Журнал «Вокруг Света» №11 за 1979 год
Шрифт:
На макушке вон той пальмы полгода просидел человек по имени Тамбуалева. Воины из деревни Нандрау напали на его деревню Нацбуясу, расположенную по другую сторону горы, что виднеется слева от нас. Тамбуалева был единственный, кому удалось спастись. Пальма снабжала его всем, что нужно для жизни. Свежее кокосовое молоко хорошо утоляло жажду; пища, конечно, была однообразной, но не давала погибнуть с голоду.
Воины из Нандрау хотели отомстить Тамбуалеве за то, что двумя годами ранее он выкрал из их деревни трех молодых девушек. Вот почему они держали осаду пальмы неделю за неделей.
— А разве они не могли ее срубить?
— Это каменными-то топорами? Даже современная механическая пила вряд ли легко осилит такую пальму. Единственный
— Почему же они этого не сделали?
— Они пытались, и один из воинов поплатился за это жизнью — Тамбуалева кинул ему на голову кокосовый орех. Ты не забывай, что прежде чем пальма начнет засыхать, пройдет несколько месяцев и еще столько же, пока она упадет.
Воины, осаждавшие дерево, всеми способами пытались заставить Тамбуалеву спуститься вниз. Они делали даже вид, будто снимают осаду, а сами прятались в зарослях, откуда могли отлично наблюдать за пальмой. Но это не помогло. Тамбуалева оставался в своей неприступной крепости, а враги его были слишком нетерпеливы и недолго выдерживали в засаде. Больше полугода Тамбуалева просидел на дереве, а затем ему на помощь пришли люди из племени вайкум-букумбу, и он прожил еще много лет.
Тысячи фиджийцев укрывались на пальмах в минуту опасности, хотя вряд ли многие из них выдерживали столь длительную осаду, как Тамбуалева. Когда же европейские торговцы доставили на острова первые шомпольные ружья, убежища на деревьях потеряли свою значимость. Рассказывают, что, став первым на островах обладателем четырех ружей, король Науливоу прежде всего отправил своих воинов к устью реки Насиви, где после одного из набегов на верхушках пальм укрывались люди. При помощи нового оружия он за короткое время согнал всех вниз. Появление ружей означало подлинную революцию в ведении войн, и в течение нескольких лет резко сократило численность населения острова Вити-Леву. А то, что не сумело сделать это европейское изобретение, довершила эпидемия кори (она тоже пришла с белыми), которая менее чем за три месяца унесла сорок тысяч жизней — примерно треть всех жителей.
Янггона для незнакомого вождя
Не проехали мы и нескольких часов, как я понял, почему Вити-Леву принадлежит к числу забытых островов Южных морей. Гористый ландшафт, джунгли по берегам бурных речек, глубокие ущелья и высокая колкая трава превратили остров в бездорожную глушь.
Конечно, между отдельными населенными пунктами имеются тропы, но они были проложены в те далекие времена, когда островитяне главное внимание уделяли интересам обороны, а потому тропы тянутся по гребням высот, где местные жители могли заранее обнаружить приближение врага. Эти узкие дороги петляют по зеленым склонам и обрываются у речных берегов, вместо того чтобы следовать вдоль них. К сожалению, я не могу похвастаться способностями к верховой езде. К тому же продолжается сезон дождей, долгие ливни превратили тропу в стремительный горный поток. Токо, мой конь, погружает тощие ноги в глубокие, полные воды ямы, спотыкается, и я то и дело скатываюсь в грязь, доставляя Куми немало веселых минут. Признаться, ему все происходящее кажется гораздо забавнее, чем мне. Он говорит, что я размалеван как настоящий фиджийский воин времен его предков — в те дни, отправляясь в поход либо в гости в другую деревню, воины мазали лица грязью. Но когда мы приближаемся к первой деревне, он все же просит меня вымыться в речке.
— Когда мы уезжали из Тавуа, я видел у тебя в мешке красивую белую рубашку, — говорит он. — Не мог бы ты ее надеть... и еще галстук?
— Но зачем? Ты ведь сказал, что мы только проедем через деревню, чтобы успеть к ночи в Нандрау?
