Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год
Шрифт:
— Да нет, только под конец. Пока нашла самое «рыбное» место, дней восемь прошло. А так за день ловила по две-три рыбки, не больше. Зато у мальчишек — вон там, на соседнем острове — они были вдвоем — клева и вовсе не было. Уж как они мне завидовали! Я даже издали видела: я на рыбалку — и они тут как тут. Приходили, чтобы хоть издали взглянуть — хоть глазами насытиться.
Вскоре и юшка поспела. Небольшого котелка с лихвой хватило на всех. И пусть не было хлеба, соли, не говоря уже о приправах, — ужин удался на славу.
Между тем на остров Улыбки и на озеро незаметно опустилась ночь.
А когда наступит утро, она проснется, соберет что-нибудь на завтрак — то, чем одарит ее остров, затем сядет на мшистый валун или поваленное ветром деревцо и запишет в свой дневник короткие строчки:
«22 июля. Проснулась. Пошла собирать валежник, ягоды и грибы. Потом пошла ловить рыбу. У меня все нормально. Вот только часто вспоминаю маму. Как там она? Как там у нас дома? А так настроение хорошее...»
В общем — все, как обычно.
Через два дня, уже на Большой земле, Лене Сокаевой, самой юной робинзонке из Бологого, присвоят звание победительницы «Робинзонады-95» среди девушек. И она, как и все, кто выдержал, произнесет клятву:
«Я, вступая в ряды российских робинзонов, торжественно клянусь сохранить в памяти и пронести через всю свою жизнь радость общения с природой и веру в свои силы, обретенные в суровых испытаниях на островах Онежского озера».
Добровольцы форта «Фрэндшип»
На другой день, рано утром, мы снова на борту катера. Юра Николаев — он из бологовской команды Федотова — запускает мотор, и мы мчимся на юг к одному из дальних островов. Там, как сказали нам психологи, экологи и прочие ...ологи, выживает так называемая «экспериментальная» пара робинзонов из Ставрополя — Сергей Шторк и Игорь Поташин, студенты тамошней сельхозакадемии; им обоим чуть больше двадцати.
Юра Николаев всю дорогу отчего-то беспокоится, то и дело глядит назад — на север.
— Ты что, Юра, — спрашиваю. — Чего не сидится-то?
— Скоро ливанет, — говорит Юра.
Я недоуменно смотрю на моториста: вроде кругом все спокойно, и солнце вроде светит...
— Точно, ливанет, — уже уверенно заявляет моторист. — Как пить дать, ливанет. Не гляди, что солнце. Оно вот-вот скроется. Вон они — тучи, ползут с севера.
Но вот и остров. Сбавляем ход — потихоньку причаливаем к обрывистому скалистому берегу. На маленьком пятачке, возле добротной хижины, сложенной из осколков базальта, стоят робинзоны в защитного цвета форме, на головах у обоих красные повязки — ну прямо чистые Рэмбо.
Соскакиваем на берег — взбираемся по узенькой, тесной расщелине вверх, к хижине. Юрка Николаев кричит нам из «казанки»:
— Подгребу за вами часа через два. — И, хитро усмехнувшись, добавляет: — Если, конечно, дождя не будет.
Мотор реванул — и вскоре «казанка» совсем исчезла из вида за пеленой тумана, медленно, но верно идущей с севера. Значит, дождь все-таки будет.
Сергей с Игорем зовут нас к очагу — он тут же, у торцевой стенки хижины.
— Классное у вас жилье, — говорю я робинзонам и ощупываю щербатую, всю в выступах, стенку хижины. — Небось не за день построили?
— Ровно за неделю, — в один голос подтверждают ребята. — Жилье решили ставить первым делом. А попутно — обживать остров. Без добротного жилья вообще нельзя, а тут, на нашем острове, и подавно.
Оглядываюсь по сторонам: остров, хоть и немаленький и высокий, зато и растительности, в смысле — деревьев, не так чтоб уж очень.
— Вы что, на плохой остров попали? — спрашиваю.
— Не на самый лучший — это точно. Здесь только восточный берег более или менее ничего. А так везде хреново.
— С чего это вдруг?
— Да пожар здесь был когда-то: то ли молния ударила, то ли рыбаки уезжали и забыли костер потушить. А может, туристы... В общем, погорел он, и все. Но ничего не поделаешь, мы сами выбрали его — по жребию. Добровольно. Так что...
— Назвали как-нибудь?
— Конечно. Островом Дружбы назвали... А хижину — фортом «Фрэндшип».
Громкое название, ничего не скажешь. Хотя, впрочем, хижина действительно больше смахивает на форт, или крепость, — только в миниатюре. Осколки базальтовой породы плотно подогнаны один к другому; все щели замазаны землей и проложены мхом, плоская кровля сложена из лапника — в несколько слоев, а поверх устлана еще мхом. С запада хижина прилипла к скале — то есть одна стена, получается, естественная; с востока — маленькая площадочка, а за нею — обрывающийся в озеро неровный скальный отвес. В хижине-форте есть и крохотное оконце — проем, заделанный куском прозрачного пластика, подобранного здесь же, на острове. В северо-восточном углу — отверстие, вертикальное и довольно узкое: это — вход. В северной стенке еще один проем, небольшой, — выходит прямо к очагу.
— Наверно, угорали от дыма, находясь внутри, когда дуло с севера? — спрашиваю друзей-робинзонов.
— Вовсе нет — тут у нас система тяги предусмотрена: ногам тепло, а дым внутрь не попадает... Парни на соседнем острове тоже очаг рядом с жильем поставили. Только жилье у них было так себе — обыкновенный шалашик.
— Ну и что?
— Да то, что однажды ночью подул северный ветер — спалил их шалаш дотла. Они, бедняги, чудом выскочить успели. Зато кеды и свитера здорово подпалили. Посидели они у костра ночь-другую, задубели вконец и выбросили красный флаг — сдались, значит. Такие вот дела...
Остров Дружбы средних размеров: метров сто в длину и двадцать в ширину, — похож на спину здорового кита.
Идем осматривать остров. Что до растительности, тут ее и правда кот наплакал: редкие тощенькие сосенки и елки, кое-где торчат, точно палки, высохшие березы. Гляжу — и ягод с грибами почти нет. Да и грибы — одни поганки и редко — сыроежки. Кругом — изгрызанные безжалостными северными ветрами голые валуны. Западный, южный и северный берега более или менее пологие, восточный — крутой, обрывистый.