Журнал «Вокруг Света» №09 за 1979 год

Вокруг Света

Ну как же можно помочь, — взорвался Холоденко, голос его от гнева сел, и он продолжал уже с хрипом: — Как помочь в плену этой ледяной реки? Еще один момент был в этой передряге: когда я шел к «Колгуеву», к югу было огромное белое поле, вдруг на глазах поле вздулось пузырем, вздыбилось и мгновенно превратилось в горы льда, все пришло в движение, и под давлением сжатия все это стало расти. Льды лезли друг на друга... Еще раз видел подобное за эту навигацию, но то было ночью, при свете прожекторов. Нехорошо на душе, когда видишь такое. В этой ситуации возвращаюсь на мостик и вижу: рядом с нами «Сахалин-3», а нос в нос к нему, в ста метрах, — «Сахалин-4». «Ленинграду» нужно идти на север — не может: тогда он

выйдет прямо на них. Пробуем двинуться на запад. Начинаем дергаться самыми полными ходами, ничего не получается. Сжатие усилилось, а с нами в обнимку «Колгуев». И в это время «Сахалин-3» выходит на связь: «Ленинград», вас несет на нас». Я только было захлестнулся злостью, чтобы сказать, как же ледокол может нести против течения, как капитан парома поправился: «Извините, нас несет на вас...» — «Зачем же ты встал здесь, — спрашиваю, — тебе было сказано: иди на север, никакого канала тут не останется...» Ну, стали полным работать взад-вперед — ничего у нас не получается: «Ленинград» был стеснен в маневрировании, ведь у него вместо руля «Колгуев», а паром приближается, сносится к нам. У «Ленинграда» корпус слава тебе господи, а паром сильно попортит! Решаю срочно отдавать буксир, чтобы освободиться от «хвоста» и растащить этот клубок. Но тут... Не знаю даже, как объяснить. Вот мы стоим в поле битого льда, а по корме, уже захватывая «Колгуева», движется огромная торосистая махина, наверное, высотой метров двадцать, вырастает в бруствер и начинает на глазах отрывать от нас «Колгуева». Кричу: «Рубите буксир!» Но рубить не пришлось. В мгновение привязанное судно оттащило от нас метров на двенадцать: трос сам отдавался, стопор не мог его держать...

Вадим Андреевич повернулся почему-то ко мне и уже совсем мирным голосом сказал:

— Надо во льдах всегда иметь при себе кинокамеру — это такие уникальные документы... Но тут все равно не до камеры было бы. Наконец, отдали буксир...

Потихоньку нас, связанных сжатием в один узел, дрейфует к опасному мысу. Ледокол работает на форсированном режиме: прежде всего нужно оттащить «Сахалин-4» на север, чтобы вывести «Сахалин-3» на запад, в направлении порта, и только потом заняться «Колгуевым». А ведь всех несет. Кто может подсказать тебе, что делать? — Вадим Андреевич побагровел, обрушил гнев неизвестно на кого. — Никто! Вот я и ношусь по мостику, беснуюсь, а помочь некому. Сейчас начнется паника, свалка, начнут друг на друга валить и давить. Кто будет отвечать? Я. Хотя я сказал: «Не ходи сюда». И, несмотря на. то, что слушавшие мостик ледокола могут подтвердить это, на мне останется пятно... Внутри у меня клокочет, но думаешь только об одном: как бы их растащить?

Разворачиваюсь на заднем ходу — ледокол подгребает под себя лед, получается какая-то разрядка. Хотя это опасно для винтов: попадется хорошая «кувалда», потеряешь лопасти. Но другого выхода у меня не оставалось. Потоптался около парома, вывернул наконец его на север околками. «Вперед», «назад», «чуть-чуть»... Все происходило в какие-то мгновения, и если капитан ведомого судна не выполнит твою команду, мгновение потеряно. Вот в чем беда. Почему мы, ледокольщики, всегда ратуем за четкость внутрикараванной связи, чтобы никаких разговоров не было, только о деле. О деле... Будешь много говорить, кончится аварией.

