Шрифт:
За кормой 2000 миль
На XX съезде ВЛКСМ много говорилось о самодеятельных патриотических клубах и объединениях молодежи, получивших широкое распространение в наши дни. Один из них — петрозаводский научно-спортивный клуб «Полярный Одиссей», который уже 8 лет проводит поисковые экспедиции в прибрежных водах Белого и Баренцева морей. Клуб пропагандирует историко-географические знания, собирает материалы по истории поморского судостроения и мореплавания. В первом номере журнала за 1987 год
Из дневника участника экспедиции
Беломорск. Отплытие
Блеклое солнце висело над горизонтом и разливало по всему небу ровный свет. Было далеко за полночь... Серебрились туго натянутые попутным ветром паруса, волны вспыхивали на миг зеркалами, чтобы тут же разбиться о корпус шхуны, засыпав море за кормой сверкающими осколками. «Полярный Одиссей» шел полным ходом прямо на солнце, к Соловецким островам, и весь экипаж — вахтенные и те, кто имел полное право отдыхать в каютах после долгого дня погрузки и предстартовой суеты,— все девятнадцать участников экспедиции стояли на палубе, завороженные белой ночью на Белом море. Сияющая дорожка, которую полуночное солнце выстелило перед бушпритом, будто подсказывала курс нашей беломорской «кругосветке»...
Соловки. Загадочные лабиринты
Соловки выплыли из утреннего тумана как мираж: только что вокруг висела влажная, холодная, непроглядная пелена — и вдруг обозначились расплывчатые контуры берегов, суда на рейде, абрисы крепостных башен. Еще немного, и зыбкие силуэты становятся отчетливыми, и вот уже «Полярный Одиссей» стоит под белыми стенами Соловецкого монастыря — можно сказать, географического и исторического сердца Поморья.
Некогда могущественный монастырь, основанный в XV веке и имевший «на откупе» едва ли не весь русский Север, бывшая темница для смутьянов и бунтовщиков и мятежная обитель, сама бунтовавшая против царя, с 1974 года Соловки — государственный историко-архитектурный и природный музей-заповедник. Тысячи туристов ежегодно приплывают на эти острова, чтобы ознакомиться хотя бы с некоторыми из 170 различных памятников старины. И непременно — с каменными лабиринтами.
Лабиринт Большого Заяцкого острова, входящего в Соловецкий архипелаг, небросок — на бугристом, усеянном валунами лугу мы, наверное, и не заметили бы его, если бы не мурманский краевед Владимир Афанасьевич Евтушенко, член нашей экспедиции.
— Вот он, родимый! — радостно, словно встретив близкого знакомого, засмеялся Владимир Афанасьевич, шагая по берегу. Недалеко от кромки воды, там, где студеный беломорский накат поглаживал берег, в траве виднелась выложенная камнями спираль диаметром метров восемь, не более.
— И это все? — разочарованно протянул кто-то.
— То есть как «все»?! — возмутился Евтушенко.— Вон то,— он повел рукой в сторону крепостных стен,— XVIII, XVII, в лучшем случае — XVI век. А лабиринты — неолит, I—II тысячелетия до нашей эры.— И он нежно погладил один из слагающих спираль камней.
Владимир Афанасьевич занимается лабиринтами уже два десятилетия, и ему есть что рассказать о них...
В мире сейчас известно около трехсот лабиринтов, главным образом в северных странах. О них сложено множество легенд, но ни одна не объясняет их назначение. В Ирландии и Англии, например, ходило предание о том, что на подобных спиралях лунными ночами танцуют феи; норвежские саги рассказывают, что йотуны — могучие ледяные великаны — дробили мерзлые камни и из камней выкладывали лабиринты; в шведских сказках лабиринтами отмечали входы в свои подземные дворцы карлики-дворги. А на русском Севере, вплоть до нашего столетия, существовал обычай в память об особо важных событиях «класть вавилоны». Этнографы описывали обряд, но смысла его никто объяснить уже не мог... Тайна лабиринтов остается неразгаданной.
