них, сказали: «Так же, как на «рафике», баранка даже легче крутится». Разыскали земляка из Латвии. Он работал на этой Всесоюзной ударной комсомольской стройке сварщиком.

Айвар Грасманис — водитель машины, которая следует за головной, — работает в отделе сбыта Рижского автозавода. Гоняет микроавтобусы, сделанные по специальному заказу, или просто срочно доставляет их организациям. Айвар исколесил половину страны, он почти всегда в пути, в дороге. Интересно слушать его, когда он рассказывает о характере водителей встречных машин. Этот-де новичок норовит всех обогнать. Заметь, сколько раз обгонял, а все равно где-то сзади... Этот «дальнобойщик», днем спит в тенечке рядом с дорогой, а как стемнеет — двигается с дальним светом, заставляет всех встречных жаться по сторонам, не мешай ему — он, может, через всю Сибирь гонит... «Сдельщики», выжимающие тонна-километры на своих тяжело груженных машинах, идут напролом; они работают на такой скорости, при которой подвеска машины не успевает реагировать на мелкие ухабы, а мосты трясутся как в лихорадке...

Айвар читает номерные знаки машин, рассказывает, откуда и сколько примерно времени идет машина и успел ли надоесть этот перегон ее водителю. Шоферы из разных краев тоже отличаются своими нравами.

Айвар бреется, подключив электробритву через вибропреобразователь к аккумулятору, смотрясь в боковое зеркальце на дверце. Он читает вечером при свете плафона, постоянно слушает автомобильный приемник, зажигает фары своей машины, когда нужно осветить место, выбранное нами для ночлега. Айвар расстилает свой спальный мешок прямо на сиденьях. Вообще он устраиваемся удобно в любой ситуации, машина — это его дом на колесах, а дорога для него — мир, имеющий тысячи оттенков. Он гонял машины от Балтийского моря до Черного, до Каспийского, до Урала, теперь до Тихого океана.