Журнал «Вокруг Света» №05 за 1983 год
Шрифт:
Плинио струхнул не на шутку. Он сделал шаг назад и собрался пуститься наутек, но Томми это никак не устраивало. Резко взмахнув рукой, он сбил с головы итальянца кепку, и та, описав в воздухе дугу, упала в сточную канаву. Компания громко захохотала, выражая единодушное одобрение, а Томми стоял и презрительно смотрел, как Плинио извлекает из канавы свою кепку.
Подвиг Томми его друзья славили чуть ли не неделю.
— Ну и потеха была, — говорил один. — В цирк ходить не надо.
— А драпал он, что твой кролик, — добавлял другой.
— Трусы они, эти макаронники, — со знанием
Плинио решил, что больше никогда не пойдет домой мимо кафе. Он знал, во что ему обойдется следующая встреча с компанией Мейвис. Тот парень, который сбил с него кепку, ударит первым. И если Плинио упадет, остальные подбегут и начнут избивать его ногами.
В субботу он ушел с работы позже обычного. Кинотеатры уже закрылись, улицы почти опустели, лишь тут и там шушукались в темных углах парочки.
Плинио медленно брел к дому, устало поглядывая по сторонам. Вдруг вдалеке послышался знакомый громкий смех, и парень испуганно вздрогнул. Мейвис, Томми и компания вынырнули из подворотни и пошли ему навстречу, обсуждая только что закончившиеся танцы.
— Эй, смотрите, опять макаронник! — крикнул Томми, завидев Плинио.
Мейвис предостерегающе взяла его за локоть.
— Не надо затевать драку, Томми, — попросила она.
Эта фраза решила все.
— Боишься, что твоему любимому итальяшке будет больно, да? — с издевкой спросил ее Томми.
— Ничего, так ему и надо! — воскликнул еще один парень.
— Не давай ему смыться, Томми, — сказал третий.
Вся компания выстроилась на тротуаре, отрезав Плинио путь к отступлению. Томми выступил вперед.
— Опять ты тут рыскаешь, гад? — злобно процедил он.
Плинио резко выбросил вперед руки, словно надеялся таким образом удержать противника от нападения. Взгляд его метался по лицам застывших в предвкушении удовольствия парней и девушек.
— Задай-ка ему перцу, Томми, — сказал кто-то из толпы.
— Всыпь покрепче, — загалдели остальные.
— Сейчас, потерпите немного,— процедил Томми, скривив рот.
Когда он размахнулся и ударил Плинио в ухо, девчонки с, испуганным визгом прижались к кирпичной стене. Итальянец побледнел и резко подался назад. Жгучая боль вдруг как-то разом прояснила его мысли, расставила все по своим местам. Нет, хватит с него унижений. Дома, в деревне, только отец мог безнаказанно поднять на него руку, больше никто!
Томми придвинулся еще ближе и уже примеривался, готовясь повторить удар, когда Плинио вдруг захлестнула волна дикой, почти животной ярости. Он громко закричал что-то по-итальянски и молниеносно выхватил из кармана острый отцовский нож. Томми попытался защититься, парировать удар, но слишком поздно осознал, что ему угрожает. Лезвие скользнуло по его левой руке и вонзилось в тело. Томми в ужасе привалился к стене, из раны потекла кровь.
— Зарезали! — завопил какой-то парень.
— «Скорую»... — пискляво крикнул Томми. — «Скорую» зовите...
Он обмяк и опустился на тротуар, тупо глядя на расползавшуюся под ним темную лужицу. Его перепуганные приятели сбились в кучку и уставились на Плинио, который неподвижно стоял посреди улицы, сжимая в ладони рукоятку маленького ножа. Потом, немного придя в себя, дружки Томми
Внезапно послышался топот ног, крики, блеснул красный фонарь «Скорой помощи», из-за угла вырулила патрульная полицейская машина. Мгновение спустя Плинио окружила разъяренная толпа, натиск которой едва сдерживали несколько дюжих парней в первых рядах.
— Это макаронник! — крикнул кто-то.— Он с ножом!
— Берегись! — послышался вопль.— Он его снова пустит в ход!
Все их потаенные представления о зле вдруг разом вырвались наружу и, слившись воедино, материализовались в этом конкретном, осязаемом образе:
— Нож! У него нож!..
Джуда Уотэн, австралийский писатель Перевел с английского А. Львов Рисунок М. Салтыкова
Сначала были лапти из бересты
В асилий Александрович, пряча улыбку под щетинкой седых усов, извлекал из старого дубового шкафа свои работы — фигурки лесоруба, пахаря, рыбака, пряхи, конармейца... Все они были сделаны из тонких берестяных ленточек, которые мастер называл лычками.
На письменном столе, на аккуратно расстеленной газете, лежали пучки берестяных полосок разных оттенков — от бледно-сиреневого до ярко-желтого, тут же были нехитрые инструменты: ножницы, зажимы, пинцет, деревянная колотушка и флакончик растительного масла. Мастер оставил меня наедине со своими героями, а сам взял в руку мягкую тряпочку и стал протирать ленточки-полоски.
Каждая берестяная фигура была со своим, присущим только ей, движением, поворотом головы, жестом. Этому ощущению помогал точный подбор мастером природного цвета бересты. Вот юный Лемминкяйнен, герой эпоса «Калевала», приветственно распахнул руки, приподнял подбородок. Кажется, еще миг — и он изречет:
Ну, здорово, вот и я здесь!
Здравствуй тот, кто сам так скажет!
Василий Александрович обратил мое внимание на фигурку босого паренька с лаптями за спиной.
— Это я иду в соседнее село на праздник, а обувку берегу, чтобы не износилась. Знал я ей с детства цену.
С лаптей из бересты и началось увлечение Василия Костылева. Отец его был мастеровым человеком, плотничал, плел лапти, пестери. Почти весь Шенкурский уезд Архангельской губернии кормился этим традиционным для Севера ремеслом. Но вот случилась беда: в тяжелые годы гражданской войны, проболев всего три дня, Костылев-старший умер, оставив полный дом ребятишек. Трудно было одной матери поднимать большую семью. Даже соли не на что было купить. Василию Костылеву минуло в ту пору всего тринадцать лет.