Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
Шрифт:
В семьдесят четвертом году супруги вернулись на родину. Антонио снова работает в том же самом автопарке, откуда его взяли в пятьдесят девятом году агенты ПИДЕ. По принятым после революции законам, годы тюрьмы, подполья, эмиграции были зачтены ему в рабочий стаж.
— Ну а как ты живешь теперь? Каковы твои планы? Что собираешься делать в будущем? — спрашиваю я Терезо.
— Планы? Какие у меня могут быть планы, — улыбается он. — Мне к пятидесяти. Подполье дорого обошлось всем нам, коммунистам. Работа водителя автобуса очень тяжела, требует железного здоровья, и я чувствую, что скоро придется оставить ее. Чего я никогда не оставлю — это работы для партии. Каждый вечер приезжаю после работы в ЦК, выполняю там всевозможные поручения. Товарищи знают, что на Терезо можно положиться.
Игорь Фесуненко
Лиссабон
Курс на юг
Первые дни рейса всегда проходят в заботах и хлопотах. Надо распаковывать ящики с оборудованием, монтировать приборы, да и закрепить их по-штормовому не мешает: впереди зимнее Японское море.
Впрочем, море это оказалось к нам на удивление благосклонным, прошли его при слабом волнении и умеренном ветре. «Прошли» — это наш «Витязь» и небольшое научно-исследовательское судно «Акванавт», которое мы должны перегнать из Владивостока в Новороссийск. Вместе с нами оно совершит полукругосветный рейс и останется работать в Черном море.
Вошли в Корейский пролив... Ветер резко усилился, нагоняет волны. «Витязь», корабль довольно большой, и то зарывался н водяные валы, а на «Акванавт» было просто страшно смотреть: волны хозяйничали на его палубе, грозили накрыть вместе с мачта ми, и мы облегченно вздыхали, когда «Акванавт» снова показывался на гребне. Уловив маленькое затишье, капитан «Витязя» Артур Адольфович Шиман решил взять нашего спутника на буксир. Не знаю, насколько лучше стало морякам «Акванавта»: и на буксире он шел в сплошном ореоле брызг, — но зато от нас не отставал. Довольно скоро мы вышли из пролива, где, как говорят моряки, «тянет, словно в аэродинамической трубе». В Восточно-Китайском море стало потише, а в Южно-Китайском и вовсе заштилело. Решили опробовать приборы и механизмы — встали на станцию.
Станция — это остановка корабля в точке моря или океана с заданными координатами. Выйдя на точку, «Витязь» разворачивается к ветру «рабочим» бортом. С него в воду с помощью лебедок на специальных кабелях или металлических тросах спускают приборы. Спустя некоторое время, когда приборы подняты, «Витязь» разворачивается, теперь другой борт становится «рабочим», и вновь приборы идут в воду.
Первый порт на нашем пути — «бананово-лимонный» Сингапур. Его приближение мы почувствовали за несколько дней: на пути чаще стали попадаться огромные танкеры, сухогрузные суда, лайнеры. Каждые пятнадцать минут порт встречает или провожает судно. Кроме главного острова, в состав Республики Сингапур входит еще несколько десятков — совсем крохотных. С одним из них — Сентозой — Сингапур соединен канатной дорогой, вроде тех, что в горах служат для подъема лыжников, но с той только разницей, что здесь внизу море.
Недавно на Сентозе открыли Морской музей. Он-то прежде всего и интересовал нас. В музее собраны древние малайские челны и парусники. На таких судах тысячелетия назад малайцы плавали во внутренних индонезийских морях, выходили в Индийский океан, где открыли и заселили Мадагаскар, лежащий далеко на западе у Африканского материка. Открытие это совершено вопреки географической логике: малайским мореплавателям пришлось преодолеть огромные пространства, тогда как африканцам следовало бы пересечь только Мозамбикский пролив. Но факт остается фактом. У современных жителей Мадагаскара — мальгашей очень много общего с малайцами и не в пример меньше с африканцами...
