Журнал «Юность» №05/2024
Шрифт:
Метлы сейчас не помешали бы, конечно.
Но в этом мире нет магии, как нет и маны, вместо маны – нефть. Нефть позволяет владельцу делать что угодно. Как и магия. Родители Паши нефтью не владеют, но помогают ее добывать. Поэтому у Паши есть деньги. Но тратить он их не хочет: грязные деньги не интересуют больших мальчиков, они их тратят на книжки Дэвида Гребера и билеты на философские лекции, чтобы вроде как отмыть. Так, по крайней мере, он сам объясняет. Но шаг у Паши все равно короткий и степенный, как у восточного принца.
Они ищут окошко авиакомпании. На его месте они находят только точку одного арабского перевозчика, на
– Паша, где ты покупал билеты?
– Там же, где и все…
– А ты внимательно смотрел, на какой сайт редиректил покупать билеты тот самый сайт? Точно-точно?
Паша не понимает. Женя вздыхает. Тот, что в переноске. Но та, что не в переноске, с ним солидарна.
Еще они находят книжный магазин. Он уставлен биографиями Эрдогана, вечными Стивеном Кингом и Артуром Хейли, для тиктокеров – Колин Хувер, и Женя уже почти готова купить «Аэропорт», чтобы искать там ответы. На вопрос, например, что делать, если твоего перевозчика не существует в природе. Или он умер, а самолет улетел без него. Или что делать, если твой парень стрессует из-за переезда, но пытается скрыть это плохой игрой в мужикастого мужика. Или как слезть с кетамина, причем так, чтобы у тебя посреди дня не дрожали руки в стаккато синдрома отмены. Так много вопросов, так мало ответов, так хочется руководство на тему «Как быть с Пашей» или долгожданный сиквел «Как быть Женей». В переноске мяукает Кото-Женя, и Женя вспоминает, что не кормила его с самого утра, когда они влетали на заднее сиденье такси, а Паша торговался с таксистом по поводу цены, словно они не опаздывали на регистрацию. Бедные, бедные голодные Жени. Женя (та, что не в переноске) предлагает перекусить, раз поиски компании не увенчались успехом. Она знает, что Паша будет отнекиваться – он, конечно, тоже голоден, просто хочет и сейчас оказаться правым, мол, вот он точно знает, где найти агента авиакомпании, как найти проклятый самолет, и поедят они уже на борту. Бедный Паша.
Так и происходит. Паша спрашивает дорогу у стойки с кофе и булочками. Булочки издевательски сильно пахнут сдобой, джемом и плавленым сыром. Женя понимает, что она такими темпами тоже превратится в голодного кота. Стойка отправляет их через несколько рядов окон регистрации, где они находят только туалеты. Женя обнаруживает у себя давно подавленное кетамином желание заплакать, но вместо плача из нее вдруг вырывается, что слезть с кетамина было преждевременным решением. Паша смотрит на нее недоуменно и ничего не говорит. Женя злится на Пашу, хотя он вот точно тут был ни при чем: слезть с кетамина было ее и только ее решение. Кажется.
Наконец после поиска стойки агентства у зоны вылета Паша капитулирует. Они купят новые билеты, он заплатит, говорит он так, словно эта блестящая идея пришла ему в голову только что. У Жени в голове только Нелли Фуртадо. Почему все хорошее заканчивается. В самом деле, почему.
В начале была Женя. Потом у Жени появился Женя. Женя появился после того, как у Жени появился молодой человек (нет, его не звали Женей). Молодой человек решил порадовать Женю и на день рождения подарил ей котенка. Котенок был грязный, с гноящимися глазами, и все время кричал. Потом Женя узнала, что молодой человек забрал котенка на улице у какой-то кошки, и долго плакала. Молодой человек пытался ее успокаивать, потом забил и ушел играть в плейстейшен. Котенка назвала Женей, хотя молодой человек предлагал назвать Монстром. Сам ты Монстр, сказала Женя, и кот стал Женей. В конце концов, глаза у него были голубые, как у нее.
Как звали молодого человека, она уже не помнила. Макс? Миша? Монстр? Пожалуй, пусть будет Монстр.
Пока Жени грызут куриные стрипсы, Паша уходит искать туалет. И не найдет, думает Женя, чувствуя, как к ней снова возвращается головная боль. Потом в руке у нее оказывается блистер с таблетками. Она слегка удивляется, потому что блистер был запакован в пакет на случай дотошного досмотра, и как он переместился из багажа к ней рюкзак, а потом ей в руку – загадка дыры. Она распаковывает таблетки, словно лопает пупырки на оберточном полиэтилене, хотя зарекалась это делать, хотя, плача, просила психиатра назначить что-нибудь другое, и та назначила другое, безопасное, более надежное, не такое болюче-хаотическое. Но потому оно и не работало, по крайней мере – не работало в маленькой «двушке» в Замоскворечье с Пашей и Кото-Женей, не работало с оседающим на листьях платана за окном первым снегом, который холодно таял на ладони, когда она сгребала его с карниза.
– Жень?.. – окликают ее откуда-то далеко.
– Мяу.
Он не сразу понимает, кто из двух Жень это сказал. Он протягивает руку к опрокинутой копне длинных волос, держит в нерешительности и убирает. Будто боится, что его укусят.
Она поднимает голову.
– Ты искал билеты?
– Их не будет.
Он садится напротив, мрачно уставившись на коробку стрипсов, словно это были дождевые черви. Стрипсы душисто дымятся, дымок ей хочется поймать рукой, чтобы он совсем не улетел, спрятать, зажать в кулаке. Ей зябко.
– Ты спрашивал, будут они или нет, или уверен, что их нет?
Он закатывает глаза и откидывается на спинку дивана. На фоне его бежевого свитера диван кричаще красный. Почему в этом аэропорту все красное?
– Что?
– Квоту для животных сложно найти, если не бронировать за неделю или там две вперед. Ты же в курсе.
– Откуда мне знать. Может, кто-нибудь с собакой не полетел и сдал билеты. Или опоздает на рейс, как мы, и квоту…
– Мы не опоздали, – оборвал Паша, выпрямившись.
Потом молчит, как бы оглушенный собственной резкостью, и добавляет, аккуратно обходя опасно близкую пропасть:
– Не полететь. По крайней мере…
– Не с котом, – доканчивает она.
Комната в отеле, приглушенный свет, ветер треплет занавеску с обязательным желтым пятнышком у края. Занавеску никто не дерет. Из вентиляции пахнет травой. Женя в постели с Пашей. Паша отвернулся и сопит. Она не может заснуть. Она смотрит в окно на белый фонарь, единственный на всю улицу. Где-то орут кошки. Фонарь моргает, часто-часто, потом продолжает гореть. Продышался. Она понимает этот фонарь, в этой фантазии она тоже осталась одна в темноте.
Иногда она думает, что будет, если Женя останется один. Или одна. Она сразу начинает плакать. Наверное, их разорвет от боли, а мелкие кусочки унесет по ветру.
Конечно, это ее кот. Всегда был. Не его. Дело не в аллергии. Дело в чем-то более глубоком. В чем-то, что она до сих пор не вполне поняла. И вряд ли поймет.
Нет, конечно, она не слишком привязана к коту. Все в порядке, точно.
– Я пойду пройдусь. – Она поднимает переноску и выходит из кафе. Паша завис со стаканчиком кофе в руке, сидит полуобернувшись, как бы хочет встать и пойти за ней. Но не встает. Она смотрит в окошко переноски и находит зеленющие с черным ядрышком глаза.