Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год
Шрифт:
Никогда раньше не ходил Товшан на женскую половину, все больше на мягких подушках и коврах в самом почетном гостевом углу, развалясь, от дыхал или на руках у пыгамбера играл, а тут побежал скорее, приоткрыл тихо дверь, за глянул и видит — никого на женской половине нет, а над очагом на железном высоком тагане и в самом деле большой закопченный казан с молоком стоит. Захотелось тут Товшану молока попробовать. Так захотелось, будто нет на свете лучшего питья. Но запрет есть запрет!
Закрыл Товшан осторожно дверь и не спеша, в свой ковровый угол
Вот и вечер наступил. Собрались все зеленый чай пить. Обрадовался Товшан. Что-то устал он сильно за этот день, хоть и ничего особенного не делал. Кок-чай со сладким жареным пшеничным зерном пьет и про молоко забыл. А тут пыгамбер, поглаживая Товшана, напоминает: «Ну что, Товшан, не забыл мой запрет?»
Товшан слушает, а сам себя ругает: зачем до запрета молока не попробовал? И нежиться ему под ласковой рукой пыгамбера, как бывало раньше, на этот раз почему-то не хочется.
Чай попили и гаурму жареную, ароматную с зеленым луком съели, обо всех новостях поговорили и спать разошлись. Один Товшан остался, а заснуть никак не может. Думал — не наелся. Потрогал свой живот лапой. Нет, полный и тугой, как бурдюк перед дальней дорогой. Все у Товшана есть, только сна нет!
Тишина в доме, все уснули, лишь слышно иногда, как пыгамбер во сне вздыхает. Услышал эти вздохи Заяц и опять про молоко вспомнил. Сил нет как попробовать хочется!
Соскочил с подушек Товшан и осторожно к двери приблизился, неслышно проскользнул в нее и в два прыжка у погасшего очага оказался. «Только посмотрю, — думает, — осталось ли в казане молоко?» Но заглянуть в котел не так-то просто. Края у него высокие, выше длинных заячьих ушей. Дрожит Товшан, про строгий запрет помнит, а не уходит. «Только понюхаю», — про себя твердит.
Поднялся Товшан на задние лапы, передними о бок казана оперся и видит — молоко под самой мордой, до краев котла налито. Приблизил нос заяц понюхать — и лизнул молоко, да не заметил, как маленький глоточек проглотил. Перепугался, чуть не опрокинул казан, со всех ног на свои подушки бросился, слушает.
А в доме тишина заячьим сердцем время отстукивает, но никто этого не слышит — все спят.
Успокоился мало-помалу Товшан. Понял, что незамеченным остался. Молоко запретное ему очень понравилось. И скоро он уснул, да так сладко!
А наутро пыгамбер встает, добро так улыбается и первым делом к Товшану, спрашивает: «Ну как, не забыл про мой запрет?» — «Конечно, не забыл», — отвечает Товшан. А сам глазом куда-то косит. Доволен пыгамбер ответом, но удивляется, почему Товшан не на него, а в сторону смотрит. Вдруг как схватит Товшана за уши и так за уши выволок его из дому. Длинные уши у Товшана были, а тут совсем безобразно, как у ишака, вытянулись. Бросил пыгамбер Зайца на землю и сердито так ему говорит: «Не знал я, Товшан, что ты такой слабый: данного слова даже в малом деле сдержать не можешь! Зря
Совсем рассердился пыгамбер: «Мало того что ты запрет в ту же ночь нарушил, да ты еще и трус — сознаться боишься, и лжец! Посмотри на свои черные лапы. Этими лапами и сажей с котла ты на всех коврах о своих ночных приключениях написал — и еще отпираешься!.. Нет в моем доме места трусу и обманщику! Но прежде чем выгнать тебя навсегда, — сказал пыгамбер, — для пользы и примера всем другим должен я тебя строго наказать: отныне будешь ты жить не в кишлаке, а в пустыне и не посмеешь пить ничего, даже воды».
Вот почему с тех давних-давних пор живут зайцы в безводной пустыне, в горячих песках и боятся даже приблизиться к водопою. Потому-то и зовут Товшана — заяц-песчаник. И человек, и зверь, и птица могут поймать и съесть шкодливого труса. А он с той самой ночи потерял сон, дрожит и то и дело прислушивается длинными ушами: не идет ли кто-нибудь по его запутанному следу. И всю свою жизнь должен теперь Товшан не пить и довольствоваться лишь той малой влагой, которую дарит ему украдкою трава.
Бедняга Пышбага
Нежданно-негаданно нагрянули к одному бедному дехканину гости. Не сговаривались и званы не были, а так получилось, что в один день чуть ли не все родственники его и жены с разных сторон съехались.
Усадил хозяин гостей в юрте, разговор хороший начался, а сам он тем временем к своему соседу-баю побежал, чтобы занять квашеного верблюжьего молока — агарана. Уж если плова с кишмишем и индейкой нет и баранины нет, то лучшего угощенья, чем жирный и вкусный агаран, для нежданных гостей не найти.
Было у бая верблюдов достаточно, и агарана было сколько угодно. Согласился бай выручить соседа, но строгое условие поставил — на другой же день, как уедут гости, вернуть долг.
Нечего делать, согласился бедняк и большой чанак — деревянный таз — агарана от бая едва унес.
Хорошо угостил бедняк своих гостей и новости для них интересные нашел. Веселились и смеялись гости, сыты были, хорошо в доме бедняка отдохнули и, не заметив, что небогат их родственник, дальше отправились довольные.
А дехканин стал думать, как долг баю отдать. Жена бедняка подоила верблюдицу и молоко заквасила, и на другой день агаран приготовила. Только этого агарана немногим больше половины байского таза набралось. Неприлично к баю неполную посуду нести, а срок отдачи долга уже истек, и идти надо. Вспомнил тут дехканин, что есть у него другой таз, совсем такой же, как байский, не отличить, только поменьше немного. Решил бедняк отнести баю долг в своем тазу, а тот агаран, которого недостает, вернуть попозже.