Журнал «Юность» №05/2024
Шрифт:
Вальсы сменяли друг друга, а они все танцевали. С каждой минутой все слаженней. Наконец она отпустила руки, отодвинулась от него. Он смотрел на нее раскрасневшуюся, с растрепанными волосами. Смотрел по-мужски властно.
– Ну ты меня совсем загонял. Хорошо танцуешь.
– Но я же артист, как-никак. Нас учили.
Они снова сели на диван. Он легко взял ее за руку, чуть сжал кисть. И в этот момент, когда его пальцы прикоснулись к ее коже, она почувствовала, как ее будто ударило током. Вся мерзость ее положения открылась ей в эту минуту. Она в квартире женатого человека. Он сейчас начнет целовать ее, потом они переспят и больше никогда не встретятся, поскольку их будет тяготить стыдное воспоминание. Летнее приключение мужика! Летнее развлечение бабы! Этого нельзя допустить! Они никогда не гуляли на Патриарших по грязи, дожидались, пока станет сухо.
Татьяна всегда принимала решения быстро. Она мягко высвободила руку, посмотрела на часы, произнесла дружелюбно:
– Ну вот. Мне
Михаил прищурился, собирался что-то сказать, но передумал. Только кивнул.
Через несколько минут она уже быстро спускалась по лестнице, и каждый ее шаг составлял с другими такими же мелкую барабанную дробь.
Михаил выпил еще две рюмки коньяка. С удовольствием съел грушу. «И зачем я соврал ей про жену. Сказал бы ей правду, что никакой жены у меня нет. Хотя… Нет. Правильно я все сделал. Так держать! А то она еще возомнила бы чего-нибудь. Ей обидно сейчас, скорей всего, после всего, что я наболтал ей про жену. Или все равно? Даже телефонами не обменялись. Все-таки я клоун, скверный клоун!»
Он подошел к окну, распахнул его, и в ноздри стал проникать неповторимый запах летнего московского асфальта. Неизменный запах. Единственное, что постоянно в этом городе. Танина машина тронулась в фонарную пустоту. Помахал ей рукой, зная, что она этого не увидит.
Павел Крутояров, погибший гимнаст, был его лучшим другом. И никого ближе он не встречал. Так вышло. Спустя два года после его смерти он так не преодолел связь с ним. Покойный будто продолжал влиять на его жизнь. Вот и сегодня он вмешался. Задержал его около Смоленской площади. Харитонов до сих не находил сил подойти к его дому. Про друзей, приходящих его вспомнить, он Тане тоже соврал. Видимо, еще в детстве он все время желал выглядеть в ее глазах не тем, кем он являлся. Мишель! Почти Платини! Вот и теперь с ним то, старое, сыграло злую шутку. Злую ли? А если Таня вновь мелькнула на его горизонте, чтобы стать первой, кому бы он открыл правду о гибели Пашки? И вообще стать первой. Пашка погиб не из-за несчастного случая. Это подстроил его партнер. Из ревности. Специально не поймал его. Вот у Павла сердце и остановилось. Он всего ожидал, только не этого. Вероломство! Никто не наказан. У Харитонова не имелось доказательств, только слова Павла, что если с ним что-то случится, виноват его партнер. Что заставило Крутоярова выйти в тот вечер на манеж и отдаться воле злодея? Что приковало Харитонова к креслу в гримерке? Ведь он мог забить тревогу, пожаловаться, предупредить руководство, что-то предпринять, а не рыдать бессильно. Партнер вскоре уволился. Что с ним – никто не знает. Девушка Павла также исчезла. Вместе с убийцей или нет? Все словно воды набрали в рот. А если все в сговоре?
Харитонов давно уже со своим номером в другой труппе. Ни с кем из прошлых коллег не общается. То шоу держалось на рискованных трюках Крутоярова. Без него все развалилось, все разбрелись. Пашка, снимавший комнату, нередко ехидничал в адрес коренного москвича Харитонова. Мол, комфорт, расслабляет.
Долго ли ему еще приходить к Смоленской и стоять там, убеждая себя, что хватит малодушничать, пора подойти к дому Павла, пора снять с себя вину. Сегодня он почти решился…
Татьяна лежала в ванне и ощупывала себя. Ей мерещилось, что она состоит из другого, чем раньше, вещества. Сколько лет она проклинала родителей, что они увезли ее из Москвы. Все было бы у нее по-другому. Теперь она приближается к сорока. И вот Мишка случайно встретился. Миллионы раз она представляла это! Но никогда не искала его, хотя это было несложно, по большому счету. Боялась разочарования. И вот все случилось. Она разочарована? Да. Очень. Но… Не сходить ли завтра в цирк?