Пока пробивался к «Сахалину-3», связался с капитаном порта — обрисовал ситуацию, сказал, что вынужден заниматься паромами. Я как смотрел? Что дороже? Конечно, паром. Хотя и «Колгуев» с грузом, но он маленький, а в «Сахалине» целый состав. Повреждение парома для экономики Дальнего Востока было бы чувствительным. Сразу же нарушились бы коммуникации, перевозки между материком и Сахалином... Так вот, капитан порта передал, чтобы мы занимались паромом...

В дверь каюты постучали. По-мальчишески просунув голову, зашел капитан «Александра Вермишева». Плотный, загорелый человек, ровесник Холоденко, но без единой сединки. На его лице гуляла безудержная радость прихода в порт, домой. Он вошел как свежий ветер. Неостанавливающийся ветер. Вадим Андреевич, встав из-за стола, расспрашивал друга, и по коротким, обрывистым ответам того можно было узнать: полгода длилось плавание Озерова — исходил он Юго-Восточную Азию, заходил в Австралию, оттуда в Мексиканский залив и уже из Нью-Орлеана пошел прямо в Магадан, доставил «катерпиллеры» — американские тракторы...

— Думал в Охотском встретиться с тобой, — тискал Озеров в объятиях друга.

— Кто тебя провел в порт?

— «Адмирал Макаров»... А ты, я слышал, хорошо поработал в Татарском?

— Да ты садись, — пытался удержать друга Холоденко.

— Я заскочил на секунду... Сейчас подъедет жена, и потом дела по приходу.

— Как дальше жить будешь? — уже у дверей спросил Вадим Андреевич.

— Собираюсь в отпуск, — сказал Озеров.

...После ухода друга Вадим Андреевич, как мне показалось, скомкал завершение начатого рассказа. Когда я спросил его, что же стало с «Сахалином-3» и «Колгуевым», он сказал:

— Все закончилось благополучно. Три мили и четыре часа работы ледокола, и паром прошел в порт. А потом взялись за «Колгуева»...

И все же я был благодарен обоим ледовым капитанам за эту встречу, хотя понимал: не будь Жеребятьева, может, такого откровения в разговоре не было бы. И вся скрытая от посторонних глаз реальность осталась бы на страницах служебного отчета. Дай то, наверное, для таких моряков, как Вадим Андреевич.

— Это была последняя проводка? — спросил я.

— Одна из последних. — Капитан придвинул к Жеребятьеву стопку исписанных страниц. — Хочешь — теперь посмотри...

— Не надо... Все ясно, — сказал Владимир Петрович и встал. — Лучше скажи, когда собираешься отдыхать?

Вадим Андреевич поднял на своего товарища полный благодарности взгляд, но через секунду его подвижное лицо выразило уже нечто похожее на удивление:

— В отпуск?.. Когда дожди пойдут.

Владивосток — Москва

Надир Сафиев

Золотые розы Казанлыка

Рассвет еще только брезжил в долине Тунджи, а на полях уже собрались тысячи людей: работники плантаций, гости, туристы. Совсем скоро, как только первый луч солнца озарит вершины Стара-Планина, здесь начнется Праздник розы. Цветок созревает в начале июня, а сбор идет только на заре, когда еще висит на кустах тяжелая прохладная роса. И лишь солнце вырвется из-за гор и его палящие лучи упадут на алые поля, работы затихают до следующего дня, ибо только ранним утром казанлыкская роза отдает полной мерой свое богатство.

Над долиной полилась протяжная мелодия пастушьей дудки — кавалы. Где-то подыграла гайда, ударил барабан, и потекло, заструилось торжественное шествие.

Вереницы стройных девушек в ярких нарядах с плетеными корзинками в руках, пожилые женщины и мужчины, парни в национальных костюмах — под звуки обрядовых «розовых» песен все собирают нежные лепестки, чтобы затем осыпать багряным дождем гостей.

Что же это за растение — казанлыкская роза? И сколько нужно цветков, чтобы добыть, например, грамм ее драгоценного масла?