Журнал «Вокруг Света» №06 за 2009 год
Шрифт:
Матфей — Лаврентий — Петр
В центре средневекового города расположен храм Сан-Маттео с уютным двориком и садом. Долгое время он был усыпальницей прославленной семьи Дориа и буквально со всех сторон окружен их бывшими (и нынешними) дворцами. Адмирал Андреа Дориа — самый известный представитель рода и влиятельнейший генуэзец XVI века — и здесь оставил свой след: перестроил готический храм в богатом ренессансном ключе, сохранив лишь старый фасад. Если приглядеться, заметно, что в него вмонтированы странные объекты вроде мужского торса или античного саркофага. Дело в том, что лицевую стену Дориа превратили в своеобразный памятник собственным достижениям. На протяжении веков они размещали на нем «семейные» трофеи. Характерно, что трофеи эти не настоящие, а символические — речь идет об античных предметах. Они, очевидно, должны были усиливать звучание доблести, соотнося победы генуэзцев с деяниями героев прошлого. Например, справа от входа в храм во внешнюю стену вмонтирован позднеримский саркофаг с рельефом «Аллегория осени», который привез сюда флотоводец Ламба Дориа после победы над венецианцами при Курцоле в 1290 году. В нем он, кстати, и похоронен — где-то на уровне второго этажа. Примерно в те же годы сформировалась площадь перед храмом, и получилось, что рельеф гробницы Ламбы стал элементом общественного пространства, памятником спасителю республики.
Аллюзия 1. Драматическая
Похожим образом были некогда украшены семейные храмы и других патрицианских семей, в частности Фиески. Эта фамилия вошла в историю после событий 1547 года, когда представители семейства возглавили мятеж против тогдашних лидеров, Дориа, и убили наследника Андреа — Джанеттино (сюжет лег в основу знаменитой драмы Шиллера «Заговор Фиески в Генуе», 1780). Мятеж был жестоко подавлен, а его зачинщики лишились всех городских владений. В 1547 году по решению сената был разрушен и фасад семейного храма Фиески со всеми его мемориальными табличками, повествующими о героических деяниях рода.
Внутри храма среди прочих, обычных, гробниц Дориа выделяется, конечно, усыпальница Андреа, пышно украшенная мраморными фигурами и лепниной. Горят три свечи. Сам адмирал покоится в небольшой подземной целле — словно в трюме. По иронии судьбы при мне она оказалась… залита водой. Только блестят монетки — кто-то, видимо, кинул «на счастье». «Да, бывает, что заливает, особенно когда сильный дождь пройдет», — невозмутимо сообщает служка. Для него нет никакого мистического совпадения в том, что знаменитый мореплаватель покоится под водой. Напротив храма Сан-Маттео — еще один элегантный готический фасад. Над порталом латинская надпись: «Дворец подарен Сенатом Генуи Спасителю Родины Андреа Дориа в 1528 году». Из переулка его стремительно уходящий вверх полосато-серый фасад напоминает космическую станцию. Теперь сенатский подарок поделен на квартиры для богатых людей — их сдает князь Дориа-Памфили, который проживает в Риме, но время от времени лично приезжает проверить, как дела у жильцов... А буквально дверь в дверь — еще один дворец, принадлежавший опять-таки Дориа, на сей раз Ламбе. Он был выстроен на городские средства и подарен флотоводцу за уже упомянутую победу над венецианцами в 1290 году.
Площадь Сан-Маттео в центре города сформировалась восемь столетий назад. Вокруг — дворцы семьи Дориа, некоторыми продолжают владеть их потомки, генуэзско-римская семья Дориа-Памфили. Фото: Сергей Никитин
Аллюзия 2. Героическая
Заслуги Ламбы Дориа перед отечеством в самом деле были велики: в то знаменательное сражение флот венецианцев насчитывал 96 галер против 15 генуэзских, и тем не менее последние победили, во многом благодаря личному героизму адмирала. Когда в разгар боя был убит его сын, отец выбросил труп за борт, подчеркнув, что для него все воины равны. Этот эпизод в свое время произвел глубочайшее впечатление на Петрарку: в одном из писем он привел его в качестве примера «наивысшей доблести».
С крыши дворца открываются удивительные виды. В сторону моря — чередование объемов в духе Де Кирико. На запад, в сторону Ниццы, — геометрические формы небоскребов во главе с терракотовым муниципалитетом, прозванным горожанами «карандашищем» (Il Matittone). На восток резко уходит в гору хаотическая вязь черепичных крыш, антенн, террас, балконов-алтанок, переулков-ущелий, садиков и прочего маленького жилого счастья. «Озеленение» крыш произошло в последнее время, когда из Старого города стали потихоньку вытеснять портовую бедноту.
С террасы Дворца Ламбы хорошо виден и духовный центр Генуи — собор Сан-Лоренцо. Как и полагается кафедральным храмам, он представляет сложное переплетение разновременных мод и традиций. Не без грандиозности. Не без неоконченности (вторую колокольню на фасаде так и не построили). Готическая структура соседствует с поздними неоклассическим декорациями, примитивные фрески ex voto, созданные по обетам, — с богатыми барочными алтарями.
