Шрифт:
Вид с Кымгсана
Все тише гул водопада Девяти фей, срывающегося с отвесной скалы, все громче звон цикад. Еще несколько шагов, и водопад останется за поворотом. Но мы уносили с собой только что услышанную старинную легенду о неземных красавицах, перебежавших по радуге через горы.
— Так сколько их было? — переспрашиваю я.— Девять? А не семь? Ведь в радуге семь цветов.
Ким Пек Сир серьезно переводит вопрос на корейский и, едва заметно улыбаясь,
— Все же их было девять. И все убежали по радуге. Других фей в Алмазных горах не осталось.
Почему же Алмазные? Быть может, потому, что здесь, в Кымгансане, и вправду когда-то находили алмазы? Или потому, что, как драгоценные камни, сверкают под утренним солнцем цветы? Кто знает... Легендами в этих местах овеяна каждая вершина, каждая тропа...
Оглушительно звенят цикады, шумит, сбегая в долину, горный поток, совершенно прозрачный на перекатах и зеленоватый, где в глубокой воде отражаются горы. Тут и там на скалах, на скатившихся с гор глыбах видишь цепочки иероглифов. Их оставили еще до освобождения Кореи богатые туристы-японцы и местная буржуазия. К. перевалам туристов поднимали в носилках местные крестьяне и тем зарабатывали себе на миску риса. Менялись правители, власти, но неизменной оставалась тяжелая доля простого люда.
Народная власть отдала горы, реки, землю людям. В Алмазных горах теперь Национальный парк. Тысячи и тысячи туристов идут к знаменитым водопадам, к вершинам, с которых открывается море. Встретились моряки с советского теплохода «Борис Николайчук».
— Пришли из Японии в Вонсан, послезавтра уходим с цементом на Сахалин, домой... Заходите на судно.
В тот же день мы как раз были в порту. И не преминули откликнуться на приглашение. Капитан Владимир Савинов с гордостью рассказывал об экипаже—коллективе коммунистического труда, о комсомольце-фронтовике Борисе Николайчуке, именем которого назван теплоход. Он погиб 21 августа 1945 года в боях за Южный Сахалин.
В кают-компании теплохода мы увидели лозунг «Плановые задания — к 40-летию Победы!». Советские моряки рассказали об этом корейским портовикам. И те поддержали их — выгрузили и загрузили судно быстрее обычного. На берег — оборудование. На борт — цемент. И снова в рейс.
Дальневосточные моряки могли бы рассказать, как на их глазах вырастала в КНДР современная индустрия. Когда-то Корея ввозила почти все. А сейчас производит станки и подшипники, тракторы и электродвигатели... На предприятиях, построенных с помощью Советского Союза, производится треть металла, половина нефтепродуктов, на электростанциях — больше шестидесяти процентов электроэнергии... Достаточно вспомнить металлургический завод имени Ким Чака, Пукчанский алюминиевый, Пхеньянский подшипниковый заводы, Чхонжинскую ТЭЦ...
Катят навстречу машины; среди них мелькают советский ЗИЛ, чехословацкая «Татра», венгерский «Икарус», корейский трактор... В потоке транспорта независимо переступают волы, впряженные в телеги...
«Как щедра эта земля»,— думаешь, глядя на тучные поля. Но, только походив по каменистым склонам, по плантациям, взобравшимся на сопки, понимаешь, каким трудом все это достается. Когда-то статистики высчитали, что в северной части корейского полуострова можно было набрать для садов лишь восемь
Один из самых больших садов республики — в кооперативе имени Корейско-советской дружбы. По саду, по рисовым полям мы ходим вместе с представителем кооператива Ли Он Са. Она охотно рассказывает о хозяйстве, о молодежи — в селе свыше четырехсот членов Союза социалистической трудовой молодежи Кореи. Они помогают внедрять химизацию и механизацию, осваивать горные склоны; сто пятьдесят молодых людей учатся без отрыва от производства... Все ребята мечтают побывать в советской столице на XII Всемирном фестивале молодежи и студентов, встретиться с побратимами из подмосковного колхоза имени Ленинского комсомола.
С кем ни говоришь в Корее, узнаешь, что так или иначе его судьбу затронула война, американская агрессия. У председателя Ли погиб под бомбами старший брат. Все село лежало в развалинах, вся страна. Американские агрессоры бахвалились тогда, что семь раз стерли корейскую столицу с лица земли.
Возрожденный Пхеньян с его просторными площадями и улицами, дворцами и вузами, заводами и новостройками — гордость народной Кореи. Гордость тысяч рабочих и инженеров из Советского Союза, других стран социализма, которые помогали восстанавливать Пхеньян, Вонсан, Хынным, поднимать из руин заводы.
...Далеко видно с вершины. Тянутся к горизонту остроконечные пики. Где-то за ними синеет море... Пак Ми Хва негромко говорит что-то подруге, и Ким Пек Сир переводит:
— А то — Скала Крови.
Это уже не из легенд. Это живая боль. У подножия скалы осенью 1950 года американские оккупанты расстреляли группу патриотов. Строки, выбитые в камне, рассказывают о подвиге, о последних словах: «Волю к свободе не сломить!..»
Почему же горы Алмазные? Быть может, и потому, что люди, защищавшие эти горы, свою родину, были крепки и чисты как алмаз.
Виктор Андриянов Пхеньян — Москва
Дангаринский кувшин
Дангара... Скоро ее засушливые, но плодородные земли получат воду Нурекского моря. Строители прокладывают уникальный туннель под горным хребтом. Освоение Дангаринской степи — одна из задач, поставленных Долговременной программой мелиорации. Дангара... Скоро ее засушливые, но плодородные земли получат воду Нурекского моря. Строители прокладывают уникальный туннель под горным хребтом. Освоение Дангаринской степи — одна из задач, поставленных Долговременной программой мелиорации.
Машина петляла по головокружительному серпантину Вахшского хребта, то круто скатываясь вниз, (то с надсадом одолевая очередной подъем. На высоте закладывало уши, в горле першило. Сентябрьское солнце жарило по-летнему. Миновали перевал, взобрались на другой. «Шар-Шар, 1475 метров»,— мелькнула надпись на дорожном щите. Тут шофер выключил мотор и в первый раз улыбнулся:
— Перекурим?
Мы вышли. И то, что открылось вдруг впереди, по ту сторону перевала, сразу же заставило меня забыть о трудностях пути. Глубоко внизу, между пепельных, обугленных зноем хребтов, светилось громадное бирюзовое зеркало воды.