Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год
Шрифт:
Ледокол «Капитан Сорокин» стоял на якоре в двух милях от берега Ледяной гавани. Подойти ближе ему не позволяла осадка, а спускать катер было бесполезно: вход в Ледяную гавань заблокировали ледяные поля. Положение казалось безвыходным. Скольких трудов стоила организация экспедиции, погрузка в порту на попутное судно, пересадка в Карском море на ледокол — и вот теперь, возможно, придется, посмотрев на Новую Землю в бинокль, идти назад. Ждать изменения ледовой обстановки капитан ледокола не мог, он спешил на проводку: у Диксона стоял караван судов.
Оставался один, последний, шанс. Между ледоколом и ледяными полями чернела узкая полоса чистой
В тот момент, когда наши разведчики, измучившись, уже собирались вернуться на судно, в Ледяной гавани неожиданно началась подвижка. Льды в северной части гавани перестроились — и в них открылся проход, своеобразная река... Мы стали в спешке перевозить экспедиционное снаряжение на берег.
Но ледовая обстановка вскоре, опять стала меняться к худшему. Белые поля задвигались, закружились, так что последний рейс был сплошной мукой. Не успевали Юра Савельев и Аркадий Корольков оттолкнуть шестами одну льдину, как на них надвигалась другая, приходилось давать задний ход, крутиться, чтобы избежать катастрофы. Когда вконец измученные ребята после двухчасовой борьбы со льдом соскочили на берег, проход замкнулся... Путь к судну был отрезан. Наверное, вот так и попал в Ледяной гавани в ловушку корабль Баренца. Льды сначала пропустили его в гавань, а потом сомкнулись за ним и, как потом выяснилось, навсегда.
Дневники участника плавания Баренца Геррита де Фера донесли до нас события четырехвековой давности. В 1596 году Баренц в третий раз выходит на поиски Северо-восточного прохода. Путь его лежит мимо берегов Новой Земли. В одной из гаваней с восточной стороны судно попадает в ледовые тиски. Баренц дает гавани имя — Ледяная. Напрасно матросы предпринимают одну попытку за другой, чтобы высвободить судно из плена. Им не суждено уже увидеть свой корабль под всеми парусами...
Приближается зима. Голландцы приступают к строительству зимовья: каждый день они собирают плавник, принесенный морем. Для завершения строительства нужны доски. Корабельные плотники разбирают часть палубного настила. В октябре дом был готов. Началась первая в мире в таких высоких широтах десятимесячная зимовка.
Пока были в достатке продукты и дрова, зимовка проходила благополучно. Но с каждым месяцем провианта становилось все меньше. Дневную норму приходилось снижать. Вблизи зимовья все дрова были выбраны, и теперь за ними ходили за несколько миль. Сил становилось все меньше, а морозы, несмотря на то, что приближалась весна,— все злее и злее. Внутри зимовья уже не удавалось сохранить плюсовую температуру даже тогда, когда посреди него горел костер. Рукам над огнем было жарко, а на спине лежала изморозь. Стены были покрыты льдом. Заснуть удавалось только тогда, когда постель разогревали горячими камнями.
Люди начали болеть цингой. Первым умирает корабельный плотник. У его товарищей не хватает сил, чтобы вырыть в вечной мерзлоте могилу, и они хоронят его в песке у водопада. Болезнь незаметно подкрадывается и к самому Виллему Баренцу.
И днем и ночью мечтают люди о том времени, когда придет лето, корабль освободится ото льда и они смогут вернуться домой. А пока, целый и невредимый, он, как монумент, высится посреди гавани.
Пришло лето. Корабль по-прежнему оставался в ледовом плену, хотя море было чистым за пределами гавани. Отчаявшись ждать, голландцы принимают решение: «...не ждать больше, так как сама природа учит нас думать о самосохранении. Все это мы постановили единогласно и подписали 1 июня 1597 года. Так как сегодня мы готовы, имеем попутный ветер и открытое море, то мы собрались отплыть (на двух шлюпках.— В. К.), потому что корабль все еще остается крепко зажатым льдом, и в его положении мы не заметили никакой перемены к лучшему, несмотря на частые и сильные ветры с Веста, Норда и Норд-Веста, поэтому в конце концов мы его покинули. Сего 13 июня 1597 года».
В XIX веке эта записка была найдена англичанами, посетившими Ледяную гавань.
Как же сложилась дальнейшая судьба голландских моряков, пустившихся в далекий и опасный путь на двух парусных шлюпках? В пути умерли еще трое. И один их них — любимец команды и фактический руководитель экспедиции, главный ее штурман — Виллем Баренц. После долгих мытарств двенадцать голландцев благодаря русским поморам все же вернулись к себе на родину.
...Первая попытка найти захоронение Виллема Баренца была сделана в августе 1977 года. К полярной станции мыса Желания подошло судно «Саша Ковалев», по трапу которого, волоча тяжелые рюкзаки, сошли пять участников экспедиции во главе с Кравченко. Кроме него, здесь были художник Володя Бажанов, студент Андрей Широков и два молодых инженера — Ира Михайлова и Слава Ширшов.
Свой базовый лагерь ребята разбили в тридцати километрах от полярной станции на мысе Ложкина, воспользовавшись старой промысловой избушкой. Отсюда они ежедневно совершали пятнадцати-двадцатикилометровые вылазки и походы вдоль побережья острова, нанося на карту все, что относилось к прошлой человеческой деятельности.
Прежде всего они тщательно обследовали район Ледяного мыса, где, по описанию де Фера, похоронен Баренц. Две недели работала группа Кравченко на Новой Земле, но признаков захоронения так и не было найдено. Как-то вернулись ребята к себе в избушку, измученные, с разбитыми ногами. Заботливая Ирина поставила перед ними горячую пищу. Но то ли от перенапряжения, то ли от безрезультатности поисков, никто не притронулся к еде. Все только жадно пили густой обжигающий чай.
После чая Бажанов достал планшетку и, вынув из нее карту, стал наносить на нее результаты дня. Был найден старинный ворот — приспособление, с помощью которого поморы вытаскивали якоря, и какой-то столб с полустершимися латинскими буквами. Затем места находок Бажанов привязал линиями к мысу Желания и Оранским островам, проставил расстояния. К нему подошел Кравченко и через плечо художника внимательно посмотрел на карту.
— Ну-ка, ну-ка...— Он взял карту из рук Володи и стал разглядывать то, что тот начертил.— Слушай! Ты откуда взял эти расстояния?
— С карты, не с потолка же...
— Если все, что здесь нарисовано, правильно, можешь считать, что у тебя в активе одно величайшее открытие.
Услышав эти слова, к ним подсели остальные.
— Ледяной мыс на карте Баренца,— продолжал Кравченко,— не имеет ничего общего с мысом того же названия на современных картах. До сих пор считалось, что для измерения расстояний голландцы пользовались географической милей. А она в четыре раза больше морской. У тебя же,— он обращался к Баженову,— расстояния — в морских милях. И они полностью совпадают с теми, что приводит Геррит де Фер,— от мыса Желания до Оранских островов и мыса Карлсена. Значит, можно утверждать, что он пользовался в данном случае морской милей.