Журнал «Вокруг Света» №06 за 1991 год
Шрифт:
Долина Тари была открыта каких-то сорок лет назад! Но местные жители летают на вертолетах (они называют их «миксер Иисуса Христа») и так водят грузовики, будто никогда не делали ничего другого. Конечно, в предпринимательстве здесь пока главное слово за белыми. Но когда в соседней долине нашли золото, миллионерами стали и несколько туземцев. Остальные работают на кофейных плантациях или служат матросами на танкерах.
Как «исправляли» дикарей
На самолете национальной компании «Эйр Нью-Гини» мы летели над Сепиком, самой большой рекой острова. Здесь люди не такие черные, как в горах, одежда у них не такая агрессивно яркая, они не так крепко сбиты. Когда мы проезжали деревни, жители выходили из своих хижин на сваях, выставляли напоказ корзинки, статуэтки, могли
...В краю людей-крокодилов, которые во время кровавого обряда посвящения в мужчины украшают себя татуировкой, изображающей шипы рыб, мы встретили Фрэнсиса. Каждый вечер в доме среди джунглей старик рассказывает интересующимся о своей прошлой жизни воина-людоеда. Фрэнсис не знает, сколько ему лет: семьдесят, восемьдесят? Он прожил тысячу жизней. В его память навсегда запал образ первого белого человека (вообще-то это был японец), которого он увидел. Он вспоминает и то, как ел человека — вместе со всеми воинами своего племени.
— Вкусно?
— Да, — Фрэнсис немногословен.
Из своего единственного путешествия в Австралию во время второй мировой войны он запомнил только огромные дома и машины на дорогах. Его крестили, и ему пришлось отказаться от одной из двух жен, как велит христианский обычай, и пришлось перестать есть людей. Теперь на старости лет он подрабатывает в отеле и живет с удобствами.
Окутанная туманом река привела к гигантскому «жилищу духов», похожему на вырезанный из дерева нос корабля. Сюда, в самое святое место культа, где проходят обряды посвящения в мужчины, женщинам вход воспрещен. Половая сегрегация — основа папуасского общества. Христианство изменило многие привычки, ввело моногамный брак, но духи и мужчины сохранили сдержанность. На берегах Сепика не найдешь ни сигарет, ни кока-колы. Однако именно здесь с появлением первых белых поселенцев зародился культ «карго» (См. очерк Л.Мартынова «Танна-Тоа ждет Арчибальда», «ВС» № 12/77.). Разумеется, папуасы посчитали за великое колдовство, когда белые из живота корабля или самолета доставали несметные сокровища: гребешки, железные ножи, мясо в металлических банках, спички. Способ колдовства был очевиден и прост: чуть-чуть работать и много молиться. Папуасы принялись за дело с похвальным пылом, который не остыл и после войны.
Но и эти иллюзии в конце концов улетучились. Очень многие нам говорили, что жители Папуа веруют в Иисуса Христа, они хорошие христиане и осуждают тех, кто придерживается старых привычек. Часто такие заверения звучали настолько стереотипно, что мурашки пробегали по коже. По-видимому, некоторые миссионеры, особенно адвентисты седьмого дня, а в стране их очень много, развили такую пропаганду, что она сродни «промыванию мозгов». Но кто знает, что творится в глубине девственного леса? До сих пор я вспоминаю шелест тростника, выманивающего крокодилов со дна, и туманы, окутывающие долину...
Лоран Пиво Из чешского журнала «100+1 ZZ» перевела Д.Прошунина
Реабилитация Дюма
Октябрь 1858 года. Шел третий месяц нового французского вторжения в Россию.
Реализуя стратегический замысел, неприятель воспользовался современным транспортом. По железным дорогам совершил бросок из Парижа в Штеттин. Под парами пересек Балтику, высадился 10 июня в Кронштадте и беспрепятственно вошел в Санкт-Петербург. Предпринял экспедицию на Ладогу, до самых карьеров, где брали мрамор для Исаакиевского собора. По железной дороге достиг Москвы, повернул на Троице-Сергиеву лавру, на неделю стал лагерем между Переславлем-Залесским и Калязином в имении камергера Нарышкина-Елпатьево.
