Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год
Шрифт:
И вот однажды, чудесным июльским утром, мы снова подготовились к жестокой свалке. Защитив коленки и локти, все заняли свои места у станка, предложив загонщику, все тому же Тимофею, сделать традиционную попытку. Мы смолкли и притихли, разглядывая нашего мучителя в полутьме коридора. Тимофей где-то замешкался, создалась пауза, еще больше взвинтившая нервы.
Затаив дыхание мы наблюдали за сумасшедшим быком. И удивились: на этот раз он не метался. Напротив, долго, как изваяние, стоял в полумраке, широко расставив передние ноги и как бы в глубокой задумчивости низко опустив бунтарскую голову... Такое поведение было совершенно
Все были так поражены, что в первый момент забыли даже потянуть рукоятку зажима я нажать педаль, освобождающую пол. А он стоял и ждал. И когда, опомнившись, сдавили ему бока, опустили пол и взяли за спину и даже за уши, он не шелохнулся.
После спиливания дал окатить себе голову холодной водой, раскрыть защитные устройства и не прыжком, а так же спокойно и невозмутимо вышел размеренным шагом...
С того дня в течение всей своей жизни он ежегодно, ни секунды не колеблясь, входил в подготовленный станок, подавая этим отличный пример молодым пантачам.
Чем можно объяснить такой поворот в поведении? Очевидно, он осознал, что повиновение неизбежно, что раз в год он должен отдавать людям свою драгоценную корону. А раз так, лучше и легче делать это без жестокой борьбы и бессмысленного сопротивления. Понял и покорился раз и навсегда.
Олени часто пищат и стонут при прикосновении к нежным рогам безжалостной холодной и острой пилы. Губа при этой болезненной операции никогда не издавал ни звука.
В наше время пятнистый олень акклиматизирован не только на Кавказе и Украине, но и в средней полосе Европейской России. На его родине, в Приморском крае, специализированные оленеводческие совхозы насчитывают десятки тысяч голов. Олень возвратил здоровье и силы сотням тысяч людей, особенно после войны. Однако мало кто знает, когда, как и кем был сохранен, приручен и размножен олень, который сто лет назад из-за своей ценности был поставлен под угрозу полного уничтожения.
В. Янковский
Май Шёвалль и Пер Вале. Запертая комната
Продолжение. Начало в № 6.
VIII
Эйнар Рённ любил природу, он ив полицейские пошел потому, что работа подвижная, много времени проводишь на воздухе. Но с годами, поднимаясь по служебной лестнице, он все больше превращался в кабинетного работника и на свежем воздухе — еоли это выражение вообще применимо к Стокгольму — бывал все реже. Для него стало жизненной потребностью проводить отпуск в родных горах у Полярного круга. Стокгольм он, по чести говоря, крепко невзлюбил и уже в сорок пять начал мечтать о том, как уйдет на пенсию и навсегда вернется в Арьеплуг.
Близился очередной отпуск, но Эйнар Рённ опасался, как бы его не попросили повременить с отдыхом, пока не будет раскрыто это дело с ограблением банка. И, стремясь
Эйнар Рённ не только добровольно взялся посетить свидетеля, которого вполне можно было вызвать обычным порядком, но и проявил при этом такое рвение, что Гюнвальд Ларссон, не подозревая об эгоистических мотивах товарища, спросил, уж не поссорился ли он с женой.
— Ага, не поссорился, — ответил Рённ с обычным для него презрением к логичной фразе.
Свидетеля звали Стен Шёгрен. Это был тот самый тридцатидвухлетний слесарь, которого допрашивал Гюнвальд Ларссон.
Жил он один в типовом домике на Сонгарвеген. Когда Рённ вышел из машины, Шёгрен стоял в саду перед домом и поливал розовый куст, но при виде гостя поставил лейку и отворил калитку. Вытер ладони о брюки, поздоровался, потом поднялся на крыльцо и предложил Рённу войти.
Домик был маленький, на первом этаже, кроме прихожей и кухни, — всего одна комната. Дверь в комнату была приоткрыта. Пусто... Хозяин перехватил взгляд Рённа.
— Только что развелся с женой, — объяснил он. — Она забрала часть мебели, так что здесь сейчас не очень-то уютно. Пойдемте лучше наверх.
На втором этаже находилась довольно просторная комната с камином, перед которым стоял низкий белый столик и несколько разномастных кресел. Рённ сел, но хозяин остался стоять.
— Хотите пить? — спросил он. — Я могу сварить кофе, а еще в холодильнике должно быть пиво.
— Спасибо, мне то же, что и вам, — ответил Рённ.
— Значит, пиво.
Эйнар Рённ осмотрелся кругом. Мебели не густо, зато стереофоническая радиола и довольно много книг. В корзине у камина — газеты и журналы.
Стен Шёгрен вернулся с бокалами и двумя банками пива. Он был жилистый, худощавый, рыжий, волосы косматые и, на взгляд Рённа, нормальной длины. Спортивная рубашка защитного цвета. Лицо в веснушках, веселая искренняя улыбка. Открыв банки и наполнив бокалы, он сел напротив гостя, приветственно поднял свой бокал и выпил. Рённ глотнул, пива и сказал:
— Мне хотелось бы услышать, что вы видели в пятницу на Хурнсгатан. Лучше не откладывать, пока воспоминание не слишком потускнело.
Стен Шёгрен кивнул и отставил бокал.
— Да знать бы, что там было ограбление и убийство, я бы получше пригляделся и к девчонке, и к тем парням, и к машине.
— Во всяком случае, вы пока наш лучший свидетель, — поощрительно сказал Рённ. — Итак, вы шли по Хурнсгатан. В какую сторону?
— Я шел от Слюссена к Рингвеген. А эта дева выскочила у меня из-за спины и побежала дальше, да еще толкнула меня.
— Вы можете описать ее?
— Боюсь, мое описание будет неполным. Ведь я ее видел со спины да мельком сбоку, когда она садилась в машину. Рост поменьше моего сантиметров на десять. Во мне — метр семьдесят восемь. Возраст точно не скажу, но, по-моему, не моложе двадцати пяти и не старше тридцати пяти, что-нибудь около тридцати. Одета в джинсы, синие такие, обыкновенные, и голубая блузка или рубашка навыпуск. На обувь я не обратил внимания, а на голове — шляпа, тоже из джинсовой материи, с широкими полями. Волосы светлые, прямые, не такие уж длинные, какие сейчас многие девчонки носят. На плече сумка висела, зеленая, американского военного фасона.