Журнал «Вокруг Света» №09 за 1990 год
Шрифт:
— Сэр,— вскричал продавец,— у меня семеро детей! Тридцать пять!
— При чем здесь я? — резонно спросил я.— Двадцать!
— Сэр, я их должен кормить! Два дцать пять!
Я представил себе толпу чернявеньких голопузых детей, в именах которых путаются сами родители, и мы сторговались. Я достал три бумажки по десять рупий и протянул продавцу.
— У меня нет сдачи,— виновато сказал он.
Не торговаться же с бедным многодетным отцом из-за пяти рупий! Тем более, что я был горд своей победой, потому как на нее не рассчитывал.
—
— «Вот это сервис»,— подумал я, но он, как бы услышав мои мысли, возразил:
— Двадцать рупий, сэр.
— За что? Я уже заплатил!
— За каждую пять рупий. Сэр, у меня семеро детей!
— Клянусь вам, я в этом не виноват,— заявил я.— И я вас ни о чем не просил!
— Сэр, вы должны!
Короче говоря, сговорились мы на десяти рупиях. И опять помогли ему его дети.
Уже в автобусе, любовно разглядывая сандалии, я порадовался, как удачно их купил. Просили сорок, выторговал за двадцать пять — вот так-то! Дал, правда, тридцать, да еще непредвиденный расход на клепальщика — десятка. Итого — сорок рупий. А с меня просили? Сорок. Так сколько же я выторговал?
Больше я не пытался торговаться в Индии. На эту парочку я не в обиде: сандалии служат летом верой-правдой.
А на мадрасском пляже действительно могут быть удивительные встречи. В предпоследний день за мною увязался нищий. Это был молодой человек лет двенадцати, одетый в нитку с тремя бусинами на шее. Он вежливо, но настойчиво дергал меня за руку и что-то приговаривал. Но у меня не было уже денег, и хотя мне было жаль парня, я качал головой и время от времени говорил по-английски: «Иди, мальчик. Нет денег».
Но он все шел и шел за мною и все дергал и дергал за руку. Я сказал по-русски: «Мальчик, отстань». По-русски он не понимал.
Мы прошли уже километра два. Я вдруг вспомнил, что эту же фразу я знаю по-цыгански. А цыгане вышли из Индии. Может быть, он поймет так лучше? И я сказал:
— Джа, чаво. Ловэ нанэ!
Мальчик вдруг резко оттолкнул мою руку, выпятил живот и гордо крикнул:
— Ноу хинди! Хир из Тамилнаду! Спик инглиш ор тамиль! (Никакого хинди! Здесь Тамилнад! Говори по-английски или по-тамильски!)
Вот это номер! Юнец без штанов разгуливает, а незамедлительно и точно классифицировал цыганский язык как один из индоарийских. И какое национальное самосознание!
Я вынул из кармана карандаш, который берег для гостиничного боя, и вручил юному языковеду.
Но тут из-за груды песка выскочила еще дюжина его коллег — мал мала меньше и устремилась ко мне.
Доктор Кришнамурти и доктор Рао
Доктор Кришнамурти — доктор в прямом смысле, поскольку он терапевт, а доктор Рао, университетский преподаватель, по-нашему скорее — кандидат философских наук. Оба, как я уже говорил, ездили с нами по индийскому
Доктор Рао — в полном противоречии с расхожими представлениями о южном темпераменте — был всегда невозмутим и спокоен. А южанином он был даже для Индии. Как уже видно из его джати, родом он был из дравидского штата Андхра-Прадеш, самого, впрочем, северного из южных штатов.
Доктор Кришнамурти, тамильский брахман, очкастый и щуплый, выглядел человеком без возраста: ему могло быть и двадцать пять, и сорок. Иногда нам удавалось есть в одно время, и я заметил, что ест он одни вегетарианские блюда, пользуясь только ложкой. Чем питается доктор Рао, мне заметить не удалось, но, во всяком случае, он пользовался вилкой и ножом на европейский лад. Прошу понять меня правильно: я не любитель заглядывать в чужие тарелки, но в данном случае мною двигала чисто этнографическая любознательность. В присутствии Рао Кришнамурти становился как бы незаметнее и тише (хотя и вообще был человек тихий и ненавязчивый), что тоже было понятно: один — начальник, а другой — подчиненный.
Доктор Рао довольно часто стал общаться со мной.
Может быть, тому причиной была наша беседа у скального храма Махабалипурам.
Кубические сооружения храма сплошь покрыты барельефами, частью плохо различимыми, но больше прекрасно сохранившимися: слоны, боги, люди в юбках-лунги и сари. Этот храм служит уже музеем, потому разуваться было необязательно, тем не менее я заметил, что доктор Кришнамурти задержался у двери автобуса и легко спрыгнул босой, а подойдя к храму, молитвенно сложил руки.
У храма было немало людей, кто складывал руки, кто нет. И две тысячи лет назад толпились здесь такие же люди в таких же юбках, делали те же движения. Индусы очень серьезно (а для нашего удобства по-английски) обсуждали, кто и что изображено. Причем все знали подробности, хотя в толкованиях порой весьма существенно расходились.
— Были вы в Северной Индии? — спросил меня доктор Рао.— Видели Тадж-Махал?
— В Северной Индии не был, а Тадж-Махал, конечно же, видел на фотографиях в журналах и книгах.
— И как вам он нравится?
Мне показалось, что в голосе доктора Рао звучит оттенок напряженности.
— Жемчужина мировой архитектуры,— отвечал я искренне,— гордость Индии. Но, доктор, это ведь не только Индия. Это архитектура Востока.
Доктор Рао сжал мне руку.
— Вот именно! Вот именно! А это — Индия. Дравидский Юг — это Индия без иранского влияния.
С этой минуты доктор Рао у любого из памятников стал как бы моим личным гидом. Знал он — не в пример гидам-профессионалам — много, и знания его были точны. Довольно скоро я убедился, что нашу страну он представлял себе тоже очень неплохо. Он разбирался в истории, знал даже, что литовский и латышский языки из живых европейских ближе всего к санскриту. Представлял разницу в росте населения наших республик. В общем, ученую степень имел не зря.