Журнал «Вокруг Света» №03 за 1983 год
Шрифт:
...Я шел к подобным выводам своими путями. А началась эта дорога двенадцать лет назад, в Присивашье.
В те кажущиеся уже далекими дни начальник моей экспедиции, убедившись в доскифской принадлежности Великой Могилы и утратив к ней интерес, поручил мне — тогда еще студенту истфака МГУ — «докопать» этот восьмиметровый гигант.
Твердо известно, что на высокохудожественные вещи в доскифских курганах III—II тысячелетия до нашей эры рассчитывать нечего — тут ни с кем спорить нужды нет. Но меня заинтересовала «архитектура»
Курган стоял неподалеку от Перекопа и хранил в себе следы двух войн. Бульдозеристом у нас работал отчаянный парень. Он утюжил заплывшие зигзаги окопов, не боялся затаившихся мин. И вот в очередной раз лихо развернул свой Т-100 и ринулся сметать отвал края площадки на вершине одной из досыпок. А я смотрел на четко проступающие контуры края — силился что-то припомнить, понять. И рисовал, рисовал.
Потом уперся взглядом в рисунок:
— Стой! Сто-ой!
Трактор тут же замер. Но поздно...
Так по моей неопытности была загублена еще одна из человекоподобных надмогильных конструкций. А сколько их исчезло по такому вот неведению, из-за несовершенства тогдашней методики полевых исследований. В моем дневнике осталась лишь простенькая схема человеческой фигуры, обращенной головой на север.
Сводя позднее чертежи разрезов и планов Великой Могилы в единое целое, удалось выявить, что площадка располагалась на выпуклом «животе» женской фигуры со скрещенными руками, а под левой ее грудью, в области сердца, и размещалось погребение...
Последующие годы принесли мне и некоторым коллегам из других экспедиций Института археологии АН УССР еще десятка четыре подобных фигур. Среди них — два кромлеха. На Всесоюзных археологических конференциях научный мир доброжелательно принял доклады о них, вскоре увидели свет и публикации.
И вот он, полевой сезон 1981 года. Особенно удачный. Херсонская экспедиция, руководимая романтиком археологии Анатолием Ивановичем Кубышевым, открыла памятники, зримо представившие сущность человекоподобных «пирамид». В апреле и мае мы раскопали пятиметровый курган у большого поселка Великая Александровка. Затем занялись его собратьями близ села Староселье.
Эти места были уже знакомы — судьба свела меня с ними на следующий год после Великой Могилы. Что теперь сулят новые раскопки известных курганов?
И вот через две недели под лопатами археологов проступили очертания двух кромлехов. Древнейший из них окружал погребения трипольской культуры и выходцев с Кавказа (Археологическая культура эпохи энеолита (4—3 тыс. лет до н. э.) названа по селу Триполье под Киевом. — Примеч. ред.). А на плитах северо-западного сектора кромлеха нас привлекла выбитая сцена: два пса гонят дикого вепря, а за ними гордо шествует закрашенный охрою тур. Над двумя древнейшими погребениями стояла еще одна гробница, уже кеми-обинской культуры (Культура раннего бронзового века (3 тыс. лет до н. э.) названа по селению Кеми-Оба в Крыму. — Примеч. ред.). Ее окружила вторая каменная ограда. А она-то и имела подобие человеческой фигуры, обращенной головою на север. У ног фигуры темнела яма с обломками жертвенных костей на дне.
...Пока А. И. Кубышев и С. В. Полин (соавтор раскопок в поселке Великая Александровка) разбирались с собранными воедино материалами кромлехов, я готовил аналоги из близлежащих курганов. Вместе со мной работали и специалисты в других областях археологии: Анатолий Иванович занимался древними славянами, а Сергей Васильевич — скифами
— Знаете ли, а ведь Талмуз, Осирис и прочие божества изображались не только подобными людям, но и в виде быков, а их погубители — вепрями. Растерзанного же Таммуза искала собака...
Тут мы разом взглянули на фигурки животных, выбитых на камнях первого кромлеха. Затем я взял чертеж ямы с останками принесенного в жертву.
— Так-так-так! — предупредил меня Анатолий Иванович Кубышев.— Связи с представлениями древневосточных культур показать сможем. Давай-ка теперь о местных особенностях.
— Это не просто вепрь, собаки и бык, а символы созвездий зимы, весны, лета! Гончие Псы прогоняют Вепря (наверное, нынешнее созвездие Скорпиона или Стрельца) и открывают дорогу Тельцу, который зимою скрывается за горизонтом, то есть словно бы умирает...
— Ну, ну! — недоверчиво усмехнулся Сергей.
— Вот антропоморфный кромлех. Истоки его можно найти в статуэтках трипольской культуры, но функции этого куда богаче и интересней. Он окружает могилу, и погребенный оказывается в его, обратите внимание, раздутом чреве. Олицетворение матери-Земли, которая возродит погребенного к новой жизни! И не просто возродит, а воскресит по законам Вселенной...
— Объясняй,— потребовали коллеги.
— Смотрите — кромлех ориентирован так же, как и ему предшествующий. И оба они отлично приспособлены для календарно-астрономических наблюдений за ходом созвездий и Солнца...
Старался я говорить как можно спокойней, хотя волнение ни от кого не укрылось. А Кубышев, тот уже чувств не скрывал:
— Вот это да-а!.. Вот это действительно единство людей и природы! — воскликнул он, имея в виду, наверное, отшумевшую накануне в институте дискуссию о связях древних обществ и природной среды.
— Ну, не так чтобы и очень ново, — скорректировал обстоятельный Полин. — Просто время пришло, методика вызрела.
Все так. И мне вдруг очень захотелось сделать Сергея приверженцем древнейших, доскифских курганов. Любимыми Полиным скифами я и сам когда-то мечтал заниматься: небывалые вещи, золотые статуэтки, полные жизни сцены на драгоценных сосудах! Но что они в сравнении с величием антропоморфных курганов — отстоящих от скифских ваз на столько веков, на сколько скифы древнее современных ракет. И какая в них близость современной тяге к гармонии, к единству человека с природой! Как объяснить такой феномен, такие материальные затраты древних строителей степных пирамид. Для поддержания духовных высот? Быть может...
— Вот еще одна гробница. Но плиты ее обработаны лучше, чем в Великоалександровской, и покрыты нанесенными охрою «елочками». А «елочки»— это, как давно установлено, «древо жизни», модель мира. Корни — ствол — крона, земля — воздух — небо и так далее. Но в этом случае не только модель. Общее число ветвей на «елочках» — триста пятьдесят четыре, да плюс одиннадцать этих вот дополнительных, да плюс единственная в росписи точка...
— Календарь! — с ходу определил Анатолий Иванович.
Да, это был он. Притом лунный, с поправкой на солнечный и, вероятно, на високосный год. Колоритная роспись гробницы и обсерваторно-календарные особенности досыпки над нею — цепочка лунок у северо-восточной полы — раскрывали идею приобщения погребенного к благоприятному полугодию: к весне — лету. Так сказать, обрядовая гарантия его воскресения. Каким же представлялся древним сей сказочный процесс?