Но и в этом соборе самое неожиданное — под землей. Это ризница, знаменитая своим провокационным интерьером, автор которого — корифей итальянского дизайна Франко Альбини. В 1956 году он превратил ризницу в увлекательный лабиринт, где в кромешной тьме блистают лишь главные экспонаты огромной коллекции. Резкий контрастный свет и ракурсная подача выявляют самое интересное. Роскошная бронзовая касса для сбора средств на процессию Corpus Domini (праздник Тела Господня) напоминает модель немыслимого барочного линкора, в позднеготических статуях подчеркнута грациозность и гротескность. В отдельной комнатке — чаша зеленого стекла, которую генуэзские крестоносцы привезли из походов и почитали как Святой Грааль (сейчас установлено, что сосуд сделан на Востоке в IX веке). Уже на выходе обращаю внимание на остроумное объявление, напечатанное, видимо, настоятелем собора: «Выключи телефон, открой свое сердце».
Осталось в здешних окрестностях посетить Пьяцца Банки — площадь Лавок, оживленный островок в толще Старого города. Здесь находится замечательный памятник генуэзскому характеру, точнее, его знаменитому практицизму — церковь Св. Петра на Лавках (XVII век). Поскольку строилась она в торговом центре города, помещения по ее периметру с самого начала были проданы лавочникам. Сегодня в церкви с двумя небольшими симметричными колокольнями не служат — мало прихожан, зато в прилегающих лавках торговля идет так же бойко, как и 300 лет назад. А при храме-музее работает приветливый сторож лет шестидесяти. Живет по соседству, и работа эта ему нравится— интересные люди приезжают. Знакомая толкает меня в бок и на выходе говорит, что это известный чудак из очень богатой семьи. Действительно, что значит «жить поблизости»? Вокруг — сплошные палаццо главных городских семей, так что местный житель вполне может оказаться из Де Нигро, Узодимаре или Ломеллино. Не правда ли, символично: потомок банкиров и полководцев — за охраной храма?
Кредитная история
Но были у Генуи и другие времена, когда роль ее в мировой политике и экономике сложно было бы переоценить. Лучший памятник этой эпохи — дворец Сан-Джорджо, построенный в 1260 году как муниципалитет, а позже отданный таможне. Наконец, в 1407 году в нем обосновался Банк Св. Георгия (Сан-Джорджо), при котором дворец стал сердцем и лабораторией экономической жизни Европы. В правление Карла V и Филиппа II именно он финансировал амбициозную международную политику испанских Габсбургов. Как любят вспоминать в Генуе, процентов по долговым обязательствам тех лет здешней аристократии хватило для безбедной жизни до середины XIX века. Между прочим, именно с этим банком связывают изобретение moltiplico — начисления процентов на проценты (1371 год).
Впрочем, и сама Генуэзская республика часто оказывалась на грани банкротства, поэтому начиная уже с середины XII века и ее собственное правительство прибегало к частным займам. В обмен на деньги кредиторы получали от государства право сбора некоторых налогов. Бурная внутри- и внешнеполитическая жизнь Генуи привела к тому, что кредиторов со временем стало очень много. Для регулирования государственного долга 23 апреля 1407 года особым декретом все они были объединены в товарищество, которое получило имя покровителя города — Св. Георгия. Так началась история банка, который вскоре превратился в своеобразное «государство в государстве» (так писал о нем еще Макиавелли) со своей монетой, вооруженными силами и флотом, а также колониями, среди которых были и Корсика, и крымская Кафа. Управлялся банк советом из восьми протекторов, избираемых на год из числа знатных вкладчиков. О несомненной мощи этого учреждения свидетельствуют права, которыми его руководители пользовались для взимания долгов с неплатежеспособных господ: вплоть до казни и отлучения от церкви (это право было даровано банку папой Пием II в середине XV века).
Я знаю, что дворец закрыт для посещения — теперь здесь находится дирекция порта, поэтому готовлюсь к встрече с охраной — достаю удостоверение и экземпляр журнала. Но оказывается, что здесь все милы и благожелательны: меня сразу же проводили к Франческо Фрументо, сотруднику расположенного тут же архива порта. Его отец был простым портовым рабочим, а сам он выбился в люди, окончил университет и увлекается историей города. Он и показывает мне весь дворец, начиная с зала Капитанов, созданного реставраторами конца XIX века на месте более старых помещений. Именно сюда перенесли самые ценные образцы пластики, прежде всего тронную статую банкира Франческо Вивальди — того, кто ввел понятие «сложного процента» (проценты на проценты). Эта статуя была установлена в 1468 году, за ней последовали другие. Все они снабжены подробными посвятительными табличками. Надпись под фигурой Вивальди превозносит его великолепные личные качества и приглашает всех следовать его примеру. Кроме того, выделяется статуя Амброзио де Нигро, установленная еще при жизни в знак благодарности за замирение восставшей Корсики, тогдашней колонии Банка Св. Георгия. Франческо уверяет, что статуей, в свою очередь, банк намеревался замирить самого Нигро, известного своим необузданным нравом. В другом зале, сохранившемся с XVI века, центральное место занимает статуя представителя рода Гримальди — того самого, что сегодня правит в Монако.