Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год

Вокруг Света

— Где ж им быть, людям? — спокойно и опять насмешливо отвечает он. — В поле уже давно. Как солнце встало, так в поле и ушли, Ну, надумали возвращаться?.. — Нет так нет. Гнать я вас, сеньоритата, не могу, — усмехнулся. — Давайте лучше покажу, как очаг растапливать...

— Я к зеркалу. Боже! Лицо, шея — все в саже... Ах, компа, сейчас-то я понимаю, какой самонадеянной и глупой девчонкой была. Городская сеньорита, чистенькая,

в джинсиках, лак на ноготках — и учительница. Чужой я им была, чужой бы и осталась... Если бы не дон Педро и Виктор, командир нашей бригады добровольцев.

Дон Педро по-отечески опекал меня, помогал, защищал. Но поначалу у меня ничего не ладилось. На первые занятия пришли пять человек: дон Педро с женой и свояченицей да двое взрослых его сыновей. Сколько раз, уйдя за деревню, тайком ревела я от отчаяния и беспомощности. Пожилые крестьянки, когда у них что-то не получалось, вставали и уходили. «Оставьте нас в покое, сеньорита, — говорили они мне, — стары мы учиться, да и вы чересчур молоды нас учить». Так заканчивалось большинство уроков.

Положение спас Виктор. Как-то собрал он всех бригадистов, которые работали по окрестным хуторам, и сказал:

— Ребята, трудности у нас одинаковые. Давайте вместе подумаем, что делать. Мне кажется, чтобы завоевать доверие крестьян, нужно выйти с ними в поле. И не просто работать рядом с ними: работать не хуже них. Будет трудно, может быть, очень трудно. Но это единственный путь к их сердцам.

Наутро я пошла с крестьянами в поле. А вечером едва добрела до своей хижины. Следующим утром болело все тело, все суставы. На третий — с помощью дона Педро сделала почти половину того, что обычно делает крестьянка. На четвертый хотелось все бросить и уехать домой. Но после работы в мою хижину пришли восемь женщин и трое мужчин. Мы долго разговаривали, они расспрашивали меня о революции, о Сандино, о жизни в столице. Следующим вечером пришли уже пятнадцать человек, потом двадцать... Так сложился мой класс.

Пять, месяцев по вечерам я учила их читать и писать, а днем они учили меня крестьянскому труду. Про джинсы и маникюр я и думать забыла. Ходила, как и все крестьянки, в ситцевом выгоревшем платье, веревочных сандалиях. Научилась печь великолепные «тортильяс», топить очаг, обмолачивать кукурузу... Многому научилась. А главное — узнала, как живут крестьяне, о чем думают, о чем мечтают. Разве смогла бы я приобрести такой опыт, оставаясь в Манагуа? Никогда. И представляешь, мои бывшие ученики до сих пор пишут мне письма!..

Мальчишки Манагуа

Разбирая старые дневники, относящиеся к сентябрю 1981 года, к первым месяцам пребывания в Никарагуа, я нашел такую запись:

«Мальчишки... Не знаю, где они ночуют. Наверное, в развалинах, которыми изобилует центр старого Манагуа, разрушенный землетрясением 1972 года. Проезжая мимо этих руин по узким, заросшим бурьяном улицам после наступления сумерек, нет-нет да увидишь слабый огонек костра. Он выхватывает из темноты контуры маленьких человечков. А может быть, они спят в дощатых халупах Восточного рынке, раскинувшего на километры свои убогие навесы...

С первыми лучами еще не жаркого утреннего

солнца ребятишки появляются на перекрестках, у ресторанов, кафе, дешевых забегаловок, носятся по улицам с ящиками для чистки обуви за спиной... Грязные, одетые в лохмотья... Дети, которых война и репрессии национальной гвардии оставили без родителей.

— Как тебе живется, приятель? — спрашиваю я чумазого паренька, который протирает тряпкой стекло моей машины, пока горит красный свет.

— Хорошо, только есть очень хочется, — бойко отвечает он и весело улыбается, сверкая черными глазенками. — Готово, сеньор! Пятьдесят сентаво...»

Вот такая запись. Тогда подобные сцены встречались, к сожалению, часто. И не только в Манагуа.

В 1983 году правительство Национального возрождения начало кампанию по борьбе с детской беспризорностью. В ней участвовали министерства внутренних дел, социального обеспечения и здравоохранения. Были организованы три центра, где дети, потерявшие родителей, могли жить, учиться, овладевать ремеслами и профессиями. Словом, детские дома.

В одном из них, «Ла Маскота», я и познакомился с Генри Санчесом. Если быть точным, первая встреча с ним произошла на Восточном рынке.

С Хосефиной Рамос, директором Национального центра по делам детей, мы проезжали по узкой, шумной, извилистой улочке рынка. В открытые окна машины лился запах жареной рыбы, долетали крики торговок, обрывки фраз. Вдруг Хосефина, с неожиданным для ее комплекции и степени доктора юриспруденции проворством, на ходу выскочила из машины и... нырнула под прилавок. Через мгновение, тяжело дыша, она тащила за шиворот чумазое и оборванное существо с копной вьющихся волос. Существо это упиралось, но Хосефине все же удалось втолкнуть его на заднее сиденье и захлопнуть дверцу. Человечек сердито сверкнул темными глазами, шмыгнул носом и произнес:

— Меня зовут Генри Санчес. Донью Хосефину я знаю. А ты кто такой?

Как выяснилось из рассказа Санчеса, из интерната он удирал уже пять раз. Непременно удерет и сейчас, только передохнет и подкормится. Почему? Есть одно очень важное дело. Но вот если бы ему удалось попасть в «Ла Маскота», там бы он остался. Почему? Говорят, там можно выучиться даже на механика, а моторы он любит.

— Ну что с ним прикажете делать? — воскликнула Хосефина Рамос. — Ведь опять удерет. Придется, видно, отправить его в «Ла Маскота». Все туда хотят, а мест в детском доме всего пятьсот...

Когда мы доставили Генри в «Ла Маскота», он дал обещание не пытаться бежать.

Позднее Хосефина дополнила рассказ мальчишки. Генри — круглый сирота. Мать умерла, когда он был еще совсем малышом, отец погиб при освобождении города Масайи. Но Генри не верит в его гибель, ищет отца по всей стране. Это и есть то самое «важное дело».

Генри Санчеса мне увидеть больше не пришлось, но знаю, что жизнь его устроилась и из «Ла Маскота» он не удрал,

Надо сказать, что за три с лишним года, проведенных мной в Никарагуа, судьба многих юных никарагуанцев менялась на глазах. Революция, преобразующая страну, неизбежно меняет и жизнь людей, образ их мыслей, само отношение к действительности...