Журнал «Вокруг Света» №10 за 1989 год
Шрифт:
У булгар Ибн-Фадлан видел дома, покинутые потому, что в них ударила молния. Его удивило также, что булгары считали хорошим предзнаменованием завывание собак, радовались ему и говорили о годе изобилия. Загадочность ситуации в том, что у большинства народов добрым знаком является лай собак, но не вой.
На берегу Волги любознательному арабу показали кости великана, рост которого был двадцать локтей. Местные жители рассказывали ему, что великан обладал «дурным глазом» и иногда хватал и душил людей. Этот эпизод вписывается в многочисленные легенды о великанах.
Ибн-Фадлан описывает животное, «по величине меньшее, чем верблюд, но больше быка. У него
Князь кочевников-огузов носил под парчовой одеждой нательную куртку, которую не смел снимать, пока она не развалится на куски. В чем смысл этого запрета?
У русов Ибн-Фадлан видел кожаные деньги. «Деньги русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних ног». Так ли это было?
Расспрашивая русов, Ибн-Фадлан выяснил, что их князь в далекой северной стране живет в высоком замке. В замке имеется огромное ложе, на котором князь сидит в окружении сорока наложниц. Известно, что киевский князь Владимир до крещения владел множеством наложниц, часть которых жила в Вышегородском замке. На некоторых монетах X века Владимир изображен сидящим на ложе. Возникает вопрос, был ли языческий князь «священным царем», от которого зависели плодородие природы и благополучие общин?Любой древний текст дорог нам как возможность контакта с исчезнувшим человеческим миром.
Александр Юрченко
Оприленд и смоляные пятки
Вижу внизу серые прямоугольники деревенской городьбы, буро-зеленые расплывы перелесков, белые снежные языки, облизывающие опушки. Западный берег Атлантики, откуда почти полсуток назад оторвался наш самолет, совсем другой: там уже сочная акварель весны, к нам же она только еще приходит...
Как и следовало ожидать, кто-то острит:
— Янис, собирайся, тебе пора выходить.
Янис Яновские, министр автотранспорта и шоссейных дорог Латвии, не удостаивает шутника ответом. Похоже, он всецело увлечен инспектированием подведомственных магистралей республики. Наконец отрывает взгляд от пейзажей Курземе и продолжает начатый десять минут назад разговор:
— Понимаешь, они хотят откосы вдоль всех дорог засеять белыми цветами...
Чувствуется, что он озадачен. И впрямь трудно вообразить пять миллионов километров автомобильных дорог Америки, окаймленных цветочными полосами.
— Говорят, так делают в Калифорнии,— вздыхает Янис.— Получается дешевле, поскольку не приходится постоянно подстригать траву, как сейчас.
Я киваю в знак согласия. Мне вполне понятны трудности американских дорожников, озабоченных состоянием травяного покрова на обочинах своих хайвэев и интерстейтов.
Почти весь обратный путь из Вашингтона в Москву я донимаю своих товарищей вопросами и перечитываю торопливые записи, сделанные во время поездки. В моем сознании прокручиваются картины Америки, наплывают откуда-то мелодии и шумы, вспыхивают малозначительные подробности двухнедельного путешествия. Перебираю стопку визитных карточек и надписываю на обороте, кто есть кто — чтобы
Джастин
Согласно протоколу его должны были представить нам в мэрии по всем канонам этикета: «Джастин П. Уилсон, эсквайр, член правления
Американского совета молодых политических деятелей, посетил СССР в составе делегации АСМПД в 1979 году». По крайней мере, примерно так происходило наше знакомство с другими деятелями, состоящими в упомянутом совете, а также с его ветеранами. Правда, торжественные слова и ослепительные улыбки уверенных в себе американцев порой странно сочетались с принужденностью их жестов и фраз, трудно скрываемой неуверенностью и даже некоторой нервозностью. За две недели мы много раз отмечали этот феномен и объяснили его в конце концов тем, что образ рядового гражданина СССР, утратив в глазах американцев карикатурные черты «образа врага», еще не обрел обыкновенные, общечеловеческие черты «образа друга». Или хотя бы знакомого. Идет поиск линии поведения, решили мы.
Возможно, Джастин П. Уилсон почувствовал неловкость ситуации уже во время встречи в аэропорту Нашвилла и захотел разрядить ее. А возможно, он просто от природы лишен всяких комплексов. Взял и возглавил нашу маленькую процессию, медленно двинувшуюся по зданию аэропорта к выходу. Он пошел гусиным шагом, как ходят тамбурмажоры во главе церемониальных маршей, подбадривая нас взмахами рук. На поворотах останавливался и, изображая уличного регулировщика, жестами и поощрительным свистом направлял нас в нужный коридор. Потом вдруг встал на руки и прошелся так несколько метров. Наконец, когда в небольшом зальчике все расположились в креслах, чтобы выслушать приветственную речь, он снова нарушил церемониал: стал ловко метать каждому пакетики с шоколадом — тем движением, что пускают, вставши в круг, пластмассовую тарелочку.
Официальные лица не пресекали его шалостей, но всем своим видом давали понять, что они здесь ни при чем. Не реагировали также на проделки Джастина увешанные оружием, переговорными устройствами и множеством блях и ремешков молчаливые молодцы, которые присоединились к нам сразу же после выхода из самолета. При взгляде на них у меня всякий раз возникало желание заявить, что я прибыл в штат Теннесси исключительно с миролюбивыми намерениями.
— Что же вы хотите — Юг,— прокомментировала ситуацию переводчица-американка, сочувственно глядя на суровых стражей.— А на Юге степень уважения к гостям определяется числом сопровождающих их вооруженных людей.
Назавтра, в субботу, Джастин Уилсон стал организатором нашей программы в Нашвилле. Он появился в гостинице «Вандербилд-Плаза» в широкополой черной шляпе из мягкого пластика, наподобие тех шляп с дырочками, что носят у нас пенсионеры, в белой рубахе и легких брюках (маленькие зебры, скачущие по светло-зеленому полю.) Этот сугубо неофициальный наряд завершали туфли на босу ногу и пара часов на правом запястье.
Когда мы, заинтригованные его обликом, разместились в автобусе, Джастин громко объявил, что обещает советской делегации замечательный уик-энд, поскольку сегодня припекает настоящее апрельское солнце. Он помахал шляпой, расстегнул еще одну пуговку на рубахе и сказал затем, что в такую погоду особенно прекрасен Нашвилл — лучший город Америки, а возможно, и всей земли, поскольку это родина кантри-мьюзик, здесь единственный в мире музей «кантри», единственный в мире театр «кантри» и вообще нашвилльцы немного чокнулись на «кантри» — каждый второй играет в оркестре или сочиняет песенки, а знатоки жанра все как один.