Журнал «Вокруг Света» №11 за 1988 год
Шрифт:
Очень настороженно относятся жители Курбулика к уже разработанным планам развития этого поселка и прокладке сюда автодороги (в Курбулике намечено поместить конторы двух лесничеств национального парка). Такое строительство неизбежно нанесет немалый ущерб, а главное — откроет доступ в глубь территории Святого Носа, на побережье залива, на те участки, которые пока еще труднодоступны. Проектировщиков и работников национального парка, ратующих за благоустройство деревни Курбулик, за трассы и комфорт, можно понять. Действительно, для многих людей так будет удобнее. А для природы? В национальном-то парке ее интересы, казалось бы, должны быть на первом плане. Ведь центры лесничеств можно было бы
Главным принципом для парка должна стать великая «заповедь Гиппократа»: не вреди, не сделай хуже, чем есть.
Кто спорит, и в национальном парке должны быть кемпинги, гостиницы и турбазы. Но разве мало места для них хотя бы на побережье огромного Баргузинского залива с его пока пустынным на большом протяжении берегом? Почему же возникает неуемное желание обязательно добраться до самых дальних, заветных мест, приблизить их, обжить и освоить? Когда строители БАМа говорят, что пришли на пустое место, где была одна тайга, их можно простить за экологическое невежество, они не понимают, что таежная фабрика жизнеобеспечения важнее сейчас, чем иные достижения прогресса. Но когда удар тайге наносят проектировщики национальных парков, этому нет оправдания.
И других проблем у парка немало. Пока его «власть», по сути, распространяется только на сушу, на таежные угодья, где раньше охотились промысловики, а теперь — сами охранники, работники парка. Они это делают с благословения науки — для регуляции численности зверей. Но, думается, можно повременить с «регулированием». Не мешало бы дать зверью и птицам отдохнуть в парке от многолетнего преследования — во всяком случае, на территории многострадального Святого Носа. Тем более что научная работа в парке только начинается...
Заповедные участки пока не выделены. Ими должны стать в первую очередь Ушканьчики и все острова Чивыркуйского залива, а впоследствии и такие уникальные места, как мелководья вокруг Большого и Малого Калтыгея и дивная Онгоконская бухта. Сегодня этот шаг, к сожалению, нереален, потому что здесь ведется интенсивный лов рыбы и нерповка. Но в будущем... Мне вообще виделся бы в будущем единый национальный парк на Байкале и более того — единый межведомственный хозяин этого озера.
...Тихо угас день, наступил вечер, а за ним пришел и черед лунной ночи. В каждой местности, как известно, «своя» луна, и эта, чивыркуйская, такая полная и яркая на фоне чернеющих гор, бросающая блики на поверхность притихшего залива, была поистине прекрасна. Позднее набежали на нее негустые облачка, она виднелась сквозь ветви большой лиственницы, уцелевшей от изучения, и этот волшебный рассеянный свет, казалось, уносил из души все тягостное...
Свидание с Чивыркуйским заливом произвело на меня, человека, многое повидавшего, впечатление огромное. Давно не проникала в душу такая благодать, не доводилось зреть такой могучей природной красоты. Удастся ли сохранить ее национальному парку?
Озеро Байкал
Феликс Штильмари, кандидат биологических наук
Токио: час за часом
Скоростные автомагистрали на высоте 30—50 метров над землей, бешеный поток машин, отгороженные от шоссе звукопоглощающей изгородью опрятные поселки, бетонно-деревянные лабиринты — Токио. Другой ритм, другие люди, другой воздух. Все это таким мощным потоком нахлынуло на нас, что сразу же оглушило, а потом поставило в тупик: как осуществить заранее намеченную идею... взять интервью у одного из крупнейших мегалополисов мира? Вечером в номере мы устроили совет, чтобы выработать стратегический план, поскольку от мысли о постепенном дружеском знакомстве с гигантом пришлось отказаться. На это ушло бы не меньше года, а нас поджимали жесткие сроки журналистской командировки.
После долгих споров мы пришли к мысли, что лучший способ в короткий срок познать Токио — прожить его жизнью в течение 24 часов. Ходить, смотреть, дышать, не спать...
Утвердив план, мы бодро покинули наши уютные номера и отправились в поход. Двери бесшумного скоростного лифта открылись, уже задремавший было молодой швейцар в голубой униформе удивленно взглянул на сумасшедших иностранцев-полуночников, но тут же отвесил почтительный поклон: «Пожалуйста, господа, дерзайте...»
00.00.
Прохладный ветерок, набегавший с Токийского залива, раскачивал пузатые красные фонари «тетин» у фанерно-бумажных ресторанчиков. С 23 часов гаснет ослепительно яркая неоновая иллюминация на центральных улицах города (что ни говори, капиталисты рачительные хозяева), и он погружается в полумрак, прорезанный лишь нитями освещенных автострад. Мы брели по тротуарам, замусоренным и безлюдным, прислушиваясь к дыханию города. Он не спал и в этот полночный час. В подворотне группа молодых парней сортировала утренние выпуски газет. Когда пачки были аккуратно разложены, их погрузили на багажники велосипедов и помчали к адресатам. За поворотом бригада рабочих при свете прожекторов латала асфальтовое покрытие — днем это сделать невозможно из-за бешеного потока машин. Уличные бродяги деловито инспектировали содержимое баков, выставленных возле ресторанов. Некоторые из них громоздили на самодельные тележки горы картонных коробок, которые здесь охотно принимают в специальных пунктах. В часовом магазине дружно пробили, прозвенели, прокукарекали часы...
02. 00.
В сорока минутах ходьбы от Гиндзы за кварталами, отвоеванными у моря, начинается Токийский порт. Мы услышали издалека пыхтение лебедок и кранов, сопение сотен автопогрузчиков и автокаров, гудки теплоходов. У пакгаузов сновали докеры в желто-синих касках и жилетах. С панамского сухогруза сгружали древесину, с филиппинского — фрукты, с китайского танкера перекачивали нефть. По мере того как на бетонных причалах росли горы заморских товаров, увеличивалось и число «муравьев» в желто-синих касках, которые, орудуя мини-погрузчиками, набрасывались на них со всех сторон и растаскивали по пакгаузам. На громадной площадке, где плотными рядами теснились кубики контейнеров, тоже вовсю кипела работа: одни грузили на борт судов, другие — на автомашины, словно конвейерная лента, непрерывно подползавшие к терминалу.
— Сколько контейнеров вы обрабатываете за смену? — спросили мы у бригадира, лихо командовавшего разгрузкой американского судна.
— Примерно около полутора тысяч.
— А сколько человек в бригаде?
— Тридцать. Мы обеспечиваем весь фронт работ — от погрузки-разгрузки контейнеров до их сортировки и складирования. Правда, среди нас лишь восемь человек — постоянные докеры порта, остальные — поденные рабочие.
— Есть ли разница между вами и поденщиками?
— Да, и в квалификации, и... в зарплате. Простите, но мне нужно следить за работой,— извинился, отходя, бригадир, удивленно поглядывая на невесть откуда взявшихся ночных визитеров.