— Пока! — заметил Евтушенко и упрямо наклонил голову.
Владимир Афанасьевич еще не ведает, что мы будем обмерять с ним каменные витки близ Кандалакши, искать лабиринт под водой в Бабьем Море и на Кемлудском архипелаге, высматривать спиралевидные фигуры на Терском берегу, но так и не определим, культовое ли было первоначальное предназначение этих странных каменных сооружений или, как предполагает его гипотеза, рыболовное. Впрочем, неудача не убавит его энтузиазма. А сейчас Евтушенко с жаром доказывает:
— Все сорок с лишним беломорских лабиринтов стоят у самого моря. Почему? А вот почему. Представьте себе прилив три тысячи лет назад. Рыбы, разумеется, несравнимо больше; она заходит в лабиринт вместе с водой, набивается в эти коридоры и тупики. А в отлив древний охотник собирает улов...
Тишину острова нарушает шумное разноголосье туристов. Девочка лет восьми подходит к лабиринту и... принимается, что-то напевая, скакать с витка на виток до центра и обратно.
— А это — иллюстрация к еще одной гипотезе. Неверной, конечно,— нимало не смущаясь, комментирует сценку наш «лабиринтщик».— Некоторые полагают, что «вавилоны» служили для праздничных обрядов и игрищ...
Кузова. Плато сейдов
В нескольких часах хода от Соловков лежит архипелаг Кузова. «Полярный Одиссей» бросил якорь у восточной оконечности острова Большой Немецкий Кузов.
Необитаемый остров... В прозрачных голубых бухтах ловили рыбу непуганые выводки гаг, а в хвойной поросли порхали отъевшиеся на ягодниках рябчики. Почти час карабкались мы к вершине острова, обдирая колени о скользкий гранит, нащупывая в склоне трещины, цепляясь за шершавый податливый ягель. И когда добрались до вершины, остановились ошеломленные. Со всех сторон под свист колючего ветра на нас, казалось, надвигались десятки рассерженных каменных богов... Мы не были готовы к мрачному великолепию пантеона, хотя и знали, что поднимаемся на плато сеидов.
Каменные идолы саамов — сеиды — сделаны по одному образцу: ножки из булыжника, массивная глыба-туловище, голова — столбик из мелких камней. Среди них встречаются исполины по нескольку тонн весом и совсем маленькие сеиды, которые под силу перенести одному человеку. Увы, по-видимому, туристы проделывали это нередко: многие сеиды разрушены. Сто сеидов Большого Немецкого Кузова и почти двести соседнего Русского Кузова — уникальные святилища, не имеющие аналогов в мире, но до сих пор никто не взял их под мало-мальски эффективную защиту. И, словно наказывая людей за невнимание, сеиды упрямо оставляют без ответов вопросы ученых. Были ли каменные идолы домашними богами лопарей-саамов? Или, поклоняясь им, они поклонялись предкам? А может, сеиды, которым саамы еще сто лет назад приносили жертвы — рыбу, тюлений жир, оленью кровь, внутренности,— символизировали души погибших охотников, а количество камешков на глыбе — число тех, кто не вернулся с промысла? Загадки, загадки, загадки... Даже датировать сеиды хотя бы с приблизительной точностью пока не удалось, поскольку на них нет следов прямой обработки.
— Посмотри...— негромко позвал меня Вадим Бурлак. Присев на корточки, начальник нашей экспедиции пристально вглядывался в средних размеров сеид. Я подошел.— Ничего не видишь? — Я ничего не видел.— Ну же, напряги фантазию! Олень! — подсказал Вадим. И тут я увидел. Восемь камешков, составленных в столбик на плоскости глыбы, отбрасывали на ее поверхность странную тень: в ней действительно угадывалась оленья голова, увенчанная раскидистыми рогами. Театр теней?! Мы перебежали к соседнему сеиду, третьему, десятому — теней, напоминающих силуэты животных или птиц, не удалось усмотреть. Более того, вернувшись к «оленьему» сеиду, мы уже не увидели и рогатой головы.