Журнал «Вокруг Света» №05 за 1983 год
Шрифт:
В. Опарин Рисунок Г. Комарова
Беломорский Геракл
Очерк В. Опарина можно отнести к разряду «вторичных быличек» — рассказ о реальных случаях, в который вкраплена сказка-быль о легендарном острове Буяне и камне-алатыре. Комментария требует вторая, сказочная сторона очерка.
Сказ о плавании некоего Ивана на остров Буян, о его приключениях в подземелье с шаром из камня-алатыря представляет, на мой взгляд, очень позднее произведение, «склеенное» народной фантазией из различных легендарных и литературных сюжетов. В чистом, так сказать, виде камень-алатырь и остров Буян в сказках, как правило, не встречаются. Сфере их существования — заговоры; значительно реже — духовные стихи; крайне редко — былины. Трудно сказать, насколько Волин
Дело в том, что VIII—X века были временем оживленной торговли Балтики со странами Востока и торговый путь проходил через русские земли. Не случайно в древнейших слоях древнерусских городов археологи находят немало следов западнославянской культуры.
Память о древних культурных центрах западных славян сохранилась у славян восточных и в закодированном виде, перейдя в ритуальный фольклор. Христианство превратило древних языческих богов и их спутников — птиц, зверей, пресмыкающихся — из богов «светлых» в богов «темных», подземных. Собственно, и сам остров Руян превратился в остров Буян, остров мертвых, в подземный мир, поскольку на Севере «буяном», «буевищем» раньше назывались кладбища. Таким образом, Иван, спускаясь в подземелье острова Буяна, спускается в царство мертвых, где, подобно древнегреческим героям, сражается не с животными, а с богами подземного мира, повторяя отчасти подвиги Геракла: с Кербером (скелет собаки), стимфалийскими птицами с медными когтями и клювами (медные летучие мыши) и лернейской гидрой (змея)... Откуда взялось это сходство подвигов греческого и беломорского героев — сказать, право, затруднительно.
Думаю, что искать остров Буян бесполезно. Ведь и камень-алатырь, обычно отождествляемый с янтарем, на острове Буяне — инородное тело! Он туда откуда-то доставлен...
И здесь открывается любопытная ситуация. Древний торговый путь от берегов Балтики в страны Востока отмечен множеством предметов транзитного экспорта как с Запада, так и с Востока, но меньше всего на нем обнаружено янтаря. Отдельные янтарные изделия встречаются в слоях древнерусских городов, но их мало даже в Новгороде. Янтарь не стал принадлежностью славянского национального костюма ни у восточных, ни у западных славян. Что же касается интереса к янтарю поморов, то он объясняется просто: им заменяли дорогой и в прошлом труднодоступный ладан, необходимый для богослужения, в том; числе для освящения спускаемого на воду нового судна, молебна перед отплытием и так далее. Вот почему интересно упоминание В. Опариным «янтарного волока». Сам я о нем в своих поездках по Северу никогда не слышал и не встречал этого названия у других исследователей. Он кажется мне сомнительным потому, что на Севере янтарь не был предметом промысла и торговли. И если в своих плаваниях поморы иногда находили «морской ладан», то относились к нему как к диковинке или жертвовали в свои приходские церкви. Но разобраться с этим стоит, как необходимо разобраться вообще в «янтарных путях» Восточной Европы и в месторождениях янтаря, которые разрабатывали люди в различные исторические эпохи.
Здесь исследователя могут ожидать самые неожиданные открытия.
Андрей Никиктин, археолог
Быстроногие масаи
У масаев не бывает детства. Того самого беззаботного и счастливого, о котором люди с теплотой вспоминают всю жизнь. Детство у масаев такое трудное, что они ждут не дождутся, когда оно наконец кончится. Это отметили
Когда мальчику масаю исполняется семь лет, он начинает пасти скот своего отца. За любой ущерб стаду его наказывают. Он проводит дни под палящим солнцем со сверстниками и ребятами постарше лет до четырнадцати-пятнадцати. Пастушонок не носит одежды, разве что прохладным утром кутается в одеяло; завернувшись в него, спит ночью прямо на земле.