Противник оказался похитрей Наполеона. Явился по приглашению, под благовидным предлогом и без армии. Все его силы — он сам да художник Муане. Всюду, однако, восторг и капитуляция, если не брать в расчет сопротивления отдельных патриотов, таких, как надежда русской поэзии Мей, литератор Павлов и эмигрант Герцен. Нового претендента на мировое признание звали Александр Дюма (отец). Его привезла из Парижа молодая графская чета Кушелевых-Безбородко. Привезла в довольно любопытной компании, вместе с модным в Европе и Америке экстрасенсом Хоумом и знаменитейшим итальянским маэстро Миллелотти. Писателю отводилась смиренная роль шафера на свадьбе свояченицы графа и Хоума. Он же, путешествуя, писал историю человеческой цивилизации и не мыслил ее без истории России.
Официальный Санкт-Петербург не сомневался, что в результате появится что-нибудь вроде резкой книги маркиза де Кюстина (которого здесь так тепло принимали!) — «Россия в 1839 году». Написал ведь Дюма уже по мотивам декабрьского восстания 1825 года запрещенный в России роман «Учитель фехтования». В стремлении оградить себя от нежелательных последствий система напрягла высшие интеллектуальные силы. Оборону и контрудар возглавила госбезопасность. Князь Долгоруков, начальник Третьего отделения, распорядился 18 июля установить за писателем тайный полицейский надзор. Агентурные донесения показывали государю. По объявленному маршруту понеслись корреспонденты, заранее рассыпая проклятия отвратительным дорогам, трактирам и гостиницам. В воздухе витала идея противовеса Александру Дюма, и в октябре того же года в Санкт-Петербург прибыл другой, благонамеренный французский писатель, «не шарлатан и болтун, а истинный поэт и художник» Теофиль Готье.
Корабли и форты Кронштадта уступили столичной прессе честь открыть огонь по неприятелю. Она дружно отреагировала на сигнал, поданный шефом жандармов. В дыму этой нескончаемой артподготовки гордо воспарил миф о легкомысленном борзописце, неспособном понять Россию. Дюма и во Франции не обращал внимания на газетную трескотню. Издатель, главный редактор, единственный сотрудник и специальный корреспондент парижского журнала «Монте-Кристо», он отправлял в редакцию с дороги толстые пакеты, и свежие материалы вскоре попадали к читателям. Так сложились книги путевых очерков «Из Парижа в Астрахань» и «Кавказ», изданные позже в Брюсселе и Париже. Русский перевод «Кавказа» увидел свет в Тифлисе в 1861-м и переиздан в Тбилиси в 1988 году. Первый сборник, куда, кроме предисловия и пролога, вошли путевые очерки «Санкт-Петербург», «Ладога», «Москва», «Волга» и «Степи», до последнего времени не отпускали цепкие когти мифа, задуманного как контрудар. Сначала сознательно его раздували, потом, похоже, в него поверили. В частности, именно Дюма приписывали открытие пресловутой «развесистой клюквы», дерева, ставшего символом невежественных писаний чужеземцев о России.
О путешествии Дюма по России мне приходилось слышать еще школьником от отца, книголюба до конца дней своих. Он пересказал тогда несколько забавных эпизодов. Через несколько лет я обнаружил их в книге «Кавказ», с трудом разысканной в Москве, в Государственной публичной исторической библиотеке. Затем в руки попала книга Андре Моруа «Три Дюма». К сожалению, пребыванию у нас знаменитого писателя отведено в ней всего 4,5 страницы. Появилось желание прочесть, что же все-таки он написал о России. И в голову не приходило, какая это непростая задача.
Энциклопедии быстро дали сводную справку: помимо «Кавказа», написана еще серия путевых очерков «De Paris a Astrakan. Nonvelles impressions de voyage» (или «Impression de voyage en Russie») — «Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию». Но в каталогах библиотек и в том числе Государственной библиотеки СССР имени В.И.Ленина карточка на очерки никак не находилась. Спасибо консультанту Истерички, помогла.
— Вы же видите, — упрекнула она, — работа занесена в каталог на языке ее автора. Значит, она в русском переводе не издавалась.