— Верно, но нам все равно придется выпить янггону. Запомни: нельзя миновать ни один дом или просто сторожку в лесу, не выпив с их обитателями янггону. На вождей и старейшин произведет хорошее впечатление, если ты будешь чистым и аккуратно одетым. Вождь деревни, наверно, уже видел нас, когда мы ехали поверху...
— В таком случае он успел заметить и мое испачканное грязью лицо, и замызганную рубашку.
— Конечно, и поэтому он будет особенно доволен, если обнаружит, что ты помылся. Это усилит твою ману, так что искупайся, не осложняй мне жизнь.
Затем Куми заставляет меня надеть галстук, хотя температура не менее 40 градусов в тени. Но его предусмотрительность и в самом деле усилила мою ману — этим словом в данном случае можно передать тот почет, которым меня окружает незнакомый вождь.
В Нандрау мы добрались с наступлением темноты. В хижине вождя по имени Валненисонкву я увидел продолговатое возвышение из множества плетеных циновок, уложенных друг на друга и подпертых бамбуковыми палками. Оно напоминало постель из сказки «Принцесса на горошине». На самом же деле это «мокемоке» — кровать для почетных гостей. По обе стороны от возвышения горят костры. В большой хижине и без того нестерпимо жарко, огонь же вызывает у меня такое ощущение, словно парюсь в турецкой бане.
Но и это бы еще можно было вытерпеть, если бы от меня не требовали активного участия в церемонии встречи, о которой стоит знать каждому, кто попадает в отдаленные деревни на острове Вити-Леву.
Я сижу, скрестив ноги, на мокемоке. Пот, струящийся по лбу, застилает глаза, и мне то и дело приходится протирать очки, чтобы хоть как-то рассмотреть, что происходит вокруг. Передо мной полукругом сидят четырнадцать человек — деревенские вожди. Среди них 83-летний Майка Наколуани. Он очень напоминает респектабельного английского полковника в отставке.
Правда, этого нельзя сказать о его одеянии. Да и все остальные одеты так же: на них нет ничего, кроме набедренных повязок и браслетов из зеленых веток на ногах и руках, лица вымазаны черной грязью. Сын главного вождя, Илайса Роковиса Наколаули, по случаю сегодняшнего торжества продел сквозь носовой хрящ кабаний клык, а так как он и до этого был торжественно украшен, вид у него устрашающий. Но вообще-то Илайса — воплощение самой доброты; он очень гордится своей прической — курчавые волосы вздыблены сантиметров на десять вверх, они свисают во все стороны, отчего голова кажется похожей на губку.
Слева от меня на большой циновке на полу расположился Куми вместе с двумя проводниками, Набуреэ и Филимони. Последний — человек весьма уважаемый в Нандрау, куда он раз в году приводит участкового полицейского. Сейчас он будет выступать в роли нашего представителя.
— Не нервничай, сохраняй спокойствие, — шепчет Куми, а у самого голос дрожит от возбуждения. — Я тебе шепну, что ты должен делать.
Все же я испытываю некоторое смущение при виде того, как четыре человека тащат огромную деревянную чашу, не меньше метра в диаметре. Это священный сосуд, в котором готовят янггону. С одной стороны сосуда лежит плетеная веревка из лиан, на конце ее — большая раковина. Церемониймейстер выкладывает веревку так, чтобы она была направлена прямо на меня. В этот же момент мужчины начинают что-то говорить, невнятное бормотание перерастает в зловещий гул. Я растерянно смотрю на Куми: быть может, я сделал что-то не так? Но он успокаивающе кивает головой. Все идет как положено.
Мне отлично известна история этого сосуда-таноа, ее рассказывал проводник Филимони. Он особо подчеркнул, что, если люди племени нандрау вынесут этот сосуд, значит, гостю будет оказан такой же сердечный прием, как и миссионеру Бейкеру, первому европейцу в этих местах.
— Но ведь его убили?!
— Это случилось два дня спустя, и то лишь потому, что он нарушил законы племени. Миссионер привез вождю Насаунивалу в подарок гребень, но тот не умел им пользоваться. И тогда Бейкер вытащил гребень из пышной прически вождя, пытаясь показать, как европейцы расчесывают волосы. Это было самое большое оскорбление, какое только можно себе вообразить, и Насаунивалу тотчас послал гонца в соседнюю деревню — Намбутаутау — с приказом убить Бейкера там.