Журнал «Вокруг Света» №06 за 1971 год
Шрифт:
Помню, в музее, в ратуше, коллекцию уникальных средневековых витражей. Чистота красок; живые, человеческие глаза святых... А рядом — зал торуньских ремесленников, свидетельствующий, что не только искусством витража владели предки современных мастеров. Хитрые кованые замки и ключи к ним, золотые ювелирные украшения, резные деревянные формы торуньских пряников — фигуры горожан и горожанок; сундуки (какая богатая интарсия! — инкрустация дерева деревом), скамейки (на резные, ближние к алтарю сиденья — сталлы XV века в одном из костелов ходят любоваться туристы). В «Доме под звездой» — тоже XV век — внутренняя лестница сделана из единого ствола дуба — мореное, темное дерево с перекрученным, как
XV век — век расцвета торгового Торуня и расцвета многих искусств, в том числе искусства витража. Готическая архитектура как бы сама призывала витраж. Ее точные, холодные, даже порой аскетические формы, видимо, требовали радостного земного рисунка, устремленного, как и камень, ввысь. Это время разговаривает с тобой, когда созерцаешь сквозь полукруглые проемы в городской стене сонную Вислу, или когда, обходя квадратное с башней здание ратуши, невольно «прислушиваешься» к ритму стенных арок, или смотришь на слившиеся в линию фасады «камениц», старинных каменных домов. Летописец XV века Ян Длугош говорил, что Торунь славится постройками и кровлями из жженого кирпича и едва ли найдется другой город, который мог бы сравниться с ним красотой и местоположением.
Прошлое оставило Торуню готические костелы и готическо-ренессансовую ратушу, около 280 каменных домов (многие из них были подобны расписным дворцам — так гласила молва), более двадцати амбаров, оборонительные укрепления. Почти все памятники собраны в границах Старого города, и не удивительно, что он объявлен заповедником.
Говорят, торуньская готика — лучшая в Европе. Но в XIX веке по многим историческим зданиям Торуня прошлись или строители, или неумелые реставраторы. Многие элементы готики оказались скрыты под слоем штукатурки и архитектурными деталями. Поэтому сегодняшней задачей стало открыть готику периода расцвета города. Реставраторы говорили: «Мы хотим добраться до первоосновы, сохранить по мере возможности старую патину, не заменяя детали идентичными, но современными, то есть сохранить историческую подлинность без эклектических наслоений». Не просто, знаете ли, обнаружить, а потом и восстановить готический рисунок окна, обыкновенного окна, к которому, кажется, и не «подкопаешься». Или открыть за беленым ровным потолком тяжелые расписные балки. Или найти место старой парадной двери... Казалось бы, все это. мелочи, детали, но именно они воссоздают дух времени.
В Торуньском университете существует редкий факультет реставрации. Научные, хорошо подготовленные кадры очень нужны. Ведь не часто в руки реставраторов попадают такие «подсказки», как, скажем, серия рисунков XVIII века. Художник (он был сапожником, но его работа была сродни скорее искусству, чем ремеслу, — он имел дело с белой кожей) явно тяготел к урбанизму, и на рисунках его изображены дома Торуня того времени...
По улице Коперника, тихой, довольно широкой (в Торуне вообще удивляет широта средневековых улиц — до 16 метров!), идешь не торопясь, как бы предвкушая давно ожидаемую встречу. Вот и дом 17. Здесь родился Николай Коперник. Вспоминаю слова друга и ученика Коперника Ретика, который писал, что до 1473 года, года рождения ученого, Торунь славился богатством и торговлей, отныне же прославлять его будет имя Коперника. Да, реставраторы постарались: отыскали под современной штукатуркой подлинные элементы готического фасада — арочный вход, полукружья над окнами, фрагменты многокрасочной росписи; восстановили их, как и весь дом, который с XV века, конечно, перестраивался, выяснили первоначальную
Да и соседняя «каменица», которая тоже станет музеем, более скромная, невзрачная, она тоже из того времени. Невольно начинаешь думать о тех далеких годах, как жили люди здесь и что делали, как ходили они по этой улице и смотрели в эти окна. И как явился среди них человек с лицом аскета и гения — так остры были его черты, так тяжел подбородок и пристален взгляд, явился — и перевернул их представления о вселенной...
Интересно, сегодняшним мастерам витражей примелькались за долгие годы улочки старого Торуня или ощущение прошлого тоже просыпается в них, когда они слышат гулкие шаги прохожих по брусчатой мостовой?
Позади остались желтые поля, ржавые дубовые рощи, черные вилки облетевших березовых перелесков. Уже не первый раз подъезжаю я к этому городу. И каждый раз ощущаю, как спокойствие и созерцательность, которые дарит дорога по полям и лесам Польши, сменяются нервным ожиданием шумной столицы...
Поезд бежал по крепкой спине двухъярусного моста, перекинутого через свинцовый холод Вислы. Поток машин мчался над зелеными еще берегами. На восточном берегу Вислы уходили к горизонту светлые параллелепипеды микрорайонов. На западном — спускалась к воде толпа черепичных крыш, а вокруг этого ядрышка Старого города поднимались многоэтажные здания и заводские трубы; рекламы на крышах домов загораживали небо. Огромный пульсирующий городской организм...
Мы подъезжали к Варшаве с востока. Мой попутчик с самой Москвы, пожилой военный журналист, глядя на мелькавшие в окне точеные линии двухъярусного моста, сказал:
— Когда мы подходили к Варшаве, все мосты были взорваны. Спешно наводили первый, деревянный; помню, как он прогибался, скрипел, трещал, когда шла по нему наша техника. Я и сейчас, слышу этот треск... Через несколько дней восстановили и старый мост, разбитый взрывами. Сейчас здесь несколько мостов да еще собираются строить: говорят, мало.
Когда с кривых узких улочек Старого города, или, уж если говорить по-польски, Старого Мяста, попадаешь на пересечение Маршалковской и Иерусалимских аллей, начинаешь думать, что перемещение во времени все-таки возможно. Только что осторожно трогала рукой камни, которым сотни лет (сохранилась малая часть подлинных крепостных стен, некогда окружавших Старе Място); любовалась рисунком Барбакана, круглого трехэтажного укрепления с бойницами; разглядывала уходящие в небо арки собора св. Яна и голубой дом с лепными венками под окнами...
И вдруг — стремительный бег асфальтовой магистрали. Дробные огни фонарей. Светящиеся пластины гостиниц. Стеклянные аквариумы магазинов и кафе. Широкий тротуар, казалось, не мог вместить тех, что шли в плащах-миди, покачивая разноцветными зонтиками, торопливо обходя лужи, и тех, что сидели за чашкой кофе, рассматривали журналы, выбирали из кувшина гвоздики... Эти несталкивающиеся, даже несоприкасающиеся потоки людей растянулись на добрый квартал, и варшавяне называли все это Восточной стороной. Центр только для пешеходов, так задумывалась эта цепь магазинов, кафе и кинотеатров, разместившаяся напротив высотного здания Дворца науки.
Но вот Иерусалимские аллеи выводят тебя на улицу Новы Свят, короткий отрезок бывшей Королевской дороги, протянувшейся через город от Замковой площади Старого Мяста к Бельведерскому дворцу. Строгие изящные колонны дворца (с какой «классической» ясностью говорят они о времени его создания: начало XIX века), добротные, многоэтажные, с широкими окнами магазинов дома Нового Свята (это уже, конечно, начало нашего века); классические колонны и аркады дворца Сташица рядом с памятником Копернику; округленные, богатые украшениями