Журнал «Вокруг Света» №11 за 1992 год
Шрифт:
В октябре 1818 года Летиция сообщает эту счастливую весть своей невестке Екатерине, 5 декабря Феш, со своей стороны, заявляет Лас-Казу (Лас-Каз, Эммануэль Огюстен Дьедонне, граф де (1766 — 1842) — французский писатель.), что в любом случае «это» вот-вот должно произойти: «Мне трудно сказать, каким способом Господь освободит императора, но я твердо убежден, что это скоро случится. Я всецело полагаюсь на Него, и вера моя непоколебима».
С этого времени жизнь Летиции и Феша превращается в сущее наваждение: они уверены, что Наполеон покинул Святую Елену, и тщетно пытаются убедить в этом свое окружение; они заявляют, будто им это хорошо известно, ибо так поведала
27 февраля 1819 года Феш написал Лас-Казу безрадостное письмо: «Из Рима отправилась небольшая экспедиция, однако есть все основания полагать, что на Святую Елену она не попадет, потому как от одного человека нам стало доподлинно известно, что 16 или 15 января император получил разрешение покинуть Святую Елену и англичане намереваются переправить его в другое место. Что вам на это сказать? В жизни его случалось немало чудес, и я склонен верить, что теперь произошло очередное чудо».
В июле Феш и Государыня матушка окончательно уверовали в чудесное избавление Бонапарта... Они слушать не хотели тех, кто пытался их разуверить: «Из предыдущих писем, — сообщает 1 июля Феш Лас-Казу, — вы должны были уяснить, насколько мы уверены в том, что император сейчас на свободе». А чуть дальше он делает довольно странную приписку: «Хотя, несомненно, губернатор Святой Елены может принудить графа Бертрана написать вам, что Наполеон, дескать, по-прежнему томится в заключении».
Выходит, они не верили даже Бертрану, если ни в грош не ставили его письма! Интересно, как бы они отнеслись к посланию от самого Наполеона? Однако Наполеон, как узник Святой Елены, был обязан представлять всю свою корреспонденцию в распечатанном виде на просмотр главному цензору — Хадсону Лоу, что вызывало у него откровенное возмущение, а посему он вообще отказался писать письма...
Наполеон не переставал задаваться одним и тем же мучительным вопросом: почему его все покинули?.. Увы, ему так и не было суждено узнать, что один из самых выдающихся медиков Европы пожелал разделить с ним его печальную участь, а дядя и мать — родная мать! — отвергли его великодушную помощь... Он так никогда и не узнал, что сделано это было по наущению «ясновидицы», советам которой слепо следовала его родня!..
На Святую Елену Антоммарки, Буонавита и Виньяли прибыли 18 сентября 1818 года. Однако, прежде чем представиться императору, Антоммарки ничтоже сумняшеся отправляется отобедать к Хадсону Лоу. За столом губернатор, сломив своенравный характер горе-хирурга, науськивает его так, как надо. И Антоммарки является в Лонгвуд, твердо убежденный, что недуг императора — так называемая «политическая болезнь» — мнимый.
Климат на Святой Елене, затерянном посреди океана скалистом островке, был главной причиной частых заболеваний гнойным хроническим гепатитом. Но Лоу, считавший болезнь Наполеона «мнимой», решительно отказывался связывать ее со здешним климатом. Антоммарки же в конце концов согласился с мнением губернатора.
А император меж тем страдал отсутствием аппетита; у него сильно распухли ноги.
— Вам надобно больше двигаться, займитесь лучше садоводством, покопайтесь в земле, — грубо возражал на его жалобы хирург.
Но ведь Наполеон жаловался на нестерпимые боли в правом боку, страдал неимоверно: из-за частой рвоты у него открылась язва желудка...
Наполеон, чувствуя неминуемое приближение конца, говорит аббату Виньяли, что тому надобно будет сделать после его смерти:
— Я родился католиком, и мне бы хотелось, чтобы меня похоронили согласно обрядам, предписанным Католической церковью.
В это мгновение рядом послышался громкий смех — слова императора показались Антоммарки на редкость забавными. Наполеон в возмущении произнес:
— Ваша тупость, сударь, невыносима. Я могу простить вам легкомыслие и бестактность, но бездушие — никогда! Ступайте вон!
Доказательство откровенной бессердечности Антоммарки содержится в удивительном документе — «Дневнике» гофмаршала Бертрана, который в свое время расшифровал и опубликовал историк Флерио де Лангль. Там, к примеру, имеется ссылка на письмо, приведенное Монтолоном (Монтолон, Шарль Тристан,граф де (1783 — 1835) — французский генерал, соратник Бонапарта.) в своих «Мемуарах», которое продиктовал ему император:
«Вы находитесь на острове уже пятнадцать месяцев, но за все это время вам так и не удалось убедить Его величество в вашей добропорядочности; вы ничем не можете облегчить его страдания, так что ваше дальнейшее пребывание здесь бессмысленно».
Наполеон как-то посетовал своему камердинеру Маршану:
— Пользовал ли он кого-либо хуже, чем меня?
А между тем Летиция и ее брат лишились всякого благоразумия. Очаровательная Полина Боргезе (Речь идет о Марии Полетте Бонапарт (1780 — 1825), сестре Наполеона, вдовы генерала Леклерка, которая затем вышла замуж за Камилло Боргезе (1775 — 1832), губернатора Пьемонта.), чьи письма проясняют некоторые неизвестные подробности этой трагической истории, пребывала в полном отчаянии:
«Мы с Луи (Луи Бонапарт (1778 — 1846) — брат Наполеона, с 1806 года король Голландии.), — писала она в 1821 году, — старались, елико возможно, изобличить лживые пророчества этой ведьмы, но все наши старания были напрасны; дядя тщательно скрывал от нас вести и письма со Святой Елены и уверял, будто отсутствие оных уже говорит о многом! Все это похоже на кошмарные козни».
Полина в слезах умоляла матушку образумиться, и мольбы дочери в конце концов вывели ее из себя. Она кричала, что ей-де никто не указ, ибо она знает — ангелы Господни «унесли императора в благодатные края, где здоровье его непременно пойдет на поправку». Больше того: из этих самых краев она, мол, даже регулярно получала известия!..
Ни в одном письме Летиции с конца 1818 по 1821 год мы не найдем ни слова сострадания к императору... Хуже того: покуда император мучился и страдал, матушка его чувствовала себя безмерно счастливой и молодела прямо на глазах.
Вскоре вести со Святой Елены для Государыни матушки привез старик Буонавита. Из-за тяжелой болезни ему пришлось покинуть остров. По прибытии в Европу он, разумеется, первым делом отправился навестить Летицию с Фешем. Он поведал им все, что знал, но мать с дядей наотрез отказались ему верить.
— Вы действительно видели императора? — с нескрываемым недоверием спросил аббата Феш.
Буонавита в недоумении кивнул.
— А я не верю ни единому вашему слову! — в отчаянии воскликнула Летиция. — Императора там уже нет — мне это хорошо известно.
И только после очередного вмешательства Полины Государыня матушка наконец была вынуждена признать правду. «Между нами опять произошел страшный скандал, — писала Полина, — однако после него мама начала что-то соображать; скандал и впрямь был ужасный, я вконец разругалась с кардиналом и заявила, что ноги моей больше не будет в его доме».