Журнал «Вокруг Света» №11 за 1989 год
Шрифт:
Сипанская терраса воздвигнута около 300 года нашей эры, а к десятому веку культура Мочика уже угасла. Что послужило причиной ее заката? По мнению некоторых ученых, эта культура была уничтожена в результате вторжения с запада воинственных горных племен. Другие полагают, что происходило совершенно мирное, но длительное проникновение чуждых народов с юга, которые понемногу ассимилировались с индейцами моче. К сожалению, гробница повелителя Сипана пока еще не дала ответа на этот вопрос. Тем не менее ценность открытия как для археологической науки, так и
По материалам журнала «Гео» подготовила Галина Леонова
Грем Грин. Третий
Грузовик остановился у подъезда, водитель повел Мартинса за собой на второй этаж, нажал кнопку звонка у двери, за которой Мартинс услышал множество голосов. Он резко повернулся к водителю и спросил: «Куда это, черт возьми...», однако тот уже спускался по лестнице, а дверь открывалась. Свет изнутри ударил Мартинсу в глаза: он слышал голос, но едва различал приближающегося Крэббина.
— О, мистер Декстер, мы так волновались, но лучше поздно, чем никогда. Позвольте представить вас мисс Уилбрехем и графине фон Мейерсдорф.
Буфет, уставленный кофейными чашками, окутанный паром кофейник, раскрасневшееся от возбуждения женское лицо, двое молодых людей с радостными смышлеными лицами шестиклассников, а в глубине множество сгрудившихся, как на старых семейных фотографиях, тусклых, серьезных и веселых лиц постоянных читателей. Мартинс оглянулся, но дверь была уже закрыта. Он с отчаянием обратился к Крэббину:
— Прошу прощенья, но...
— Забудьте об этом,— сказал Крэббин.— Чашечку кофе, и пойдемте на дискуссию. Вашей выдержке предстоит испытание, мистер Декстер...
Один из молодых людей сунул ему в руку чашку кофе, другой насыпал сахару, прежде чем Мартинс успел сказать, что предпочитает несладкий кофе, а затем прошептал на ухо: «Не надпишете ли потом одну из ваших книг, мистер Декстер?» Крупная женщина в черном шелковом платье обрушилась на него: «Пусть графиня и слышит меня, но я все равно скажу: книги ваши, мистер Декстер, мне не нравятся, я от них не в восторге. По-моему, в романе должна рассказываться интересная история».
— По-моему, тоже,— обреченно согласился Мартинс.
— Оставьте, миссис Вэннок, для вопросов еще будет время,— вмешался Крэббин.
— Я, конечно, прямолинейна, однако не сомневаюсь, что мистер Декстер оценит честную критику.
Пожилая дама, очевидно, та самая графиня, сказала:
— Я читаю не так уж много английских книг, мистер Декстер, но мне сказали, что ваши...
— Допивайте кофе, прошу вас,— поторопил Крэббин и повел Мартинса сквозь толпу во внутреннюю комнату, где пожилые люди с понурым видом сидели на расставленных
Рассказать мне толком об этом собрании Мартинс не мог: из головы его не шла смерть Коха. Поднимая взгляд, он всякий раз готов был увидеть малыша Гензеля и услышать назойливый, многозначительный рефрен: «Папа, папа». Первым взял слово, очевидно, Крэббин, и, зная его, не сомневаюсь, что он нарисовал очень ясную, верную и объективную картину современного английского романа.
Мартинс пропустил первый вопрос мимо ушей, но, к счастью, вмешался Крэббин. Потом женщина в горжетке и коричневой шляпке спросила со жгучим любопытством:
— Можно ли поинтересоваться у мистера Декстера, занят ли он новой работой?
— А, да... да.
— Можно ли осведомиться, как она озаглавлена?
— «Третий»,— ответил Мартинс и, взяв этот барьер, обрел ложное чувство уверенности.
— Мистер Декстер, не могли бы вы сказать, кто из писателей оказал на вас наибольшее влияние?
— Грей,— не задумываясь, ляпнул Мартинс. Несомненно, он имел в виду автора «Всадников из Перпл-сейдж» и был доволен, что его ответ удовлетворил всех — за исключением пожилого австрийца, который спросил:
— Грей? Что за Грей? Эта фамилия мне неизвестна. Мартинс уже чувствовал себя в безопасности, поэтому ответил: «Зейн Грей — другого не знаю», и был озадачен негромким подобострастным смешком англичан. Крэббин торопливо вмешался ради австрийцев:
— Мистер Декстер шутит. Он имел в виду поэта Грея — благородного, скромного, тонкого гения. У них много общего.
— Разве его имя Зейн?
— Мистер Декстер пошутил. Зейн Грей писал так называемые вестерны — дешевые популярные романы о бандитах и ковбоях.
— Это не великий писатель?
— Нет, нет, отнюдь,— ответил Крэббин.— Я вообще не назвал бы его писателем в строгом смысле слова.
Мартинс рассказывал мне, что при этом заявлении в нем взыграл дух противоречия. Писателем он себя никогда не мнил, но самоуверенность Крэббина раздражала его — даже блеск очков казался самоуверенным и усиливал раздражение. А Крэббин продолжал:
— Это просто популярный развлекатель.
— Ну и что, черт возьми? — запальчиво возразил Мартинс.
— Видите ли, я просто хотел сказать...
— А Шекспир был кем? Кто-то отчаянно смелый ответил:
— Поэтом.
— Вы читали когда-нибудь Зейна Грея?
— Нет, не могу сказать...
— Значит, тогда сами не знаете, о чем говорите.
Один из молодых людей поспешил на выручку Крэббину.
— А Джеймс Джойс? Куда вы поставите Джойса, мистер Декстер?
— Как это — поставлю? Я не собираюсь никого никуда ставить,— ответил Мартинс. У него был очень насыщенный день: он слишком много выпил с Кулером, потом влюбился, наконец, узнал об убийстве, а теперь совершенно несправедливо заподозрил, что над ним подшучивают. Зейн Грей был одним из его кумиров, и он не собирается, черт возьми, терпеть всякий вздор.