Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год
Шрифт:
— Ну что, готовы? — окликает нас из «казанки» Владимир Васильевич.
— Как договаривались, — отвечаем в один голос.
— Тогда вперед, пока еще не совсем стемнело.
Владимир Федотов — директор на общественных началах бологовского детского яхт-клуба «Оптимист». Привез в Карелию четверых кандидатов и двух кандидаток в робинзоны, а еще команду обеспечения — пятерых взрослых и технику — катер, моторную лодку, запасные моторы и топливо.
Передаем Владимиру Васильевичу в катер кофры с фотоаппаратурой. И забираемся сами. Мотор «казанки», фыркнув два-три раза, завелся, и катер плавно отошел от берега...
Она вышла нас встречать прямо к берегу, со счастливой улыбкой на обветренном, осунувшемся лице. И приветливо помахала рукой. Пришвартовавшись, выбираемся из катера — и следом за хозяйкой острова прямиком к ее жилью. Оно тут же, неподалеку — чуть повыше берега, на обрамленной деревьями маленькой полянке. Странное жилище: кусок полиэтиленовой пленки, закрепленный на нескольких шестах в виде палатки и обложенный по периметру камнями и мхом; внутри — подстилка из лапника, сверху — тоже мох. И больше ничего. А рядом — небольшой костерок.
— Неужели ты прожила целых десять дней под этим куском пленки — в холод, дождь, ветер? — искренне изумляюсь я, с трудом веря, что такое вообще возможно.
— А что тут такого? — в свою очередь удивляется девчушка. — Это сперва так кажется — неуютно, а на самом деле очень даже ничего — уютно и тепло.
Решаю проверить сам — заглядываю внутрь. Так и есть: юная робинзонка права. Ведь ее палатка не палатка, в общем, конструкция — не что иное, как маленький парничок: когда ты внутри, ни дождь, ни ветер тебе нипочем.
— А двое мальчишек на соседнем острове в своем огромном шалаше промокали ну прямо до нитки и здорово мерзли — никакой костер не спасал...
— Чем же ты питалась? — спрашиваю пятнадцатилетнюю робинзонку, не переставая удивляться ее сметке, сообразительности.
— Всем, что давал остров, — отвечает девчушка, и лицо ее расплывается в улыбке.
Леночка, конечно же, счастлива и радуется случаю выговориться, поделиться переживаниями. Сколько же их накопилось у нее! Ведь одиночество, пусть даже на такой короткий срок, все равно тяжкое испытание — далеко не всякому по плечу. Например, нескольких робинзонов-одиночек уже сняли с островов. Эти крепкие с виду парни сносили все: и голод, и холод, — а вот одиночество перенести не смогли. И выбросили красный флаг — сдаемся, мол, нет больше сил...
— Что же дал тебе остров сегодня? — спрашиваю.
— Утром — рыбу. Днем — ягоды и грибы. Сейчас вот снова собираюсь на рыбалку. Хотите, пошли вместе?
— Отчего же не хотим? — говорю. — Очень даже хотим. Правда, Юрок?
Спутник мой, опустив наконец фотокамеру, согласно кивает.
И мы идем следом за юной робинзонкой на дальний, юго-западный, берег острова. Дошли минут за пять: островок совсем небольшой — метров восемьдесят в длину и десять-пятнадцать в ширину, каменистый, покрыт лесом, но не очень густым. В общем, не самый плохой — жить можно...
С базальтового выступа осторожно, чтобы не поскользнуться на мшистых наростах, спускаемся к воде. Робинзонка тут же забрасывает самодельную удочку — леску и крючок, равно как и полиэтиленовую пленку, нож и котелок, она взяла с собой на остров (по условиям состязаний с собой разрешалось брать не больше пяти предметов, не считая зубной пасты и щетки — И.А.). А мы знай себе стоим и ждем. Проходит минут пять...
— Совсем забыла, — как бы извиняясь, спохватывается хозяйка острова и улыбается. — Пойдемте-ка лучше на другой берег — тут недалеко, прямо за скалой.
— Ну что ж, — говорю, — пошли — так пошли.
До другого, юго-восточного, берега и правда было рукой подать — каких-нибудь две-три минуты ходу. Пробираться, однако ж, пришлось через мшистые валуны, папоротниковые заросли и мелколесье...
И вот удочка снова в воде. Но на сей раз не прошло и минуты, как в воздух взвилась попавшаяся на крючок рыбешка — небольшой окунек. Через минуту — другой. Потом третий... и еще один, и еще. В общем, буквально за пять минут юная робинзонка выловила пять окуней. Ну и ну!..
— На ужин всем нам хватит, — уже серьезно заявляет Лена. — Больше ловить не стоит, а то завтра рыба сюда уже не придет. — И радостно прибавляет: — Ну вот, пора и юшку варить.
Надо признаться, при виде окуньков у нас с Юрком так и засосало под ложечкой: ужин в базовом лагере — слипшуюся в комья пшенную кашу — мы пропустили вполне сознательно. Ничего страшного, с голода небось не умрем за одну-то ночь. А тут юшку обещают — как же не соблазниться?
Тропинка к палатке-парничку вьется по хребту базальтовой скалы, потом спускается вниз и теряется в зарослях черники и брусники. Идем и обрываем ягоды прямо на ходу — их тут видимо-невидимо. Попадаются грибы — белые, подосиновики, лисички, волнушки. А на сыроежки мы даже не глядим...
Костерок запылал еще ярче. Над огнем кипятится котелок. Лена ловко разделывает окуньков. Вода вскипела — рыбешку в котелок. Сидим и ждем, когда юшка поспеет, и, вдыхая аромат варева, замешанный на запахе хвои и озера, разговариваем.
Лена рассказывает, как год назад, посмотрев телерепортаж «Пилигрима», загорелась желанием во что бы то ни стало попасть на нынешнюю «Робинзонаду»; как выполняла предварительное задание оргкомитета — словом, обо всем понемножку.
— А насчет полиэтилена, — призналась она, — я это уже здесь придумала — в базовом лагере. Сперва тут у нас всю дорогу шли дожди. И мы укрывали палатки этой самой пленкой. Вот тогда я и решила: возьму ее с собой на остров — это лучше, чем деревья или сучья рубить.
Что верно, то верно, не девичье это дело топором махать только ради того, чтобы шалаш поставить. Да и зачем? Тем более, что специалисты-экологи из жюри «Робинзонады» учитывают и так называемый «экологический» фактор: строй жилье, но не наноси вреда окружающей среде, с которой тебе предстоит слиться как бы в одно целое. Как? Думай сам — на то ты и робинзон...
— И всегда у тебя были такие богатые уловы? — спрашиваю я робинзонку, а сам украдкой поглядываю на котелок, источающий запах, от которого просто голова идет кругом.