Он обязан выполнять все, что прикажет ему любой взрослый масай. Побежит с поручением за десять километров, даже если от усталости еле ноги волочит. Ночью пойдет искать отбившуюся овцу.
Надо, однако, сказать, что масаи очень чадолюбивы и желают своему подрастающему поколению только самого лучшего. Но в их понимании «самое лучшее», что только можно пожелать детям,— стать воином, способным убить в единоборстве льва. А воин должен быть выносливым и дисциплинированным. К сожалению, образование, без которого трудна жизнь в современных условиях, в систему масайских доблестей пока не входит.
Лет в шестнадцать подростка начинают готовить к переходу в следующую возрастную группу «ильморанов» — защитников племени и главного его богатства — скота. Мальчику, прошедшему инициацию, позволено отпустить длинные волосы, и с тех пор он заплетает их в косички. С подростками беседуют старейшины, рассказывая историю племени, объясняя обычаи и посвящая в тайные ритуалы.
Тогда же узнают они, почему боги создали скот только для масаев и родственных им туркана и самбуру. Те, кто обрабатывает землю и живет на одном месте, владеют скотом незаконно — им предназначено кормиться плодами земли. Поэтому угнать коров или овец у крестьян кикуйю и камба — дело, достойное мужчины.
Но для того чтобы превратиться в ильморана, надо пройти через мучительные обряды. И горе тому юноше, который хоть звуком выдаст, как ему больно. Навеки останется он подпаском, вечным ребенком, не имеющим права носить плащ взрослого и обязанным беспрекословно выполнять любые приказания своих ровесников, а потом и младших. Экзамен на зрелость и мужество масай сдает один раз в жизни, и переэкзаменовок не бывает. Впрочем, провалы на испытаниях случаются крайне редко.
Став ильмораном, юноша получает совершенно новые права. Все — старшие и младшие — обязаны выполнять его желания, кормить его, куда бы он ни пришел, ибо теперь он главная опора племени. И ходить он имеет право, не спрашиваясь ни у кого, по всей стране масаев.
Понятие «страна масаев» не географическое; скорее оно этнографическое: это обширные пространства Кении и Танзании, где племя пасет свои стада.
С оседлыми соседями масаи то торговали, выменивая мясо и шкуры на зерно и овощи, то нападали на них, угоняя скот. Им не нужны были рабы, поэтому пленных масаи не брали. Быстроногие, храбрые, они появлялись внезапно в тех местах, где их не ждали.
И в молитвах земледельцев кикуйю были такие слова: «Сделай так, чтобы ни один из нас не встретился с масаями, львами и слонами». Так записал в середине прошлого века путешественник Карл-Клаус фон Деккен. Сто лет спустя эти слова, увы, не звучат анахронизмом. Но при всем том можно сказать, что обе стороны приноровились друг к другу и издавна научились соседствовать.
Самые страшные рассказы о ярости масаев распространяли азиатские работорговцы. С Занзибара, с побережья Танганьики шли их караваны в глубь страны и возвращались, гоня вереницы чернокожих рабов в колодках. Горе каравану, если его путь пересекали масаи! Ни один работорговец не оставался в живых. Лишь завидев масаев, они бросали ружья и кидались на колени, чтобы хоть аллах помог.
Начались новые времена — европейская колонизация. Земледельцы кикуйю и камба, береговые жители суахили вошли в двадцатый век. Насильно были разрушены их традиции, образ жизни. Но на смену им пришло новое понимание целей, новое — для Африки особенно — осознание общности, стоящее над узкими племенными рамками. После длительной борьбы появились на карте молодые независимые государства Кения, Танзания.
Долго объяснять причины, почему масаи оказались очень мало затронутыми новыми веяниями. И земля, где они живут, иссохшая, бескрайняя, не привлекала колонистов, и сопротивлялись они всему чуждому очень стойко.