Журнал «Вокруг Света» №9 за 2003 год
Шрифт:
Анциферов вспомнил 23 сентября 1924-го, когда бывший Невский представлял собой бурлящую мутную реку, по которой неслись тысячи сосновых шашек торцового покрытия, которыми были вымощены мостовые. После того страшного наводнения мощение торцами возобновлять уже не стали. Трамвайные пути выложили диабазовой брусчаткой, а тротуары – асфальтом.
…Неожиданно грянул духовой оркестр, по центральной части проспекта двигалась толпа рабочих в косоворотках и девушек-активисток в красных косынках, которых охраняли бдительные милиционеры в касках. Демонстранты несли лозунги с обычными призывами и здравицами в честь братства пролетариев всех стран, портреты вождей, карикатуры на империалистических «акул». На этот раз шествие было посвящено открытию в Ленинграде международного конгресса «рабочих-эсперантистов».
Издалека был виден стеклянный купол с глобусом роскошного здания в стиле модерн, сооруженного в начале века для компании по производству швейных машин «Зингер». С 1919 года
За Мойкой Анциферов повернул налево, вдоль чичеринского дома, сооруженного в конце XVIII века. Этот квартал с его богатейшей историей – от старого Гостиного двора, сгоревшего в 1735 году, и деревянного Зимнего дворца Елизаветы Петровны – всегда привлекал знатоков города. Для петербургских интеллигентов, не оставивших город после революции, это старинное здание было памятно Домом искусств – организацией, занимавшейся устройством быта писателей и ученых в голодные 1919—1922 годы. Здесь устраивались лекции, собрания, работали литературные студии, а некоторые литераторы – Александр Грин, Владислав Ходасевич, Аким Волынский, Осип Мандельштам, предпочли поселиться в приспособленных под жилье апартаментах банкира Степана Елисеева, последнего дореволюционного
владельца этого дома.
Переименование Большой Морской в улицу Герцена Анциферов, всю жизнь питавший пиетет к основателю вольной русской печати, понять еще мог, но вот почему Исаакиевскую площадь надо теперь называть именем Воровского, казалось ему непостижимым. Собор, правда, так и не переименовали, но устроили в нем «антирелигиозный музей», подвесив под куполом маятник Фуко для доказательства вращения Земли. Парижане с такой А.Ф. Белый. Демонстрация у Литовского замка в Петрограде. 1926 г. новинкой познакомились в своей церкви Святой Женевьевы еще в 1851 году.
Все перемешалось на Исаакиевской площади! Угловой доходный дом в суховатых формах позднего ампира, где Достоевский писал «Белые ночи». Роскошная эклектика памятника Николаю I и окружающих его министерских зданий, в которых в 1920-е годы разместился Институт растениеводства; его директор, академик Николай Вавилов, собрал в многочисленных своих экспедициях уникальную коллекцию семян мировой флоры. Грузная неоклассическая колоннада облицованного гранитом здания Германского посольства, построенного по проекту П. Беренса незадолго до войны (уже в августе 1914 года возбужденная толпа сбросила с крыши венчавшие фронтон изваяния тевтонских атлетов с конями). Две гостиницы на восточной стороне площади: «Астория», сооруженная по проекту мастера северного модерна Федора Лидваля всего 14 лет назад, и существующий с начала XIX века «Англетер», переименованный в «Интернационал». В ночь на 28 декабря 1925 года здесь при таинственных обстоятельствах погиб Сергей Есенин. Официальная версия – самоубийство, но по городу ходили разные слухи…
Для Анциферова на этой площади милей всего был элегантный особняк с мраморными колоннами у входа, изысканная отделка которого была характерна для раннего классицизма XVIII века. В доме, принадлежавшем в 1760-е годы Нарышкиным, а затем Мятлевым, в 1920-е годы проводило свои заседания Общество изучения, популяризации и охраны художественных памятников старого Петербурга и его окрестностей.