После нескольких дней стоянки в Сингапуре «Витязь» снова в море, наш курс на северо-запад — в Бенгальский залив. Вообще-то: если придерживаться существующих определений, то Бенгальский залив совсем не залив, а море. Вот Аравийское море, наоборот, залив. Но такова уж сила традиции. Вода в Бенгальском заливе фантастической синевы и прозрачности. Не случайно индийский физик Ч. Раман, ежедневно видя перед собой ультрамариновые просторы Бенгальского залива, разработал теорию определения цвета, пригодную для самых прозрачных вод морей и океанов.
Между прочим, поэты, воспевая синь моря, прославляют тем самым... его пустынность. Жизнь в синих водах намного беднее, чем в других акваториях: прежде всего цвет указывает на то, что в воде меньше водорослей. Речь идет не о крупных водорослях, скажем, о ламинарии, широко известной под именем «морской капусты», а о мельчайших, даже одноклеточных, которые надо рассматривать в микроскоп. Крупные же водоросли встречаются обычно не в открытом океане или море, а живут на шельфе, на мелководье. Пожалуй, единственное исключение — саргассы, огромное скопление которых в западной Атлантике дало имя удивительному морю, нигде не омывающему сушу.
Ни с помощью зондирующих оптических приборов, ни в пробах, взятых с разных глубин в Бенгальском заливе, биологи «Витязя» не обнаружили заметного содержания микроскопических водорослей — фитопланктона. Бенгальская морская пустыня — необозримое пространство воды цвета спокойного индиго. Изредка к борту подплывают неутомимые тунцы. У них мощные обтекаемые тела. Тунцы в беспрестанном движении — в бедных тропических водах надо искать пищу постоянно, а температура рыб превышает температуру воды. Отчетливо видны в прозрачной воде акулы. Моряки с вполне оправданной неприязнью относятся к этим хищникам. Но если отвлечься от неприязни, акулы в своем роде совершенство. Триста миллионов лет назад появились они и дожили до наших дней без каких-либо признаков вырождения и деградации.
В районе наших работ как бы сходились две географические крайности: «Витязь» слегка покачивался на пологой зыби, пришедшей из далекой и суровой Антарктики, а на эту зыбь накладывались, делая ее круче, небольшие волны, рожденные слабеющим уже северо-восточным муссоном, несущим сухой и прохладный воздух из центра Азии.
По мере продвижения к северу погода изменилась. На смену угасающему муссону подул порывистый юго-западный ветер. Изменился и оттенок морских вод — он стал зеленым. Зеленый цвет — цвет океанских лугов и пастбищ: живности стало много больше. Несколько раз подплывали к «Витязю» любопытные черепахи. Нет, пожалуй, более неуклюжих и медлительных существ, чем сухопутные черепахи, но морские — другое дело: в воде они проворны и маневренны.
Если станция «Витязя» приходится на темное время суток, то с борта спускается мощная электрическая лампа: в освещенном ею пространстве кипит жизнь. Перегнувшись через поручни откидного мостика, нависшего над водой, внимательно вглядывается в воду Касьяныч. Я знаю Григория Касьяновича Фисунова более двадцати лет. В прошлом моторист, он из-за своей природной любознательности стал помогать биологам, а затем и вовсе перешел работать лаборантом в научный состав «Витязя». Талант у него к ловле разной океанской живности необыкновенный. Вот в освещенном кругу появилась летучая рыба: как на мгновенной фотографии, она распласталась в воздухе, растопырив крылышки-плавники. Для Касьяныча этого довольно. Ловкое движение — за борт летит сачок, привязанный веревкой к его руке; подсечка, рывок — и добыча трепещет в сачке. Рассмотрев ее как следует, моряк небрежно сует рыбу в посудину с формалином. «Свой» среди биологов, Касьяныч нет-нет да и пересыпает свою речь латынью. «Диодон — это вещь!» — восклицает он, и сачок летит в воду. Вскоре мы рассматриваем забавного иглобрюха, способного при испуге раздуваться и принимать форму шара: представьте себе футбольный мяч, усеянный торчащими во все стороны иглами, — и перед вами предстанет законченный образ диодона.