Михаил Харитонов – сочетание распространенное. Поиск в интернете – пустое дело. А вот Михаил Харитонов – клоун? Нет. Она избежит этого. Тоска только усилится. Хотя…
Вода остыла, а она все лежала.
На следующий день Татьяна появилась в цирке. Купила билет во второй ряд. Цветной бульвар, дети, мороженое, хлопотливые родители. Другая планета. Сперва никак не могла разобрать, какой из клоунов Мишка. Грим менял лица до неузнаваемости. Потом определила. Заметил ли он ее? Что делать после представления? Идти к служебному входу?
Вдруг ее пронизала мысль: а если его жена в цирке тоже? Какой позор! Она ушла в антракте…
Мы многого не знаем друг о друге наверняка и строим свою жизнь на ложных предпосылках. Уверяем себя, что все выглядит только так, как видим мы. И почти никогда не допускаем, что кем-то введены в заблуждение. И что это нам не откроется до смерти.
Пойми Таня, что ее верный поклонник из детства не женат, она не упустила бы свое счастье. Но она уже выбежала из цирка, и пути назад ей нет. А для Михаила Харитонова так и останется скрыто, что она приходила в цирк в надежде изменить что-то, что-то вернуть. Как и то, что не партнер Павла мучился ревностью, а сам Павел. И вовсе не девушка была предметом этой ревности, а то, что партнер был просто моложе и у него все было впереди. О стремлении партнера навредить ему Крутояров нашептал не только Михаилу, но и многим
Геннадий Воронин
Родился в Москве в 1993 году. С отличием окончил Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
Работает руководителем проектов по развитию бизнеса в «Яндексе».
Выпускник литературных курсов Creative Writing School (мастерская Ольги Славниковой).
Геннадий Воронин – из самых талантливых моих учеников на мастерских CWS. Я сразу обратила внимание на образность его прозы – яркую, часто неожиданную, когда мир видится под резким, острым углом. Интересно и то, как Геннадий ведет сюжет «за край», за тот финал, где другие останавливаются. Вот повесть «Стекла»: произошло изнасилование, виновный жестоко наказан, казалось бы, можно ставить точку. Но и насильник, и жертва вдруг задают друг другу вопрос: как нам теперь остаться людьми? А может, самое важное для художественного исследования происходит как раз «за краем»? Повесть «Стекла» – первая публикация молодого автора. Геннадий Воронин работает энергично, и, надеюсь, скоро мы увидим его дебютную книгу.
Стекла
Повесть
Движение машин и пешеходов за окнами аудитории А-215 казалось размытым фоном для белесых, будто известковых, следов засохших капель, оставленных весенними московскими дождями. С недавнего времени Лубов видел только стекла, не замечая, что происходит за ними. В такси они были чистыми, без единого пятнышка, дома – немытыми, с широкими полосами от узловатых ветвей тополя, которые хлестались под сильным ветром, оставляя желтые клейкие чешуйки. Глядя на них, Лубов представлял, как где-то в лаборатории доктор, обязательно седой, с глубокой складкой между бровями, изучает стеклышки, покрытые крошечными пурпурными пятнами, похожими на абстрактные литографии. Но сегодня мучительное ожидание наконец закончится.
Все обозначилось примерно полгода назад, когда Лубов, читая в кресле, остановился посреди главы, не отметил страницу, отложил книгу, взял телефон и принялся листать ленту социальной сети, наискось пробегая по постам коллег и друзей. То же произошло на следующий день и через день. Лубов пробовал начать другое, но тут же бросал, вскоре перестал возвращать книги на полки и за несколько недель выстроил на письменном столе две шаткие метровые башни.
Если раньше Лубов преодолевал себя, волевым усилием возвращался к недочитанным главам, расставлял книги по местам, в общем, завершал периоды расхлябанности, и до этого случавшиеся с ним, то теперь это не удавалось. Он не дописал почти готовую статью, в последний момент отказался от публикации в известном научном журнале, перестал обновлять лекции, не подался на конференцию, куда ездил уже лет десять подряд, и вообще плюнул на планы. Вместе с тем Лубов стал замечать, что его мышцы, до этого упругие, обладавшие каким-то изначальным зарядом энергии и силы, размякли. Как будто воля, державшая в напряжении не только ум, но и тело, ослабла, и Лубов скис.
Сперва он подумал – возраст. Говорят же, к сорока наступает кризис. Еще бы, жизнь понятна: долгий, с аспирантуры, брак несколько лет назад закончился разводом, научная и преподавательская карьера на пике – ни приключений, ни эмоций. Однако когда Лубов перестал выбирать сорта кофе и смаковать его, распознавая вкус воронки, которую ему дважды в день заваривали в крошечной кофейне напротив института, он всерьез насторожился и задумался о здоровье. К тому моменту Лубов чувствовал, будто чем-то отравился и все не может поправиться: сил не было, кислый вкус во рту не проходил.