Свою работу Общество начало именно с окрестностей. Великолепные императорские резиденции и великокняжеские усадьбы до революции считались частными владениями. Даже специалисты могли изучать сокровища загородных дворцов только по специальному разрешению. Поэтому, когда весной 1918 года дворцы Петергофа, Царского Села, Павловска и Гатчины стали музеями, для многих это оказалось первой возможностью увидеть заключенные в них шедевры. Группа краеведов и любителей искусства под руководством Сергея Жарновского организовала в 1919 году семинар по изучению дворцово-паркового ансамбля Павловска. Именно в этом году, осенью, Павловск (тогдашний Слуцк) оказался в зоне боевых действий. Анциферов, преподававший в детской колонии на территории Графской Славянки под Павловском, был непосредственным свидетелем наступления Юденича.
Казалось, в те годы, когда перед каждым вставал вопрос о собственном выживании, никого не могли интересовать памятники истории и культуры. Но нет, на
После окончания лекции Анциферов направился к Неве. Медный всадник, Адмиралтейство, широкая панорама Васильевского острова: от Стрелки до сфинксов у Академии художеств – над этим не властны время и перемены политического строя. Теплый июльский вечер манил к долгой прогулке. Николай Павлович решил навестить Падре – так благоговейно, как святого отца, называли ученики своего профессора Ивана Михайловича Гревса.
Гревс жил на Тучковой набережной, 12. Из окон его квартиры открывался вид на мрачные, давно не ремонтировавшиеся строения складов на Тучковом буяне, за ними – силуэт обветшавшего Владимирского собора, левее, за деревянным мостом через Малую Неву, – угловатые конструкции стадиона КИМа (Коммунистического интернационала молодежи).
Анциферов вспомнил, как от пристани на Тучковой набережной в сентябре 1922 года отошел по направлению к Германии пароход «Обербургомистр Хакен». На нем вместе с семьями покидали город высланные из страны по распоряжению Ленина 25 крупных ученых. С некоторыми из них Анциферов был знаком лично, все они были хорошо известны в кругу петербургской интеллигенции: экономист П. Сорокин, философы Н. Бердяев, Н. Лосский, С. Франк, историки А. Кизеветтер, С. Карсавин.
Иным удавалось отправиться за границу по своей воле. Так, в 1925 году уехал в командировку в Германию и больше уже не вернулся философ и церковный историк Георгий Федотов, знакомый Анциферову по кружку «Воскресение». Организатор этого кружка Александр Мейер много размышлял о роли церкви в эпоху социальных переворотов. С 1918 года в его квартире в деревянном домике на Малом проспекте Петроградской стороны стали проводиться собрания, на которых общались яркие и выдающиеся личности. Среди участников собраний – друг Блока Е. Иванов, молодые ученые: филолог М. Бахтин, физиолог Л. Орбели, пианистка М. Юдина. Усердно посещавший кружок Анциферов, в 1925 году был арестован и отправлен в сибирскую ссылку, но вскоре обвинение было снято, ученый вернулся в Ленинград, даже не предполагая, что дело далеко не кончено. Следующий арест, в 1928 году, был связан как раз с мейеровским «Воскресением».
Анциферов никогда не забывал об увлекательных лекциях Гревса в университете, поездках с ним в Италию, по Северу Руси, совместной работе в Экскурсионном институте, существовавшем в Петрограде в 1920—1925 годах. 66-летний профессор видел в своем ученике достойного преемника, развивающего его концепцию о комплексном изучении исторических мест в неразрывной взаимосвязи природных, социальных, экономических и культурных факторов. Увы, эта бесспорная, научно обоснованная методика довольно скоро вызвала подозрение советских властей в «шпионском» характере краеведческих исследований. А потому расцвет петербургского краеведения в 1920-е годы сменился полосой жестоких, ничем не оправданных репрессий. Анциферова ждали Кресты, Кемь, Соловки, Медвежья гора, Беломоро-Балтийский канал, Бутырка, уссурийские лагеря – весь арсенал ГУЛАГа, из мертвенных объятий которого ни в чем не повинному ученому удалось вырваться лишь в 1939 году…