Журнал «Вокруг Света» №12 за 1992 год
Шрифт:
Мы находимся в селе Париж, самом южном населенном пункте оазиса Харга. Название свое это местечко получило отнюдь не в честь французской столицы. Оно значительно старше. Здесь, возле источника, в VI веке до нашей эры разбил свой лагерь один из полководцев персидского царя Дария I — Парис. Поход этот закончился для персов плачевно: вся их армия бесследно сгинула в зыбучих песках между оазисами. А название осталось.
Встречавший нас мужчина оказался мэром Парижа. Зовут его Аббас Адиль. По профессии Адиль — агроном, функции мэра выполняет в свободное от основной работы время.
Поначалу Аббас Адиль немного смущался. Оказалось, он впервые видит людей из России. Но контакт установился быстро. Мы прошлись по селу. Посмотрели добротные беленые дома. Зашли в школу, потом в больницу. Для отдаленного села они выглядели совсем неплохо.
Потом Адиль повел нас домой. На стол накрывал сынишка-подросток. Угощение — вполне традиционное для деревенского египетского дома. Сваренные вкрутую яйца. («Только что из-под курицы», — заметил хозяин.) Солоноватый овечий сыр. Молоко — я так и не понял, чье, если коровье, то разбавленное. Серые лепешки. Патока. Чай. Никаких там мяса или рыбы.
Разговор за ужином, казалось, никогда не кончится. Адиль рассказывал, как в 60-х годах началось освоение пустыни, как была преодолена изоляция от внешнего мира, что первая сельскохозяйственная техника, появившаяся тогда у местных крестьян — трактора, сеялки, насосы, — была русской. «Мы и сейчас почти не знаем другой», — добавил он. Еще рассказывал о том, что в 400 километрах южнее Парижа, у границы с Суданом, лежат обширные плодородные земли, об освоении которых только начинают задумываться египтяне. «Это наше будущее»,— сказал Адиль.
А потом наступил наш черед рассказывать. Хозяин жадно расспрашивал гостей, проявив при этом немалую эрудицию. Мы не удивились — ведь за столом перед нами сидел не кто-нибудь, а сам мэр Парижа, пусть даже и затерявшегося в бескрайней пустыне.
Подарок господина Зейтуна
Путь из Харги в следующий оазис, Дахля, проходит мимо горы Абу-Тартур, о чьих богатствах говорил губернатор, и мы, конечно, не могли не сделать там остановки. В маленьком поселке под горой, где живут рабочие фосфоритного рудника, познакомились с заместителем министра промышленности Абдель Латыфом Зейтуном. Он приехал из Каира на несколько дней, чтобы посмотреть, как идут дела на руднике. Узнав, кто мы, он первым делом напомнил, что первоначальный проект освоения месторождения в Абу-Тартуре был разработан советскими специалистами еще в середине 70-х годов.
Не буду утомлять читателя рассказом о том, почему Египет полтора десятка лет так фактически и не начал добычу фосфоритов в Абу-Тартуре, почему он сейчас хочет сделать это как можно скорее и почему так рассчитывает на наше содействие в этом деле. Давайте лучше вместе совершим небольшую экскурсию в глубь горы.
Мы пересаживаемся в старенький «газик» Зейтуна и по тряской, пыльной дороге карабкаемся в гору. На небольшую ровную площадку посреди склона выходят три туннеля. Длина каждого из них — два километра. Надеваем каски с фонарями, перекидываем через плечо аккумуляторы — и ныряем в темноту. Рабочий закрывает за нами металлические ворота.
Туннель хорошо проветривается, и все же чем дальше мы идем, тем труднее становится дышать. Метров через четыреста сворачиваем влево. Это аварийный коридор, который должен соединить соседние туннели. Вентиляционная труба кончается, с нас градом течет пот. Все, тупик.
За нами следом подходят двое рабочих. «Взрывники», — поясняет Зейтун. Они раскладывают свои инструменты, что-то колдуют. Косятся на нас. Чувствуется, мы им мешаем. Да и жара и духота становятся просто нестерпимыми. Пора возвращаться.
Пятна света от наших фонарей прыгают по туннелю. Я время от времени нагибаюсь, поднимаю комья фосфоритов. Хочется привезти один в Каир, показать детям. Но комья всякий раз рассыпаются у меня в руке, как кусочки ссохшейся земли.
— Что, зубы ищете? — оглянувшись, спрашивает идущий впереди меня Зейтун.
— Какие зубы?
— Да древних рыб! Фосфориты — породы осадочные. Когда-то здешняя пустыня была дном океана. Останки морских животных и растений превратились в ценное сырье, а вот рыбьи зубы находим до сих пор.
Признаться, я не имел об этом никакого представления, о чем и поведал Зейтуну.
— Ладно, — улыбнулся он в полутьме. — Спустимся — я вам покажу.
В поселке Зейтун забежал в один из домов и, вернувшись, протянул руку, раскрыв ладонь. Там лежала горсть доисторических зубов, сантиметров по пять каждый. Черных, серых, бежевых. Блестящих, будто покрытых лаком, и острых, как наконечник стрелы.
— Возьмите несколько на память, — предложил Зейтун. — Отличный сувенир эпохи мезозоя! Может служить талисманом. Ведь каждому из них — 70 миллионов лет!
Отказаться от этого предложения было просто невозможно.
Купание при луне
В административном центре оазиса Дахля, городке Мут, нас встретили просто по-царски — и в смысле гостеприимства, и буквально: поселили в особняке, принадлежавшем когда-то королю Фаруку. Правда, особняк этот, видимо, ни разу не ремонтировался с тех пор, как в 1952 году Фарука свергли. Но следы прежней роскоши в виде мебели с облупившейся позолотой и помутневших зеркал сохранились.
Бросив критический взгляд на место своего ночлега, мы вновь вышли на улицу.
— Хотите искупаться в горячих источниках? — спросил наш провожатый Мустафа.
— Конечно, хотим!
— Тогда поехали.
Когда мы добрались до источников, уже стемнело. На вековых казуаринах — вечнозеленых деревьях с мягкой хвоей, которые египтяне обычно сажают вдоль дорог, устроились на ночь цапли. Из-за раскидистых крон деревьев в безоблачном небе показалась полная, яркая луна. От зелени веяло прохладой. И весь этот наполненный покоем пейзаж казался чем-то нереальным после многочасовой поездки по жаркой пустыне.